Стихи Натальи Возжаевой

P. S. Кто-то руку поранил сосне, и янтарь течёт. Привезу тебе шишку – крепенький кулачок. Всё же лучше какого-нибудь магнитика-ерунды. Представляешь, пишу тебе, стоя у самой воды. А ещё провезу контрабандой песок в мокасинах. Он назойливо-невыносим, но я выносила Хоть немного с долгих прогулок по пляжу, Пряча в складках одежды, в ладонях, в причёске даже. А коса всё целует море мягкой своей губой. Я бесстыдно грешу – только в мыслях пока – с тобой. Зажимаю в руке сосновую липкую детку. Знаю, что не ответишь, но жду ответку. Ты же будешь встречать меня на вокзале, любимый? Что хотела – ах, да! Принеси мне букет люпинов. Ничего не понятно, но это так, между нами. Их тут несколько раз почему-то упоминали. Надо мной провисает туча мордой овечьей. Извини моё  подростковое просторечье. Знаю-знаю, «постскриптум», но скучно. Лучше «пы-сы»: Тут вокруг пляшет лес и гуляют дюны Куршской косы.

Для Марины Рыбкиной). Которая считает, что я «купила» звание «Поэт года» и «опозорила» Новороссийск)). __ Суджукская Коса Огоньком подмигивает бакен, Осень близко, но ещё жара. Шерстью можжевеловой собаки Пахнут золотые вечера. У сосны морщинистая кожа, У каштанов карие глаза. Тут вдохнёшь, а выдохнуть не сможешь, А не то, чтоб что-то там сказать Город моря, как ты, мой хороший? Шаурмится полуголый люд. Я ж по кругу – мельничная лошадь – Всё одно: неистово люблю. Мне тебя ни возносить, ни славить. Кто я? Городская гопота. Но платаны медь на солнце плавят, Задыхаюсь, дура – красота! На лимане выводок утиный, Бронзовеют спицы тростника, И плывёт, как в море бригантина, Белая панама рыбака. Не дал Бог ни голоса, ни слуха. На ладони галечной косы Лягу навзничь, и ползёт за ухо Точка невозвратности росы.

– КашлянУть или кАшлянуть? – КашлянУть… – Ха. Минус балл на ЕГЭ! +++ Жемчужный хрупок свет, цвет моря перламутров. Ракушечный испод у моря и небес. А ты сказала мне: «Смотри, какое утро! Давай пойдём гулять без всяких целей, без каких-то там причин, придуманных маршрутов, в «Бедоеве» возьмём в стаканчиках «флэт уайт»» И я тебе скажу: «Смотри, какое утро!» И далее на всё отвечу: «А давай!» Переверну айфон, переударю «Извне», без правил и без прав – мне б донести себе, как девочка моя в начале страшной жизни, не ведая беды, всё кормит голубей. Как девочка моя на идеальных ножках вписалась в объектив, не думая о том, что отпустить её невыносимо сложно. А голуби летят на семечки гуртом. #альбомное

Вот Поэт. А некоторые «знатоки» литературы вопрошают подписчиков: «А не знаете ли кого, кто…?» и фильтруют «провинцию». Знаем. Но вам оно не надо. У вас другие критерии, да и понятно оно, если почитать вирши вопрошающих. —- Александр Василенко «Гражданин ДНР и России, чем горжусь. При советской власти закончил филфак Донецкого университета, русское отделение. Иногда имел слабость сочинять в рифму. Потом это прошло, как проходит все. Когда на последнем (я надеюсь) майдане заплясали-заскакали, снова взялся за старое.» *** Промзона - символ и примета лихих реформ, пустых потуг... И был июнь, и плыло лето, проклятый тополиный пух лез в ноздри и в глаза, и это немалых стоило мне мук... Была надежда - рядом где-то та, что любить меня за это должна как мавра Дездемона, но плыло облако "Авось" в кильватер облаку "Юнона." И - где Шекспир, а где промзона, июнь мне пухом - не срослось. *** Вечер, Петербург, невроз, тусклый свет из окон. Я, как гоголевский нос, у кого-то отнят. И сомнение берет: за каким же дышлом влез я в этот переплет, в этот город книжный? И по городу с тех пор - не меня ли ищут? - То ли едет ревизор, то ли рыщет прокурор, то ли кто почище... Черт меня сюда принес, что-то мой суется нос не в свои делишки. Вот зачем мне этот двор и крадущийся как вор ненормальный студиоз с топором под мышкой? Портсигар, часы, браслет, горсть замызганных монет прячет он под камень. Ничего под камнем нет! - говорит он маме. Ты, конечно, прав, студент, Петербург галлюцинозен,- все не то, все под вопросом. Нет и не было Чарткова, не гуляет Ковалева нос по Питеру бедовый, это выдумка и бред - нет и не было майора и меня, кажись, здесь нет. Только Соня на панели вхожа здесь на самом деле в петербургский полусвет. Делая лицо построже, предъявляет всем прохожим, вопрошая: ты ли, нет? - Свидригайлова портрет. *** В эту пятницу не был замечен ни вблизи, ни сейчас, ни потом, ни над нами, в пространствах кромешных, ни намеком, ни духом, ни сном... ...Мы опять оказались в беседке, в детском садике, сгнившем дотла, где по кругу плыла сигаретка и беседка в тумане плыла, и пыталась, махая нам веткой, остеречь от чего-то ветла. Все свои да залетная ведьма, да разлитый в стаканы кагор. Жизнь, ты времени наперекор слово, сказанное на ветер, бестолковый хмельной разговор, тот, что снится мне снова и снова, не забыть и не вспомнить ни слова, а проснешься, так сердце щемит. Что ищу я в проклятом инете? Пожалей же меня, обними. Все в порядке, но кажется бредом, что когда-то мы были детьми. *** Перемирие. Сколько лет подряд война терзала, наш клочок земли, и вот - устала. Не буди ее, пускай поспит, наберется сил - начнет сначала. По-другому здесь и не бывало никогда - все честно, без обид. Жизнь подорожала на копейку, осень к переправе подошла, я присяду в парке на скамейку в поисках последнего тепла. В этом парке, бронзовом и медном, утешая, шепчет листопад: не боись, дыши теплом последним, не жалей и не гляди назад. Не жалею, не зову, но плачу я, хлебнув дешевого вина. Осень, парк, монетка на удачу - быть или не быть. Орел - война... *** И пока рассуждали мы, кто виноват, как нам быть: змей лютует за МКАДом, на Петролиум Бритиш напал виноград - гад повержен и дышит на ладан. На кону накануне стояли: вода, вид на жительство, звери и птицы, виноградник, Ван Гог, словно снятый с креста, и приматов бездумные лица. ...Баскунчака рассол да бензина полста - змей встает, головами мотая, он ни жив и ни мертв, он таким был всегда - не убьет его сок винограда - ни портвейн на разлив, ни другая бурда. Да и был ли когда-нибудь тот виноград - он не помнит, ему и не надо... Мы покаемся после, в слезах и соплях, понимая, за что нам расплата. Если Яхве молчит, может, скажет Аллах как нам выйти из этого ада? Здесь куда не пойдешь, все опять не туда, на затылке рука ледяная... Снятся сны, где, сошедший на землю с холста, виноградник горит не сгорая. *** Дурной мне снится сон, дай бог, чтобы не в руку:

к Надежде прибежал - облаял домофон, Любовь ушла в кино, долгов наделав, сука, лишь Вера мне верна до смерти, как Харон, за речкой пулемет с утра долдонит глухо, здесь и сейчас война и с неба моросит, на улице поет - ни голоса, ни слуха - свихнувшаяся мать о том, что ей болит, она поет о тех, виновных и невинных, что пали на войне, легли в песок и глину и дождь внимает ей, послушает - и в плач о том, что не судьба, что не вернут ей сына ни храмы на крови, ни военком, ни врач... *** Под утро я вспомнил как жил в лесу, как выл на луну в мороз, и серую шкуру, и волчью суть, и слово "метемпсихоз". И волчий голод, и волчью прыть, и блеющего у ручья. И тот, кто ягненку не дал попить - я вспомнил, я вздрогнул, мне нечем крыть - ведь это был тоже я. И что с этим делать, ты знаешь, Крылов, когда над кукушкиным нашим гнездом на крыльях морали паришь? Крылов хохоча отмахнулся крылом, поймав аппетитную мышь.

Светлые слёзы сквозь улыбку). Последний Звонок)

Ясенька (сОбак) был в гостях у бабушки. Бабушка (мама моя) любит Ясю крепко, до самозабвения. И до забвения прописных истин – не кормить со стола. Щас! «Сами ешьте эту гальку, изверги». Ясенька, обожравшись варёной говядины, хорошо так удобрил огород родителей. Мама моя, отдавая собаку, «запалилась» фразой: «Ой, мы так хорошо покакали!» Серьёзно? А шо такого «вы» ели? Ибо на сухом корме из Яси выдавливаются махонькие личинки. Простите за подробности. При его-то килодвести живого веса. Мама приняла позу сахарницы и перешла в наступление: «Собака – карлик! Это не порода, это уроды хозяева! Вы его ещё на свои ПП или ЖПП подсадите!» и тд. Ясеньку пучило. Касим прислушивался к скандалу и решил подмазаться к бабушке. Варёная говядина – это вам не хухры-мухры-вискас. Закатил очи и выдохнул: «Мяааааа…(са)» Бабушка мгновенно переключилась на кота: «И этот сдохнет от голода! Еле ноги таскает!» Это она про кота, который имеет золотой значок по нормам ГТО . Глициния, липа, катальпа и все окрестные крыши это подтвердят. «Мдааа…» - простонал иуда-кот, падая маме в ноги и притворяясь полудохлым. Скандал замяли кое-как, но Ясю пучит всё ещё, а кот сидит с лицом Кисы Воробьянинова и периодически проговаривает на своём иудском: «Мсье, же не манж па сис жур! Мур» Ну, плебею дали то, что не доел Яся. Касим всеяден. Какать ходит в соседний двор. Занавес. #касимияся

Сегодня с морем диалога нет. Набрало в рот воды, молчит и дышит. Я помню, в мае градус был повыше. Сегодня с морем неуютно мне. Не выпуская удочек из рук, на пирсе пацаны галдят, как чайки, а я ревную – им ты отвечаешь. За что ты так со мной, солёный друг? Какая там взаимность? Не прошу. Так, снисходи к не юным и не вечным. Жить остаётся верой – больше нечем. Хранить ракушку. Слушать белый шум. Как холодно! Встаю – пора домой, но чувствую спиной, что смотришь вслед мне, грядёт июнь не-совершенно-летний, ты не молчи с ним, как молчишь со мной.

Столетнее) Жук А я врачу говорю: «Поймите! На месте сердца завёлся жук. Вы пропишите покрепче нити Жука за лапку я привяжу.» Что коробок для жука–темница. И отпустить не могу–умру. А жук, бедняга, всё копошится– Кладу ладони себе на грудь. Поверх очков глянул врач с укором: С тахикардией шутить–ни-ни! С наклоном вправо, легко и скоро В рецепте пишет «стальная нить». А врач-то молод, меня моложе, Но взгляд такой, ну как будто внутрь. Как будто кто-то его тревожит И кто-то силится улизнуть. Бумажку сунул.  Ещё вопросы? Притих и руку к груди прижал, И в рот из баночки ссыпал просо: «Простите, время кормить стрижа». Я выхожу на порог больницы– Пластают ласточки дождь слепой. Кудрявый май в тополях резвится, И жук расправил подкрылки. Стой! Смотри, как золотом город выткан, Ну как не жить, не хотеть любви! Вяжу (лети!) золотую нитку– Ты только лапку не оторви...