Страсть знания

Алфавит философии эмоций A - “Аффект” и Валерий Подорога Современная теория пронизана данным термином, об аффекте пишут все. Когда слышу слово культура - я хватаюсь за пистолет”, - говорили раньше, а сейчас впору перефразировать это под аффект. Термин всеконтекстен, простираясь от юридического “состояния аффекта” или “аффективных расстройств” в психиатрии, психологии и философии, социологии, антропологии, о книгах-пособиях про менеджмент в рамках грубого эмоционального капитализма и говорить нечего. Современность агрессивно настаивает чтобы мы не просто чувствовали, но ещё и понимали, что в какой момент и по какому поводу мы чувствуем, как это следует выражать свою пассивность, страдательность с точки зрения этикета и потребления. Такая ситуация порождает необходимость общей теории аффекта, потому что аффект, эмоция, чувства, страсть - главные terminus technicus эпохи, основа всеобщей коммуникации. Философия эмоций как раз занята изучением и применением подобных теорий. Из русских авторов я бы обратил внимание на Валерия Подорогу и его “Возвышенное. После падения. Краткая история общего чувства”. Концепция Подороги решает проблему многозначности поля значения аффективного, его семанитической и морфологической перегрузки тем, что радикально эстетизирует проблему вслед за третьей Критикой Канта. В основе кантовского чувственного трансцендентализма лежит категория возвышенного:

«Возвышенно то, одна возможность мысли о чем уже доказывает способность души, превышающую всякий масштаб [внешних] чувств.”- пишет Кант.

Соответственно, субъект такого переживания зависит от степени проявленности чувства вкуса, который и будет отвечать за то, как часто аффектация такого субъекта будет протекать как “свободная игра рассудка”, активное созерцание. Бросила девушка и тебе плохо? Созерцай возвышенное, стремись за пределы субъективных эмоциональных реакций и не будет тебе никакого страдания. “Да, она тебя бросила, но зато как это было красиво!”.- как бы говорит нам такая теория, но такой подход не беспроблемен. Подорога верно замечает то, что такая работа с аффектацией зависима от шока, что истощает внутренний потенциал созерцания, а потому ведет к дальнейшей невозможности созерцания. А потому предлагает интересное решение, имманитезацию возвышенного засчет его детализации внутри суждения вкуса. Чувство вкуса, отмечает Подорога само есть ничто иное как переживание, а не только инстанция вынесения суждения о чувственном. Следовательно, мое эстетическое суждение о том, что меня бросила девушка, выраженное как впечатление, дает новый разворот всей ситуации:

«И раз этот опыт возможен, то мы и должны пройти путь к тому созерцанию, которое будет вполне адекватно будущему и максимально полному вкусовому переживанию. Созерцая, мы дополняем созерцаемое своим выработанным в сообществе вкусовым впечатлением (переходящим в суждение.»

Опять же, иронизируя с нашим примером, в некоторый момент выясняется, что страдаю я не о девушке как таковой, её нет рядом со мной в моих переживаниях, а страдаю (переживанию аффективную пассивность) бесконечно обновляя ленту её телеграмм-канала. Это и оказывается тем ключом, через который в настоящем мне сообщается образ претерпевания, но что главное, каким образом он вынесен в будущее, в то, что Подорога называет “возвышенное сейчас и после”. Для возвышенного нет разницы между тем, что дано и тем, что еще грядет, а аффект как раз оказывается связующим звеном, точкой входа в безвременность. Концепция во всяком случае, довольно оригинальная, рекомендую книгу всем, кто интересуется нашей тематикой. Во всяком случае ясно, как интересно пережить несчастную любовь.

Может, давайте без того? Жуткая новость: Вячеслава Морозова, русского политического ученого и теоретика, приговорили к 6 годам тюрьмы за шпионаж, по всем имеющимся данным никаких доказательств представлено не было, а сам Морозов вину отрицает. Подобная новость уже приходила, только менее страшная, она касалась лишь неправомерного увольнения Андрея Десницкого из Вильнюсского университета. Я сейчас ничего не могу, кроме как выразить словесную солидарность и сочувствие коллеге, все мои соотечественники занимающейся наукой — мне отдельно не чужие люди. Но чтобы не сокрушаться самому и сокрушать вас, я хотел бы обратиться к самому широкому кругу коллег, все, кто способны прочитать этот пост. Неважно где вы, в Вильнюсе, Тарту, Душанбе, Петербурге, Москве, где угодно где мы знаем и понимаем, что такое восточноевропейская академия, где риски запредельно велики, а платят нам настолько скромно, что работаем мы обычно в трех местах по кратко-срочным контрактам, коллеги, нам это нормально? Чтобы нас после всей той невероятно духовно затратной дороги к знанию ещё и сажали? Я понимаю, в каком мы сейчас положении, но неужели мы хотим, чтобы ещё сейчас дети, но наши будущие студенты все это тоже терпели? Я полагаю, что мир между странами может быть гарантирован в том числе независимыми от них максимально университетами, как крупневших центров производства знания. Мы не просто заслужили и выстрадали свою независимость, ситуация нуждается в том, чтобы университет стал нейтральной зоной снятия негативности. Если уж воевать, давайте тогда воевать на кафедрах и лекционных залах, с соответствующими вооружениями. Где боевая потеря — уничтожение твоих аргументов, где ранение — болезненная, но обоснованная таким же трудом критика. А того, что сегодня случилось с Вячеславовым Морозовым — быть не должно ни с кем из нас. Сил ему и его близким.

Мы с легендарной Лихининой запускаем сиквел онлайн-курса прошлого года! На этот раз будем тренировать академическое письмо. Будет много практических заданий, инсайтов из социологии знания и душевного общения после занятий. Желающие забронировать платное место могут писать @theghostagainstthemachine, представившись и рассказав пару слов о себе в качестве знакомства. Участникам конкурса на бюджетные места необходимо кидать свои письма на гугл-форму. Ждем вас!

Дорогие друзья, рекомендую обратить внимание на один сиквел одного из самых успешных академических онлайн-курсов из телеграмма. Авторы знают о чем, для кого и зачем говорят. «Как перестать страдать и начать писать» — вечный вопрос суровой академической жизни с её эконометрией, и, если и не имеет финального рецепта по его решению, то искать их все равно стоит. А потому уверен, что курс может быть вам полезен

Чудо преподавания Сегодня провел последние семинары в общем курсе истории философии для первого курса, и, мне кажется, удалось сформировать именно ту мысль, которая объясняет ценность преподавания для самого преподавателя. Всякий студент взятый в отдельности, говоря банально, менее умен, чем преподавателей, готовящийся к занятиям. Никакого автономного в своем опыте студента, его «незамыленного свежего взгляда», который может быть связан с его происхождением или классовым положением, безусловно, не существует нигде кроме сознания преподавателей, которые не хотят готовиться к занятиям, а вместо передачи знаний занимаются передачей собственных убеждений. А на самом деле они ещё так просто работать не хотят. По отдельности (в самом начале работы с группой) большинство студентов воспроизводят банальности, но если преподаватель действительно хорошо работает и в том числе проявляет свой авторитет, то выясняется, что его этим не проймешь. И тогда студенты объединятся против преподавателя, ищут полемический и аксиоматический антидот благодаря коллективному стремлению утвердиться и тут выясняется, что никакой преподаватель не может выстоять перед целой группой, и на глазах коллективное знание становится могущественнее авторитета. И неважно кто стоит перед такой аудиторией — молодой аспирант или доктор наук, они вам покажут что вы ещё очень много чего не понимаете. Мои студенты сегодня так довольно серьезно разъяснили мне (скорее всего не сознавая этого), что я довольно сильно заблуждался насчет позднего Фуко, и это были мои студенческие банальности с первого курса, глубоко въевшиеся в меня. Это и есть главное чудо преподавания, ради чего этим и стоит заниматься. Желаю всем коллегам испытывать это почаще!

Институты мои, институты Когда пытаются определить «как мы дошли до жизни такой» на языке политической теории, то обычно говорят «что в России не построили демократические институты». Однако, мало кто говорит конкретно о том, что они такое. Либеральная рассудочность подразумевает, что это самоочевидно. Якобы институты это — «независимые суды», «свободная пресса», институты общественного контроля по расходованию бюджетных средств и тому подобное. Ключевое слово тут «якобы». Во всех этих рассуждениях кроется один крайне сложный вопрос: что они на самом деле такое? Проблема с этими рассуждениями ровно та же, что с сейчас распространенной критикой девяностых, она в целом заключается в том, что «плохие коррумпированные политики нас предали.» А что, если не предали? Что, если наивная либеральная публика девяностых просто невнимательно читала мелкий шрифт, когда подписывала общественный договор? Нет, политики девяностых на самом деле никого не предавали, а построили ровно то, что обещали — систему основанную на рыночной конкуренции, и в частном случае, институты что ей соответствуют. Поэтому когда сегодня говорят об институтах при этом укрывая вопрос о том, что прежде всего это институты приращения капитала, не говорят самого главного: предлагают не политические свободы, а рыночное закрепление чудовищного неравенства. Любые институты, что продиктованы прежде всего рыночной логикой — институты администрирования, а именно рыночное администрирование основа любых ужасов, когда все, вплоть до человеческой жизни начинает иметь конкретную цену. Но казалось бы, рынок и рынок, как доходит до того, чему все ужасаются? Да из того, что политику невозможно свести к менеджменту над ресурсами, власть — это прежде всего способность предварять в жизнь ценности, справедливость, как её видит властвующий. Идеи всегда имели и будут иметь первичное значение, сколько бы сервисов по администрированию ресурсов не существовало. За то чтобы убедиться в этом воочию мы платим очень дорогую цену. Когда кто-либо скажет вам «да построим институты и заживем» — всегда уточняйте чему эти институты служат по версии предлагающего, добивайтесь конкретики, иначе будете обмануты ровно также как обманулись наши предшественники из тех самых девяностых.

С днем рождения, канал Сегодня этому каналу 2 года, это 560-я публикация в нем. По этому случаю — благодарность читателям, а также небольшой отчет. У этого канала две цели, одна предпринимательская, ведь на нем я публикую анонсы своих курсов по философии. Таких курсов за два года было прочитано 5 штук, все они прошли от «неплохо» до «хорошо» по возрастающей. За это время через них прошло около 150-ти слушателей, большинство из них удовлетворены этим досуговым образованием. Спасибо что ходите, друзья, в эти суровые времена вы источник моего спокойствия и независимости, и не только финансовой. Вторая задача этого канала — просветительская, его цель знакомство вас с дисциплиной философия эмоций, которая составляет главный мой исследовательский интерес как ученого и философа. Здесь вышло около 200 постов, косвенно или напрямую касающихся данной тематики. Спасибо, что читаете, без роста интереса аудитории делать это было бы контрпродуктивно. Вскоре на канале будет постоянная рубрика «Азбука философии эмоций», где мы осветим необходимый порог вхождения в дисциплину. Также в конце июля будет анонсирован новый курс, который будет посвящен проблеме любви, любовного переживания и называется он: «Почему любовь: романтизм и современность.» Надеюсь и дальше общаться тут с вами, быть интересным вам досугом, ведь философия лишенная своей досуговой составляющей решается главного — незаинтересованности и одновременной бескомпромиссности в стремлении к истине. Скоро просчитаемся вновь, с днем рождения нас!

Истина травматичности — трамватичность истины Когда говорят «антипсихиатрия», то сразу вспоминают о Мишеле Фуко, Делезе и Гваттари, Рональде Рейга, Ирвинга Гофмана, Томаса Саасе. Дальнейшее будущее антипсихиатрии стало скорее активистким, чем научным и потому многие забыли о том, что первыми антипсихиатрами были собственно психиатры. Такие как очень ценимый мной основатель дазайн-анализа Людвиг Бинсвангер. Бинсвангер настаивает на том, что главная проблема психиатрии не в её ангажированности натуралистическим эссенциализмом, но в направленности её практики. Каждой науке соотвестветствует её предметная область, для географии это, например, эволюция структуры земной оболочки. Изучая её географ расширяет эту самую предметную область, сама структура земли раскрывает себя благодаря этому. С психиатрией же, настаивает Бинсвангер, все не так. Её предметом с очевидностью должна быта структура патологического опыта человека, то есть то, что значить быть безумным вообще, описание и поиск ключа к этому предельному бытию человеком. Но психиатрическая практика по сути своей направлена на дезавуацию такой структуры, она не просто старается привести «больного к норме», она стремится сделать так, чтобы «расстройства больше никогда и не было в той силе, в какой оно протеклало». Бинсвангер ещё в 1930-ые предупреждает, что такое отношение к патологическим структурам опыта контрпродуктивно, ведет к драматизации аффективного и отказу от мотивации как наиболее здоровой структуры человеческого существования, образующую смысловую связь конкретного существования с миром. И он оказался, как мы понимаем, чертовски прав. Депрессия, как ключевое понятие современной аффективной жизни, сегодня не нуждается в человеке чтобы быть, это человеческое существо поставлено в зависимость от её существования. Как так получилось? Дело прежде всего в том,как говорит Бинсвангер, что само переживание было лишено своего образа (голоса в голове более не значат ничего кроме того, что вы слышите голоса в голове), и потому мы отказываемся признать, что в этом переживании есть истина. Запрет на образ претерпевания суть запрет на универсального факта психического, и отказ от того, что в акте претерпевание содержится наиболее радикальная форма действия, то есть истина. Одной из задач философии эмоций, как я считаю, как раз заключается в такой универсалисткой реабилитации претерпевания.

Сегодня день рождения Петра Великого, а что самое главное, день рождения Петербурга. Я безумно люблю этот город, ещё не живя в нем знал, что обязательно буду. Как бы не была отвратительна жизнь, чтобы не происходило вокруг, я прихожу на Троицкий мост и смотрю на этот вид и мне легчает в любое время года. С днем рождения, дорогой Петербург! Твои лучшие дни ещё впереди, обидный ярлык «великого города с областной судьбой» канет в лету, у тебя все для этого есть.

Марк Фишер был прав (с) Недавно на русском вышли лекции Марка Фишера о пост-капиталистическом желании. Сами по себе эти лекции интересны, но не раскрывают всей важности его фигуры. В них Фишер ведет поиск своей новой политическо-философской ориентации, выраженной также в тексте под названием «Кислотный коммунизм», и одновременно объясняет сложные тексты студентам. Получается с переменным успехом. С профессиональной точки зрения это по-своему захватывающее чтение, но оставляющее чувство незавершенности. Проблема, однако, заключается в том, что подобное чувство возникает со всем наследием Марка Фишера вообще. «Капиталистический реализм», несмотря на его культовый статус, по большому счету – популярный пересказ Джеймисона и Жижека с разборами Nirvana и ссылками на Ника Лэнда. Музыкальная журналистика, с одной стороны, впечатляет попыткой рассмотреть, например, группу Joy Division в рамках политической истории Британии второй половины ХХ века и в общефилософской перспективе, но, с другой стороны, никакого четкого оформления понятию «поп-модернизм» Фишер все же не предлагает, хотя и поднимает его на флаг. Похожая история с его статьей «Покидая вампирский замок»: на уровне эмоции с ней невозможно не соглашаться, но дальнейшей проработки какой-то собственной этической программы за ней не последовало. Поэтому важность фигуры Фишера проявляется в орнаменте из множества незавершенных самих по себе систем и проектов. А дальше вопрос вкуса: сожалеть из-за незавершенности или радоваться из-за возникающего на глазах орнамента. В последнее время я все больше склонялся к первому ответу и даже объяснял эту теоретическую неудачу (нам бы всем такую, конечно, но это другой разговор) Фишера тем, что он не смог до конца преодолеть рамку британских культурных исследований и дикого ворикского делезианства 90-х. Но все же это не совсем справедливое представление. Философская интуиция у Фишера была прекрасная. Вот один из моих любимых его текстов, блоговая запись по мотивам круглого стола, обсуждающего акселерационизм. В ней Фишер полтора десятилетия назад, описывает основной конфликт в современной философии, как борьбу Терминатора и Аватара. Или, иными словами, конфликт акселерационистского техноцентристского ингуманизма и ново-материалистической натурфилософии. Конечно, можно сказать, что такое понимание основного конфликта ограничено рамками делезианства. Однако у нас сама реальность в пародийной форме воспроизводит проблематику упрощенного делезианства, соединяя в себе аксерерационистский техно-феодализм и также феодальные, по сути, военные конфликты, прикрывающиеся деколониальной риторикой. Так что нам всем еще придется работать, чтобы наметить путь выхода из этого тупикового совпадения противоположностей. И тут Фишер, хотя и не дает ответов, но часто подсказывает правильное направление. https://markfisherreblog.tumblr.com/post/32522465887/terminator-vs-avatar-notes-on-accelerationism