Irina Sheludko Psy

Сама я такой текст вряд ли напишу, руки точно дойдут, но тема очень знакомая, и я разделяю идеи автора, коллеги Анастасии Рубцовой. А что вы думаете? Почитаем вместе «Я (А. Рубцова) с утра собиралась порассуждать о высоком, но получила письмо. Много писем я перевидала в жизни, но и меня, оказывается, можно удивить. «Дорогая Анастасия, – было сказано в письме, - у меня есть дочь, взрослая уже женщина, и я уверена, что этой дочери будет очень полезно с вами поработать. Вот вам ее телефон, НАПИШИТЕ ЕЙ и предложите свои услуги». Пока я сидела в изумлении, соображая, зачем я буду предлагать себя какой-то незнакомой женщине, мне вспомнилось еще кое-что. В одном телеграм-канале, хорошем канале про секс, автор недавно написала «если вы хотите помочь партнеру, не тратьте деньги на секс-игрушки, подарите ему сессию у психолога». И я понимаю, что это не частные случаи заблуждений. А отражение общей картинки, когда психология ушла далеко в массы, так далеко, что психологом теперь называет себя каждый второй. Через запятую – психолог, астролог, таролог, мастер духовных энергий, а также немножечко шью. Лично мне не жалко. Но многим начинает казаться, что психолог – сервисная профессия, что-то среднее между массажистом, мастером маникюра и автомехаником. Друзья мои. Пожалуйста, не дарите никому сессию с психологом. Ни лучшему другу. Ни партнеру. Ни ребенку, ни родителю. На то есть четыре причины. Во-первых, не делайте этого потому же, почему вы (надеюсь) не дарите ему визиты к гинекологу, эндокринологу или онкологу. Или поход на гастроскопию. Психотерапия – сфера здоровья, а не развлечения. Здоровье – штука очень интимная. Вы можете спросить близкого человека, не хочет ли он показаться онкологу. Или сходить к психотерапевту. Но это всегда его тело, его дело и его решение. И если он говорит «нет, не хочу», а вам кажется, что он ДОЛЖЕН ХОТЕТЬ, то проблема у вас. Во-вторых, психология попала в парадоксальную щель, в которой она, с одной стороны, стала массовой. А с другой стороны, осталась стигматизированной. И слова «давай ты сходишь к психологу», точно так же, как сессия у психолога в подарок, в большинстве случаев считываются вторым человеком как «ты больной, пойди-ка полечись» (и признайтесь, вы же что-то такое и имели в виду?). Тут второй человек, естественно, обижается, злится, думает «да сама ты больная». Все. Диалог прерван. А ведь это наверняка не то, чего вы хотели. В-третьих, ни один уважающий себя терапевт не продаст вам ваучеров и подарочных сертификатов на свою работу. Психотерапия начинается с диагностического интервью, да хотя бы с письма клиента. В диагностическом интервью становится понятно – по адресу ли вообще человек пришел? К психотерапевту ли ему нужно, или к психиатру, или вообще к юристу? Способен ли он связно разговаривать? И сможет ли данный конкретный терапевт ему помочь, его ли это профиль? Без понимания всего этого – бесполезно начинать работу. Это просто мелкое мошенничество. Так что, если психолог торгует подарочными сертификатами, он, скорее всего, непрофессионал и мошенник. Лучше потратьте эти деньги на билеты в театр. Ну и в-четвертых, психотерапия – это работа долгая. Не одна сессия. За одну сессию никто (поверьте мне, у меня опыт) не успевает даже рассказать о проблеме, а не то, что ее решить. И если вы рассчитываете, что человек сходит, ему понравится, «а дальше он сам» – то этим вы можете поставить его в очень неловкую ситуацию. Так что оплачивать другому человеку психотерапевта можно в одном-единственном случае. Если этот другой человек сам пришел и сказал: я очень хочу, мне очень нужно, но у меня сейчас нет денег, оплати за меня, пожалуйста? А я тебе потом верну. А записывать его без спроса – просто ни в каком случае». Анастасия Рубцова Я могу быть не так радикальна в идеях что что-то не так с тем, кто хочет подарить сессию с психологом, часто это естественное желание помочь, но я точно присоединяюсь к идее что это возможно это не та помощь которую вы могли бы дать своему близкому, возможно ему нужно что-то другое.

«Рано или поздно всегда наступает момент, когда люди перестают бороться и мучить друг друга, смиряются наконец с тем, что надо любить другого таким, как он есть...» Альбер Камю «Записные книжки» Оптимистично… а в вашей жизни наступил такой момент или в процессе?

Подглядела видео у прекрасной Мариночка Владимировна держит за руку Кому знакомо?

Вчера… Вчера был день, когда хотелось молчать… буквально ничего не говорить вслух… Почему, я не очень понимала, пока не вспомнила, как в прошлом году на конференции «Будущее военного невроза и его психические последствия» в Ереване, слушая один клинический случай, я поняла, что не помню голос своего деда… от слова не помню совсем. В памяти, только, застывшая сгорбленная фигура над металлической кружкой с крепко заваренным чаем, настолько крепким, что он был больше похож на что-то типа черной масляной краски. Дед прошел Великую Отечественную войну, был ранен, спасен собакой санитаром, на него моей бабушке пришла похоронка, когда он вернулся, его не хотели пускать домой, так как уже похоронили его… я уже рассказывала эту историю. Но все это я узнала от своей мамы, его дочери, а не от него самого или даже от своей бабушки, его жены. Почему они молчали, что носили в себе, что уносили с собой, что оставили нам в наследство… вопросов много… какие-то ответы я находила на кушетке, какие-то возможно еще предстоит найти. Пессимистично звучит, но актуальность трансгенерационной передачи травмы будет всегда, так как сам механизм передает как традиции, культуру рода, необходимые для развития психики законы и запреты, например, запрет на инцест, так и непереработанные, неинтегрированные своим поколением травмы, а вместо этого превращенные в семейные секреты и тайны. Напомню историю «Охотника за бабочками». Николя Абрахам описывает пациента, который чувствовал себя неуютно в жизни, обращался к врачам, психоаналитикам, но без особого успеха. Он обратился к Абрахаму, которому пришло в голову провести исследование нескольких поколений его семьи. Пациент узнает, что был его дед – отец матери, о котором в семье было запрещено говорить. Это было тайной. ⠀ ⠀ По совету терапевта, пациент навестил родню деда, и узнал, что его дед совершал, поступки, в которых невозможно признаться – его подозревали что он ограбил банк и даже сделал что-то похуже, за что его осудили и отправили в африканский батальон, в каменоломни, а затем казнили в газовой камере. ⠀ ⠀ Чем же занимался в жизни пациент Абрахама? ⠀ Он был геологом-любителем. Каждое воскресенье он отправлялся искать камни, собирал и коллекционировал их. Кроме того, он охотился за бабочками, ловил и умерщвлял в банке с цианидом. ⠀ ⠀ Символический круг закрылся. По сути, жизнь пациента буквально выражает тайну, принадлежащую его матери, тайну не известную ему самому, т.е. поскольку опыт его деда не символизирован, он разыгрывается в действии, это к важности превращать факты биографии в истории, а истории в рассказы. Это не мистика. Это история реального человека, в свете трансгенерационной теории, страдающего от «плохо захороненных покойников» с тайнами о которых нельзя говорить – преступления, депортация, дети родившиеся от изнасилования и т.д. ⠀ ⠀ Нежно любимая мной, Дольто, говорит – мы имеет право знать свою историю какой бы суровой она ни была «все что замалчивается в первом поколении, второе носит в своём теле». ⠀ ⠀ Нет. Правда, не нанесет травму. С реальностью можно встретиться, принять, проработать, т.е. с ней можно что-то делать, например, говорить, испытывать разные чувства, выражать свое отношение к ней, делать частью своей историей, при этом проводя различие «мое не мое», «это у предыдущих поколений возьму себе, это не возьму, пусть тихонько названное словом лежит как часть моей истории» и т.д. Травмы, тайны, секреты, неинтегрированный, несимволизированный опыт наносят психике «дыры… пробелы, оставленные в нас тайнами других», которые не могут быть заполнены ничем кроме правды, хотя нет, к сожалению могут, еще страданием и деструктивностью.

Но аналитик разделил с ним его белую ночь – это знак того, что аналитик смог  разделить с пациентом его раннюю первичную депрессию.    В этом проявляется материнская функция аналитика.   Разве не так же поступают самоотверженные матери, которые продолжают оставаться с младенцем, несмотря ни на что?» #проэмоции #проекции #самаяпрекраснаяработа

В продолжение разговора выше, о важности чувствования чувств, сорри за тавтологию, аналитиком, о способности и открытости к проекциям, на примере клинического случая Жака Пресса. Я не могу приводить свои клинические примеры, но мы можем почитать и поразмышлять на примере опубликованных или приведенных на открытых семинарах. Почитаем вместе текст коллеги Дениса Жигалова по семинару Жана Клод Эльбез и Мариам Бубли. «Клинический пример Жака Пресса , подтверждающий ключевую идею: «От материнской функции к психоанализу».   Эпиграфом к описанию данного случая  стали следующая мысль Жака Пресса: «Прошлое не  спрятано за настоящим, а инфильтрует настоящее, придаёт ему организацию и способ функционирования субъекта. С прошлым связаны все колебания настоящего. И в тоже время настоящее пробуждает прошлое.» Жак Пресс на одном из коллоквиумов представил случай своего пациента,  работа с которым зашла в тупик.   Работа длилась три года. Тупик возник, когда у пациента  начал развиваться негативный  перенос и появилась навязчивая идея, что аналитик желает ему зла. Пациент бы готов перейти к конкретным действиям.   Отец пациента всегда повторял сыну одну и ту же фразу: «если ты будешь похож на моего брата, то тебе будет нечего делать в моём доме».   Брат отца (дядя пациента) терроризировал всех членов семьи и, конечно же, отца пациента.    С определенного момента аналитической работы пациент начал постоянно повторять фразу своего отца, впоследствии у него начались белые кошмары (проявление работы негатива), он  кричал во сне, в ужасе просыпался, и считал, что аналитик желает ему зла. Пациент спал всё меньше и меньше.      У пациента появились суицидальные мысли и он  озвучивал своё желание перейти к действию – покончить с собой. Но его останавливало то, что если  бы он решился на это, то тогда  бы аналитик оказался «в выигрыше», потому что  реализовалось бы желание аналитика причинить пациенту зло.   Постепенно у белых кошмаров  пациента появилось содержание:   это человек, который преследует пациента.   У этого преследователя в руках нож.   В лезвии  ножа пациент  видит лицо женщины. Эта женщина смотрит на пациента и этот взгляд вызывает у пациента сильнейшую тревогу.    Жак Пресс меняет тактику работы: он отказывается от  интервенций эдипального функционирования и переходит к интервенциям  раннего первичного функционирования.    Исходя из рассказа доктора Эльбеза,  мы можем предположить, что  Жак Пресс переходит из позиции «классического  анализа» в   «материнскую функцию аналитика».   Кошмар пациента становится чем-то вроде воспоминания-творения и в конечном счете приводит к повороту влечений.   Пациент начал вспоминать, что когда он был младенцем, родители оставляли его на чердаке, где он не мог спать и кричал все ночи напролет.   Однажды он пришел  к аналитику после очередной белой ночи, но после сеанса ушел не пожав протянутую руку аналитика  (культурный код во Франции предполагает, что аналитик и пациент встречаются и  прощаются, пожимая друг другу руки) и вышел из кабинета, даже не посмотрев на аналитика.   Аналитик был потрясен и теперь он провел белую ночь, всю ночь  не спал и думал, что ему делать, следует ему вмешаться в реальность или нет?   Что же произошло?   Доктор Эльбез разъяснил что произошло в отношениях  между пациентом и аналитиком: в результате  активации у аналитика материнской функции у аналитика произошла  сомато-психическая мобилизация [связанная с обычной в таких случаях идентификацией матери с младенцем/ребенком].   Аналитик мог бы защититься от переживаний  пациента [отказаться от жизненно важной в данном случае  для пациента идентификации с его страданиями, переживаниями и мучениями] и прибегнуть к «стандартным/классическим»  психоаналитическим интерпретациями защиты/переноса.   Но в этом случае такая техника была бы техникой «отстранения/отчуждения» аналитика от  самой сути переживаний/страданий пациента. В таком случае аналитик поступил  бы также, как поступали родители  пациента, оставляя его в одиночестве страдать и мучаться на чердаке.

«Психолог в кабинете – работа с гневом как пациента, так и своим» #проэмоции В личном сообщении читательница спросила «разве психолог, психоаналитик не должен быть нейтральным… разве он может чувствовать гнев?» Начнем с того, что, если вы в психотерапии, я очень надеюсь, ваш психолог, психоаналитик чувствующий, ценящий ваш и свой чувственный опыт. Ирма Бренман Пик в статье «Проработка в контрпереносе» пишет, если «…аналитик не затронут подобными переживаниями, во-первых, несправедливо, а во-вторых, может сообщать пациенту, что его состояние, боль и поведение эмоционально игнорируются аналитиком. <…> если мы изолируем эмоции, мы рискуем изолировать и любовь, смягчающую ненависть, и позволить ненависти управлять так называемым поиском истины. То, что выглядит бесстрастным, может содержать в себе убийство любви и заботы». Нейтральность не равно бесчувствие или нечувствительность к эмоциональным переживаниям. Если ваш психоаналитик не плачет вместе с вами – это не значит, что он не чувствует, просто он на работе, навык саморегуляции у него развит достаточно хорошо, он умеет чувствовать гнев, оставаясь уравновешенным, он умеет чувствовать ненависть при этом не ненавидеть в ответ. Нейтральность – это безоценочное принятие всего что приносит пациент в кабинет… да и злости, и гнева, и стыда, и ненависти, выраженной словами, обращенными, в том числе, к аналитику. Еще немного Ирмы Бренман Пик «если мы полагаем, что нас не затрагивают деструктивность пациента или его болезненные усилия войти с нами в контакт – это не нейтральность, а самообман или глухота». Пока я на семинаре «Сновидения в психоанализе и психотерапии. Перспектива теории поля» Джузеппе Чивитарезе почитаем вместе прекрасный фрагмент о важности чувственного опыта в психотерапии, из его статьи «КОШАЧЬИ ГЛАЗА Внутренняя фокализация и кастинг в психоаналитическом диалоге». «Как органы чувств [чувственные впечатления] обеспечивают согласованное восприятие объектов внешнего мира, так и распознавание эмоций обеспечивает согласованное восприятие объектов внутреннего мира. Проще говоря, психическое благополучие – это способность жить не только в регистрах реальности, но и в мире символов и воображения, а также иметь достаточно хороший контакт с их эмоциональной окраской. Вот почему так важно составлять карту эмоций. Без эмоций восприятие превращается в хаотичный набор данных. Мышление или символизация, способность понимать разницу между словами и вещами, осознание, что язык связывает первое и второе очень произвольно, заведомо предполагает способность придавать эмоциональное значение переживанию, ставить знак плюс или минус перед объектом. Пациент, как и ребенок, может обрести эту способность через переживание бесконечной череды моментов гармонии или унисона с другим человеком. Когда пациент приходит на терапию, его или ее способность формировать мысленные образы, символизировать всегда в какой-то степени ингибирована. Степень ингибированности может быть очень разной – от незначительных и временных дисфункций до тяжелых и стойких состояний. Человек сможет совершенствоваться как актер, режиссер, критик и зритель собственных историй, если поощрять в нем или ней развитие мыслительных навыков и помогать интегрировать свой опыт в повествование, которое постепенно будет лучше функционировать в жизни. В анализе все как в театре: чем лучше драматургия (и эстетическая составляющая) «спектакля», тем больше он трогает и меняет зрителя. Вот почему Бион пишет, что интерпретация должна происходить в измерениях чувственного опыта (проявляться как непосредственно наблюдаемое переживание), мифа (содержать в себе конкретную и значимую историю, обладающую истиной вымысла, свойственной лишь искусству, мифу и снам) и страсти (она должна быть эмоционально насыщенной и выражать связь любви, ненависти и знания). Словом, интерпретации должны быть свойственны целостность и акцент на настоящем (как в театральном искусстве) и сновидческое измерение (как в киноискусстве)».

Архивное. Разговорчики, с сыном, когда он ещё был совсем юным: – Что за праздник? – 1 мая День труда. – Труда?! – Сыночек, взрослые люди ходят на работу… трудятся... вот прям как папа… – А почему это праздник? – Нет, праздник не потому что папа уходит на работу, а потому что это праздник трудящихся… когда ты вырастешь ты тоже будешь ходить на работу… – Чтоо… мало того что я буду ходить на работу, так меня еще с этим поздравлять будут? Не приходи взрослая жизнь… – Ну зачем так пессимистично… говорят труд облагораживает… и вообще именно он из обезьяны человека сделал… – Если я согласен быть необлаго… ну этим невыговариваемым словом… мне не надо будет ходить на работу? ⠀⠀ С праздником, друзья!

В разговоре о гневе, прозвучала идея, что это «стыдная» эмоция, хорошо, что в кавычках, так как ничего стыдного в эмоциях нет – ни гнева, ни грусти, ни каких-либо других. Прозвучала идея, что это разрушающая эмоция, что гнев, изначально направлен на разрушение. К этой всемогущей идее, и том, кого на самом деле она разрушает мы вернемся. Сегодня, еще один ответ на вопрос откуда берется неспособность быть в контакте со своими эмоциональными переживаниями. Авторы размышляют о депрессивных чувствах, но это имеет отношение к любым эмоциям. Есть мамы, которые не выдерживают враждебные чувства ребенка, считая, если ребенок в гневе кричит «ты плохая», значит она на самом деле плохая, хотя это не так. Другие мамы, не принимают ребенка в радости, другие ни минуты грусти ребенка, тут же начинают его веселить. «Когда мать не может выносить депрессивные чувства ребенка, поскольку они не согласуются с ее собственными аффективными состояниями, требованиями ее организации самости или самостно-объектными потребностями, – она будет неспособна помочь ребенку в разрешении важнейшей задачи интеграции аффектов. Когда ребенок переживает усугубляющиеся провалы аффективной настройки, он может, чтобы спасти связь, в которой он так нуждается, обвинить свои собственные депрессивные чувства в провале объекта самости, результатом чего становятся всеобъемлющая ненависть к себе, беспомощность и отчаяние или – если он реагирует защитной диссоциацией «преступных» аффектов – сохраняющиеся на всю жизнь состояния внутренней пустоты. Мы считаем, что и здесь можно распознать природу хронического депрессивного расстройства. В анализе такие пациенты сопротивляются появлению депрессивных чувств, боясь снова встретить такой же неадекватный отклик, какой они пережили в раннем детстве». «Клинический психоанализ. Интерсубъективный подход» Роберт Столороу, Бернард Брандшафт, Джордж Атвуд Источник телеграм Психоанализ на Чистых Итак, если у взрослого человека есть трудности с какой-либо эмоцией, значит когда-то его переживания получали неадекватный отклик. Напомню три важных механизма взаимодействия с эмоциями в семье, без которых трудно представить душевное благополучие человека. Если эту работу не проделали когда-то родители, взрослому важно проделать ее самостоятельно. Интериоризация Ребенок присваивает представления родителей о том, что такое эмоции и как с ними обходиться. В тех семьях, где не принято выражать эмоции, ребенок усваивает представление о том, что эмоции не являются ценностью, их выражать не следует, что он со своими эмоциями никому не нужен. Если эмоции в семье выражаются бесконтрольно, у ребенка формируется представление, что эмоции бессмысленны, эмоциональными реакциями невозможно управлять. Привет всем, кто считает, что эмоции разрушают все вокруг. Отношение родителей к выражению ребёнком своих эмоций Дисфункциональные варианты. Первый – демонстрация родителями ребенку неспособности выносить его эмоции и общая негативная установка по отношению к выражению. Ребёнок усваивает представления о том, что «негативные» эмоции выражать нельзя. Сами знаете кому передать привет. Второй – открытое поощрение выражения «негативных» эмоций исключительно через действие. Оптимальным является спокойное, ровное и нейтральное отношение родителей к выражению эмоций ребёнком без специального их поощрения. ⠀ Готовность родителей быть проводниками ребенка в мире эмоций, чувств, переживаний Если родители готовы объяснять ребенку механизмы развития и управления эмоциональными реакциями, можно говорить о том, что регуляция эмоций у ребенка на выходе получается более эффективной. Клинические и жизненные наблюдения показывают, что дети, чьи родители прилагали усилия, для того чтобы помочь ребенку понять, осознать, или изменить эмоциональное отношение к ситуации, испытывали меньше гнева и печали, чем дети, родители которых бездействовали и просто пассивно их поддерживали. ⠀ Продолжение следует. Много здесь #проэмоции

Интересна тема гнева, откуда он возникает, как с ним работать. Много здесь #проэмоции Откуда Гнев – такая же эмоция, как и все остальные, т.е. субъективная кратковременная, телесная реакция, возникающая в ответ на внутренние или внешние раздражители. Если это чувство, то более долгосрочная, если гневливость стала частью характера, то постоянно сопровождающая и доставляющая неудобство, как самому человеку, так и его окружению. Ключевое телесная реакция, поэтому эмоция не может быть бессознательной. Причины почему она возникла могут, но не сама эмоциональная реакция, а значит тело наш главный помощник для работы с эмоциями. Раздражители у каждого свои, и будут определяться структурой, уровнем организации, типом характера, внутренними и внешними конфликтами человека, отношением к себе и жизни в целом и т.д. Считается, что гнев «отрицательно окрашенная эмоция». Я, не разделю эту идею. Функция злости, гнева – активная защита от реальной угрозы, от манипуляций, отстаивание своих границ и интересов, мотивация, запуск чего-то нового и т.д. Можно ли считать это отрицательным для человека? Я так не думаю. Важно, чтобы человек мог быть в контакте со своим гневом (как и другими эмоциями), осознавать, понимать, использовать, управлять, чувствовать динамику гнева. Как у любой эмоции, у гнева есть динамика – досада – раздражение – злость – гнев – ярость, без способности к управлению переходит в агрессию, но это уже не эмоция, а действие. Если нет способности быть в контакте со своим гневом может переходить в обиду, прячется за пассивной агрессией или сарказмом. Как работать с гневом Зависит от контекста. Автор вопроса может дополнить вопрос, и в следующем тексте мы поразмышляем в его контексте работы с гневом, т.к. есть разница в направлениях работы, например, если это: Ребенок в гневе Он еще не умеет обращаться со своими аффектами, работа с ним потребует терпения, научения, обучения, и ключевое, демонстрации отношения, для возможности интериоризации, т.е. ребенок присваивает, делает частью своего внутреннего мира представления родителей о том, что такое эмоции и как с ними обходиться. ⠀ Три механизма взаимодействия с эмоциями в семье и их влияние на эмоциональное развитие детей. Основной посыл взрослых к ребенку – эмоции – это… Взрослый в гневе Которому не очень повезло с первичным окружением или если ему будучи ребенком пришлось рано стать взрослым – наша эмоциональная сфера не развивается быстро, ей нужно время, поэтому у таких взрослых, чаще всего, есть трудности справляться с любыми аффектами, в т.ч. с гневом. Здесь потребуется системная работа развития эмоциональной зрелости – эмоционального интеллекта по четырем ветвям – восприятие и идентификация, анализ и понимание, использование, управление эмоциями. Здесь мы вместе начинали развивать эмоциональный интеллект #знакомствоссобой и даже делали упражнения, но прежде, есть смысл освоить подходящие вам техники управления гневом. Коллеги когнитивно-поведенческие психологи хорошо обучают инструментарию. Я люблю и использую простую техника STOP, автора W. Timothy Gallwey. В психоаналитическом ключе, независимо от того какие это эмоции – гнев, страх, грусть, радость и т.д., важно развивать способность проделывать психическую работу – #контейнирование и ментализация (психизация символизация) – это лучший способ для нашей психики – проживать эмоции. В направлении контейнирования, ментализации и #символизация и запуска первого психического пути справляться не только с гневом, но и в целом с жизнью мы работаем в психоаналитическом подходе. Главный способ работы с гневом, если мы на территории психоанализа – это слово. «Слова – замечательные контейнеры чувств, которые могут препятствовать сильно эмоционально заряженным переживаниям находить быструю разрядку через соматические реакции или высвобождаться через действие» (МакДугалл). Психолог в кабинете Работа с гневом как пациента, так и своим, это уже совсем другая история. Продолжение следует.