Новочеркасск. Минута в минуту

Поддержите «Минута в минуту»‎ Мы стремимся делать наши премьеры всё глубже и масштабнее. Это требует более тщательной и длительной проработки. Поддержите нас ежемесячной подпиской! Работает и для россиян, и для всего мира

Расстрел рабочих Новочеркасска с разницей ровно в 62 года и с точностью до минуты для вас воссоздали Алексей Новоселов и Наталия Исакова. Пожалуй, это был наш самый трудоемкий проект. Конкретных деталей этой истории очень мало, и они очень разрозненны. Пришлось даже поработать в библиотеках, восстанавливая картину по крупицам. Удалось ли это — решать вам. Если наш труд помог вам узнать что-то важное или дал пищу для размышлений, пожалуйста, поддержите нас: из России и Беларуси — на карту 5469160016338928, а еще лучше подпиской на Boosty из остального мира — на PayPal, а еще лучше подпиской на Patreon Криптовалюты Или нажимайте специальную кнопку от телеграма (работают все банковские карты мира) 👇

От редакции. День премьеры этого проекта прошел для нас в недоумении. По какой-то причине, теперь уже нам самим непонятной, мы были уверены, что она состоится на фоне массы статей и программ к годовщине самых известных народных выступлений в СССР. Реальность оказалась иной. В федеральных СМИ, которые еще не заблокированы, мы с трудом выискали три небольших материала — на всю огромную Россию. Надо ли говорить, что в результате дата прошла практически незамеченной. А на Новочеркасском электровозостроительном заводе, который забастовал первым, именно в этот день открыли выставку о «достижениях завода в 1962 году», на которой забастовка и расстрел не упомянуты ни одним словом. Такое комментировать — только портить. Всё это натолкнуло нас на мысли о сотнях раненых и отправленных в лагеря новочеркасцев, которые от страха перед новыми репрессиями более 30 лет молчали о произошедшем с ними. Оно и понятно — с них ведь тоже взяли расписки о неразглашении под страхом расстрела. Эти люди не только понесли жестокое и незаслуженное наказание, но и до конца своих дней оказались выброшены на обочину жизни. Их общая судьба очень точно передана в воспоминаниях Александры Пекуш, потерявшей из-за ранения еще не рожденного ребенка, которые были записаны в 1991 году. …Зимой меня выписали. Дали удостоверение инвалида второй группы и назначили пенсию. Через год мне нужно было ехать на переосвидетельствование. Как это было больно и унизительно! В 24 года — инвалид, прошу у государства пенсию. И я не поехала. Так на костылях и вышла на работу. Сотрудники относились ко мне хорошо. Только главный бухгалтер сказал мне как-то: «Твое место в Сибири!» Беда не приходит одна. Меня стали преследовать болезни. Сколько раз находилась на волоске между жизнью и смертью! Вся в шрамах, хоть и на войне не была. За что? Вся жизнь как-то наперекосяк получилась… Несколько недель назад обратилась к врачам с просьбой восстановить инвалидность по двум огнестрельным ранениям, полученным в 1962-м году. Услышала в ответ: «Ничего тогда не было!» Как это? Может, и меня сейчас нет?

Власть отомстит и единственному генералу, который «не увидел перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать танками». Герой Великой Отечественной войны Матвей Шапошников будет уволен, исключен из КПСС и подвергнут уголовному преследованию. Оставшиеся 32 года жизни он посвятит попыткам рассказать правду о Новочеркасске. Надгробие на кладбище, где он похоронен рядом со своей женой-фронтовичкой, гласит: «У каждого есть своя война и свой Новочеркасск, но не каждый выходит из них так, как Шапошниковы Матвей Кузьмич и Екатерина Сергеевна»

Однако жертв всё же больше, чем по официальной версии. К ним следует отнести еще по меньшей мере 7 человек — тех, кто был расстрелян как «лидеры забастовки». Среди них и упомянутые нами Андрей Коркач и Сергей Сотников. В 1991 году Верховным судом СССР шестеро из них будут **полностью реабилитированы за отсутствием в их действиях состава преступления.** Еще одному оставят лишь обвинение в хулиганстве, наказание за которое не превышало трех лет.

По официальным данным в ходе подавления забастовки убито 24 человека. В следующие двое суток милиционеры «подзахоранивают» их в чужие заброшенные могилы в других городах. С милиционеров берут подписки: Я, оперумолномоченный [ФИО], даю расписку в том, что обязуюсь выполнить правительственное спецзадание и обязуюсь выполнение его держать как строгую государственную тайну. В случае нарушения настоящей подписки я буду привлечен к высшей мере наказания, к расстрелу. Лишь матери 19-летнего Леонида Шульги, по большому знакомству, разрешат похоронить его в гробу, но при этом ей запрещено будет плакать. Остальные убитые обретут покой по человеческому обряду лишь через 32 года, когда будут перезахоронены на новом кладбище Новочеркасска. Фото: 18+

Члены президиума ЦК КПСС Козлов и Микоян созывают совещание с генералитетом, на котором пять часов спорят, как лучше скрыть трупы: закопать в песках Средней Азии или утопить в Таганрогском заливе? Вспоминает генерал-лейтенант Д. Иващенко. …Ночью погибших предстояло захоронить. Весь вопрос: где и как? Пять часов подряд мы пытались прийти к единому мнению. На совещании присутствовали Микоян, Козлов, Плиев, начальник областного УВД Стрельченко и я. Вначале предложили: похороним по-человечески, люди поймут. А если не поймут? Если похороны вызовут новую волну беспорядков? Нет, такую ответственность взять на себя мы не могли. Было такое предложение: выдать трупы семьям, чтобы похоронили сами. Но и от него были вынуждены отказаться. Похороны, поминки… Решили взять вагон-ледник, положить гробы и отправить в Среднюю Азию, захоронить где-нибудь в песках. Но и от этого отказались. Тогда Стрельченко предложил похоронить по-морскому: в мешки, привязать камень, погрузить в шаланды и — в Таганрогский залив. Но и на этом не сошлись. Остался последний вариант, с которым согласились все: похоронить по несколько трупов на разных кладбищах. Это предложил Микоян. «Учтите, сказал он, пройдут годы, люди будут все равно обращаться с требованием показать, где похоронены их близкие»

Когда слух о расстреле облетает город, десятки людей бросаются к моргу в надежде хотя бы забрать тела близких. Ольга Артющенко вспоминает, как попала в психушку, после того, как нашла своего 15-летнего сына Толю среди других убитых детей. …О том, что сын наш попал под обстрел и находится в морге, мы узнали от кого-то из военных уже через несколько часов после случившегося. Мы с мужем побежали к моргу. Ворота инфекционной больницы, на территории которой находился в то время морг, были закрыты. Я перепрыгнула через забор. Ко мне сразу подошел человек в штатском и спросил, кто я и что здесь делаю. Сказала, что работаю в больничной котельной, и он пропустил меня. Я ворвалась в морг. Вокруг лежало много тел. На полу, на столах. Я искала своего Толю. Узнала его по обуви, по новым туфлям, которые мы купили ему накануне всех этих событий. Он лежал на столе. Отдернув простыню, я ахнула. Это был он. До самого конца не верилось, что с моим сыном могло что-то подобное произойти. Кому нужна была жизнь невинного ребенка, пострадавшего только за то, что прибежал посмотреть на танки и военных с автоматами? Рядом с сыном валетом лежали еще двое детей. Наверное, я закричала. Дальнейшее помню смутно. Прибежали какие-то люди, схватили и вытолкали меня из морга. Потом они заставили меня расписаться в какой-то бумажке и сказали, чтобы молчала о том, что здесь увидела. В это время схватили и моего мужа, который прыгнул через забор. Его посадили в милицейскую машину и увезли. А я попала в психушку. Пробыла в больнице около месяца. Когда вышла на работу, мне ответили, что я там больше не нужна. Меня уволили из воинской части за 24 часа, «чтобы не сеяла смуту среди военных», так мне коротко объяснили причину. С тех пор я больше не работала. Имела корову, держала хозяйство, тем и кормились с детьми.

Немедленно после расстрела на площадь въезжает несколько военных санитарных машин. Неизвестные в гражданском небрежно собирают трупы: буквально швыряют их в кузова. Еще через минуту появляются пожарные машины и брандспойтами смывают кровь, которая бурой рекой стекает по улице.

Ещё одной жертвой расстрела становится ребенок беременной Александры Пекуш, который должен был вот-вот родиться: — Я вышла из училища связи и пересекала городской парк. Около биллиардной вдруг, будто споткнувшись, упала. Боли в первый момент не почувствовала. Лишь увидев перед лицом свою пятку, с ужасом поняла, что случилось. Когда мне удалось приподняться, почувствовала второй резкий удар в плечо, упала. Какой-то парень, проходящий мимо, поднял меня и принес на площадь. Там уже все было кончено. По площади текла кровь. Валялись обувь, панамки. На лавочках вокруг фонтана лежали люди, суетились врачи. Нас привезли в хирургическое отделение, выгрузили прямо на пол. Так, в куче, мы лежали до вечера, часов до девяти-десяти, пока заведующий хирургическим отделением проходя, не увидел меня и не сказал: «Немедленно на стол!»