Захотелось пофилософствовать на тему чистоты.
В последние годы существования СССР, и в первое десятилетие после его распада, говорить о чистоте не приходилось. Знаменитый кофейный напиток в школах, половником в гранёные стаканы, которые едва споласкивались между наливами; больницы с мышами, отваливающейся штукатуркой, и многоразовым использованием одноразовых шприцев; и не буду упоминать продовольственные склады, с которыми я немного соприкасался в то время – не хочется вспоминать. Я не знаю, может, уроженцам Москвы покажется, что я какие-то ужасы рассказываю, но у нас в провинции всё это было в полный рост.
Мне представляется, что именно из-за этой сломанной парадигмы так сильно́ было наше желание чистоты, когда жизнь стала налаживаться. Чистота, и даже не чистота, а стерильность, стала синонимом успешности. Если ты мог позволить себе посещать заведения общепита, где готовят в перчатках и непрерывно моют пол, если ты ходил к стоматологу, который приближался тебе только в комбинезоне химзащиты, если в посещаемых тобой магазинах непрерывно пахло хлоркой – ты был успешен. Дальше, когда классовое расслоение прошло пик и перешло к коррекции, различия стали не такими разительными, но всё равно, шаурма, приготовленная в печатках, была дороже шаурмы, приготовленной без перчаток.
И где-то параллельно этому существовала Европа. Никто толком не представлял, что это такое, но те немногие, кто сумел побывать там, когда делились впечатлениями, непременно употребляли эпитет «чисто». Европа – это было такое место, где сыто, красиво и чисто, не то что здесь.
Дорвавшись до тела Европы, мы были озадачены. В Европе продавцы мороженого брали у тебя деньги, и теми же руками, без перчаток, давали тебе мороженое – в вафельном рожке, с которым ты должен был соприкасаться своим ртом! В Европе стоматолог мог почесать голову рукой в перчатке, и не бежал после этого менять всю одежду. В европейском магазине продавщица, уронив помидор на пол, поднимала его и отправляла обратно в лоток, а не на немедленное уничтожение. Это разрушало тот искусственный образ вездесущей стерильности, который мы сами себе выстроили в мозгу на основе антитезы «Европа – не СССР, значит, там не грязно, а чисто». Просто само понятие «чисто» было очень извращено в нашем восприятии.
Много позже, став сначала опытными путешественниками по Европе, а потом и её жителями, мы поняли, насколько этот пофигистичный подход прагматичнее и естественнее. Французские дети тащат в рот всё, что плохо лежит, и никто им это не запрещает. Немецкая бабушка, обнаружив в супе муху, достаёт её двумя пальцами, выбрасывает, и ест дальше. И когда Ксюшу оперировали, я сидел в операционной – в обычной одежде и без бахилл. И все мы до сих пор живы – и Ксюша, и я, и врач.
Знаете, в какой стране Европы 96% людей (это максимальный показатель в Европе) моют руки после посещения туалета? Если не знаете, то ни за что не догадаетесь. Это Босния и Герцоговина. В благополучных странах этот процент варьируется от 50% (Нидерланды) до 78% (Швеция).
А каково ваше отношение к чистоте? Как вы оцениваете уровень чистоты там, где вы живёте? Является ли это для вас проблемой? Хотели бы, чтобы было иначе? Ну и для сильных духом – рефлексия: это объективные претензии, или предикаты в вашем мозгу не дают вам расслабиться? Давайте круглый стол, очень интересно.