Воск в деталях

Мельников придумал очень современный павильон для «Республиканского созиального федерального союза», как он почему-то назвал на фасаде совсем молодое тогда советское государство. Это просто проект. А вот «Махорку» построили – если ничего не путаю, она стояла там, где сейчас театр Стаса Намина, и Мельников там с семьей на лыжах бегал, в нынешнем ЦПКиО. Но строитель гаражей, ДК, табачных фабрик мечтал и о собственном Дворце Советов - по мне, из самых мрачных проектов: что-то вроде поставленной с ног на голову, потрохами наружу вавилонской башни. К махине прилагались такие мельниковские вирши: Древней хватке фараонов Капитал не изменил Как и прежде пирамидой Населен подлунный мир По системе к низу шире Капитал мечтал, Осчастливить только сильных Угнетенных сжал Мира тьму ударил большевик Ударом раскололся мир-старик В трещину блестящий луч проник Ленин показал, грозен его лик "Власть Советам" прогремело и смело... Вихрем взвились вверх низы Русский балет. Богатыри! Такой вот "русский балет"... Короче, и судьба этого архитектора-мыслителя удивительная, и судьба его знаменитого дома, вершащаяся ровно сейчас, и работы учеников Паши – всё это очень важно для меня. Я очень рад, что Паша за год вложил душу в это преподавание и что кто-то из этих ребят из двадцати стран где-то приложит этот опыт. Несмотря на то, что архитекторы те жили в страшноватое время, служили режиму, десятилетиями стоявшему на ГУЛАГе и страхе, их наследие заслуживает внимания, уважения и охраны.

Узнаете оконце? Конечно, узнаете, но вдруг не все – расскажу. Занесло нас прости господи за границу, на окраину швейцарского Тичино, в городок Мендризио, к друзьям на выпивон. Городок живет вокруг Академии архитектуры и заслуженно ей гордится. Ее основывали как филиал Лугано, но местная знаменитость Марио Ботта, зодчий с гонором и стилем, подсуетился, выстроил все как надо, и Академия стала независимой. Здесь мой друг Павел Кузнецов, до войны работавший в Музее архитектуры имени Щусева, год учил детей двадцати народов творчеству Константина Мельникова (1890-1974). И вы не могли не узнать окошко из его знаменитого дома, который сейчас реставрируют (стараюсь не думать о том, что из этого выйдет, поскольку успел увидеть его ДО начала реставрации, с платьями и котелками в шкафах). Как положено у юных зодчих, они могут отчитываться по курсам либо письменными работами, либо макетами, но сделанными с умом, в масштабе и проч. Паша придумал гениально: все эти дети разных народов все до единого, сделали модели множества осуществленных и не осуществленных проектов Мельникова. И это, скажу вам, настоящая СКАЗКА. Сказка про нас с вами. Все мы знаем его московские гаражи и ДК. Но именно глядя на макет или сняв с него крышу, понимаешь воочию, как именно мыслил архитектор, сколько в авангарде заботы о людях, сколько мечты, идеологии, утопии. Обо всем этом писали и пишут, но совсем другое – потрогать. Представьте себе, что православный до мозга костей, не чуждый теософских исканий, домостройный семьянин Мельников придумывает ложе для мумии Ленина – знали такое? Я – нет. Одна из диковин его личного дома – спальня с врезанными в пол кроватями для ВСЕЙ семьи, с окнами на три стороны света, чтобы солнце встречать и солнце провожать. А знали ли вы, что он задумывал такого рода спальни на сотни людей? Эдакие фабрики сна, где все спят крепко, вместе, видимо, не храпя и аккуратно помывшись, на наклонной плоскости, с речкой за окном и – внимание – с резонаторной будкой в торце, из которой в матюгальник до них должна была на сон доноситься убаюкивающая музыка (стихи Добронравовой, муз. Хренникова?). Паша назвал этот памятник «сонной сонатой». Зодчие тех времен (о которых я знаю мало, но которые приводят меня в подобие экстаза при каждой встрече), в частности, советские, мыслили невероятно масштабно, под стать всяким Пьерам де Монтрёям, а то и похлеще. Для отдыха рабочих масс Мельников сочинил и целый город на Ярославке, не доезжая Посада (напомню, он – православный). Там эти фабрики сна, клубы, передвижная библиотека, луга, пруды, столовки, бары. Город – круглый, ноги растут из Ренессанса, который Мельников знал по переводам классиков архитектурной мысли, которых между сидками на Лубянке переводил для архитекторов Габричевский. Можно и глубже капнуть: мадинат ас-Салям, т.е. Багдад, строился в VIII веке именно таким, круглым, но иерархичным. У Мельникова, естественно, все равны. Для всемирных выставок СССР с середины 1920-х, как только был признан, стал придумывать павильоны, архитекторы снова стали ездить, Мельников в 1925 познакомился в Париже с Ле Корбюзье – и невзлюбил. И впрямь, при всем сходстве иных приемов и мыслительных ходов, по мне, Мельников про эмоции, а швейцарец – про ratio. Его модулоры не лишены ни идей, ни своеобразной поэзии. Будучи агностиком, он построил удивительную капеллу в Роншане – потому что вторая война и его подкосила, он тоже искал покоя (но это совсем другая история). Для Парижа Мельников придумал гараж на тыщу машин – на проекте можно видеть, как они все помещались на 10 этажах. Модернисты мечтали о полной перекройке устаревшего и буржуазного Парижа – Мельников предложил надстроить с десяток функциональных этажей на мосту Александра III. Эти проекты, конечно, не осуществили, но французский минфин в Берси, длиннющий и железобетонный, хорошо видный с левого берега Сены, напоминает искания тех межвоенных лет.

В конце прошлого тысячелетия я побывал в Рокамадуре, что в Окситании, на юге Франции. Средневековые короли ходили туда поклониться Черной Деве Марии (одной из пятисот, известных сегодня науке). Как часто бывает на Западе с важнейшими паломническими центрами, святыня - в скале. К этой скале прилепилась капелла, прилепился и городок в 700 душ. Когда-то, думаю, давно, кто-то вбил в скалу меч, назвав его Дюрандалем. Присутствие именно здесь именно этого меча, которым Роланд в известной песни одним махом все шахматы побивахом, логично: Рокамадур стоит на главной дороге на Компостелу, через Пиренеи и Ронсеваль. Подлинность меча не вызывает ни у кого никаких сомнений: 80-сантиметровый клинок безусловно не мог принадлежать рыцарю Карла Великого. Но короли-то французские всегда были вояками, "Песнь о Роланде" слушали вечерами, сидя у камина, а может и по дороге сюда, в Рокамадур. Так вот, 22 июня с.г. заметили (внимание: ЗАМЕТИЛИ), что клинок исчез. Это удивительно, во-первых, потому, что святилище открыто, естественно, лишь днем, во-вторых, потому, что меч висит на 10-метровой высоте, в-третьих, на дворе разгар турсезона, и нет ни одного гида, пишет расстроенная "Депеша Юга", который не показывал бы на меч, который здесь очень чтят; в-четвертых, кому он вообще сдался, да еще на десятиметровой высоте??? Чтобы перековать меч в карданный вал? Раздосадованный, но не теряющий самообладания мэр уточнил, что меч был застрахован на 100 тыщ евро, что его недавно вынимали и сделали с него копию, что копия заменит "оригинал" на время розысков. Возможно, что после изготовления копии старый меч плохо всадили обратно - где богатыри былых времен? Жаль, конечно, местной святыньки, уверен, что рокамадурцы ощущают кражу как личное оскорбление и выражаю им свою солидарность: руки прочь от мест памяти. С другой стороны, история АБСОЛЮТНО обыденная для Средневековья, я бы даже сказал, прям средневековая история.

Каждый раз, друзья мои, когда мне предлагают лекции о страданиях, адских муках, испытаниях и катастрофах, я задумываюсь: нам и впрямь их в жизни мало? Между тем, читая Писание и десятки средневековых комментариев на него, понимаешь, что мой старый друг по островскому приходу и по Вышке, библеист Михаил Селезнев прав: евреи писали ВСЕ тексты, вошедшие постепенно в Ветхий Завет, чтобы справиться с посланными небом испытаниями, разбирались, что они сделали не так и что делать дальше. Перековать ли, например, мечи на орала или наоборот - орала на мечи? Строить ли правой храм Божий, а в левой - держать пращу? Миша пишет в анонсе этой замечательной открытой лекции, на которую я вас всех зову, что еврейская Библия писалась во времена испытаний. А какие времена не были для евреев испытанием? И не только для евреев. Может, всякая серьезная литература - ответ на испытания? "Севастопольские рассказы" - не ответ на испытания? "Потерянный рай"? "Комедия" Данте? "Доктор Живаго"? "Вечная мерзлота"? Что ни шедевр, то испытания. В общем, чем старше Страдариум, чем больше лекций, тем больше вопросов. Этого я и хотел 😇. https://stradarium.timepad.ru/event/2941362/

Похоже вопрос о семейных ценностях и абортах доконал Байдена, что каждого из нас с вами касается уже потому, что от исхода выборов в США зависит … ну вы меня поняли. Зря что ли в Кремле «никого не волнует», о чем там судачат за океаном? Думаете, раз я не пишу о семейных ценностях, не волнует и меня про аборты? К сожалению, я читаю новости. Это же все про жизнь и про смерть. Так вот. Юридически аборт постепенно стал вменяться в вину начиная с XII века, когда в Болонье взялись за гражданское право. До этого ограничивались моральным осуждением, что совсем не то же, что повестка. Церковь в «Декрете Грациана», тогда же, ясно сравнила его с убийством. Но с нюансом: кто вызывает аборт до одушевления плода – не убийца. Папские декреталии по этому очень животрепещущему вопросу следовали той же логике. Цивилисты пошли за канонистами, при том, что римское право вроде бы рассуждало, как стоики: жизнь начинается с рождения. Между тем, «Ординарная глосса» Аккурсия на «Кодекс Юстиниана» с 1250 сделала нормой такой взгляд: аборт после 40-го дня беременности ложится обвинением на женщину «по моисееву закону». В 1322-1332 доминиканский богослов Иоанн Неаполитанский написал «вопрос» на эту тему, quaestio, иногда считающийся первым трактатом о терапевтическом аборте. Хотя текст и маленький, его влияние прослеживается в больших текстах до эпохи Возрождения. Дело, однако, не в оригинальности его взгляда (например, на присутствие разумной души в эмбрионе), эмбриология вообще была довольно развитой отраслью медицинских знаний с XII века. Но он обратился к медикам – в этом суть. А медики в XIII-XIV веках вырабатывали свою этику. И в вопросе об аборте они нередко исходили из того, что, если врач может спасти одну жизнь за счет другой, еще не родившейся, он может – не обязан, но может – это сделать. Им противопоставляли, как наш Иоанн, ветхозаветное «Не убий» (попробуй с эдаким на Красную площадь выйти или на Крещатик). Помнили и «не навреди». Дино дель Гарбо и Джентиле из Фолиньо писали, что нужно вынуть «сформировавшийся» плод, «член за членом», membratim, если это спасет мать, оказавшуюся в смертельной опасности из-за беременности. И живой плод иногда можно извлекать, даже с риском для жизни матери. Короче, действовать, как мы бы сказали, «по ситуации», «сообразуясь с мнением врачей», secundum sententiam medicorum. Иоанн Неаполитанский резко против такого медицинского взгляда: никогда врач не должен давать лекарство, способное привести к аборту, даже ради спасения жизни матери. Прагматизму врача, согласно которому одна смерть лучше двух, он противопоставляет тоже очень весомый аргумент: "Никогда нельзя становиться хоть прямой, хоть косвенной причиной смерти индивида", "нельзя творить зло ради добра" (non sunt facienda mala ut eveniant bona. Tortosa, Biblioteca de la catedral, Archivio capitular, ms. 244, fol. 162r). Просто эпизод из давних схоластических дискуссий. Но юридические своды того времени, из которых сложилась современная юриспруденция и современная же судебная система, они все про вот это, про детей законных и не законных, доношенных и не доношенных, не понятно от кого родившихся, и по доброй ли воле родительницы, и что делать жертве насилия. Средневековье местами очень дико во многих таких вопросах. Но сильно ли дичее нас?

Друзья, сегодня в 19:00 мск будем в эфире говорить о зарождении современной экономики в Средние века с Рубеном Ениколоповым. Может выйти интересно, потому что Рубен, по мне, из самых умных современных экономистов. Для меня честь - с ним поговорить. Сижу готовлюсь. Вот ссылки на эфир. Потом можно будет смотреть в записи. ВК: https://vk.com/video-471300_456239812 YouTube: https://youtube.com/live/XbcxhOwY0gg?feature=share

Без комментариев

Много лет назад – сейчас не упомнить когда – нас с Юлькой (это моая жена, если кто не знаком) занесло в Баньореджо, посреди безумных глинистых скал северного Лацио, тысячелетиями облезающих под действием воды и ветра: из здесь называют «каланки». Я в юности читал св. Бонавентуру, одного из ранних и очень важных лидеров францисканского ордена (1257-1274), и мне хотелось увидеть место, где он вырос. Сейчас Баньореджо входит в число «самых красивых городков» Италии. И глядя на него с моста, как щас помню, да, впечатляет. Я также понимаю, что одним из эффектов эрозии стала заморозка жизни, следовательно и строительства. Далее, довольно продуманная (до недавнего времени) в Италии туристическая политика, превратила историческую консерву в «привлекательность», «атракцион». Я даже близко не могу себе представить, каково прожить здесь хотя бы несколько месяцев. Именно прожить, а не заходить по красивому мосту за стаканом треббьяно или чего там: нальют, моцион посреди «каланок» полезен для тела и нервной системы. Но жить… И еще я все думаю о том Бонавентуре. Католики называют его Серафическим Доктором, что, переводя на язык советской поэзии, значит примерно «вместо сердца – пламенный мотор». Его «Путеводитель души к Богу» (или «путь», «маршрут», itinerarium) в переводе Виталия Задворного 30 лет назад открыл серию публикаций Греко-латинского кабинета Юрия Шичалина. Сейчас он легко скачивается и читается. Там всё – про восхождение, как можете догадаться. Очевидно также, что дантовская «Комедия» без этого текста была бы иной. Удивительно, что этот мистический путь описан на языке зрелой схоластики. Все это вы и без меня увидите в этом тексте. В умных книгах вы также узнаете, что средневековая география не только горизонтальная, но и вертикальная: перемещаясь по земле, человек вроде как перемещался и по горизонтали, то вниз, то вверх, к худшему, к лучшему. Возвращаясь в Баньореджо, где вырос будущий Серафический Доктор: вдруг он ближе к небу, чем к земле? Вдруг, когда ты живешь посреди «каланок», что-то эдакое тебе на закате или на рассвете открывается? Ворота в небеса? Я видел в те счастливые, мирные годы еще несколько таких подвешенных между небом и землей: Корд сюр Сьель в Провансе, Эриче на Сицилии. Не видал Мачу Пикчу (и вряд ли увижу), израильскую Масаду (шансов чуть больше). Подскажите. 30 лет назад, прочтя Бонавентуру, я думал: вот бы выучить латынь да переводить такие тексты. Главное, чтобы хорошо получалось и чтобы это кому-то было нужно. В 1998-м, на 5 курсе повели меня как будущего автора на одно из учредительных собраний новорожденной «Православной энциклопедии». Кирилл Гундяев, молодой и горячий тогда митрополит, просветил нас на тему того, как писать об инославии, порассуждал о грядущем прям завтра объединении церквей и обещал, что прям на днях запустим проект по переводу всех возможных западных духовных текстов, что у нас вот прям совсем скоро будет серия, достойная Sources Chrétiennes или Corpus Christianorum, что всем работы хватит. Юный Илларион Алфеев, ныне опальный, старательно кивал. Потом Кириллу позвонил святейший, потом он ушел и сел в свой скромный синий volvo с номером 1111. Разошлись. Я внутри улыбался и радовался. Думал, не пропадут почем зря мои латинские страдания с Донатом Дрбоглавом. Написал на коленке три десятка довольно дурацких статей в эту самую энциклопедию, со временем ставшую очень крутым институтом и прекрасным источником знаний о христианстве, искусстве, истории. Никаких серий, никаких централизованных проектов по переводу что восточного, что западного духовного наследия так и не появилось. Что и требовалось доказать. Блеф: никакая рецепция наследия, что своего, что постороннего, им не нужна. Нужно радостное послушание. Зато Троице-Сергиева лавра получила то, о чем даже Кирилл мечтать не смел до февраля 2022-го. И я даже догадываюсь, почему Третьяковка НИЧЕГО реально сделать не могла. Но только не буду этого писать. Всех со светлым праздником Троицы!

На границе нынешних Италии и Франции, над долиной Сузы, стоит Новалеза, один из старейших действующих бенедиктинских монастырей. Он основан богатым франком Аббоном в 726 году, задолго до франкских проектов на Апеннинском полуострове. Уже Пипин Короткий и Карл Великий обитель одаривали – а они никого не одаривали, не ожидая ответных даров. Уже после присоединения большой части лангобардских земель к Франкскому королевству, в начале IX века, здесь подвизался аббат Альдрад (781-844). Если верить житию, он загнал целый клубок змей, допекавших округу городка Бриансон, в какую-то пещеру, велел им оттуда не вылезать, запер – и вышел в святые. В 1096 г. сюда попал палец св. Николая Мирликийского, серьезная частица серьезного святого, мощи которого к тому времени уже целиком умыкнули из Мир Ликийских в Бари. Не поверите, но в те времена такое приобретение – серьезный повод все вокруг перестроить, украсить стены дорогими фресками, растрезвонить по белому свету о спустившейся на обитель благодати. Так и произошло: при аббатах Адральде (1060-1097) и Гульельмо (1097-1129) древние постройки расписали очень сильные мастера из Ломбардии. То немногое, что пережило бардак Нового времени, было отреставрировано в 1988 г., и выглядит настоящим сокровищем. Подозреваю, что мастерская могла быть и той же, что написала знаменитого апокалиптического дракона в Чивате, о котором я здесь рассказывал той осенью. Интересно еще и то, что дошли лангобардские капеллы, совсем маленькие, потому что лангобарды не умели строить больших церквей, большая архитектура вернулась в Европу лишь с Карлом Великим. Надеюсь скоро попасть в это удивительное место с небольшой группой, которую мы с Кириллом собираем в самом начале августа. Если кому-то интересно, кажется, еще есть пара свободных мест. https://teletype.in/@vikivas/Piemonte_Medievale_Aug2024