Для меня тема с террактами очень острая, и с каждым новым у меня возникают вьетнамские флешбеки.
В июне 1995 мне было было семь, когда произошла огромная трагедия в Буденновске, моя бабушка с утра до вечера смотрела НТВ и у меня было полное погружение в новостную повестку первой чеченской войны, этого терракта в частности, и ее жесткие кометарии из разряда- «ну все, сейчас всю страну взорвут к херам» бонусом. Конечно, мне как ребёнку было страшно, когда тебе твой взрослый говорит, что сейчас все взорвут, сомнений не возникает. А потом были взрывы в Московском метро, на Котляковском кладбище, и стало еще страшнее. Но детская психика довольно пластичная штука, и в 1997, когда умер дедушка, этот страх ушел на втрой план.
А в 1999 , после взрывов на Гурьянова и Каширском шоссе этот страх вернулся в каком-то всеобъемлющем масштабе.
Мы жили в Дзержинске, где было много заводов оборонки и химических, в какой-то местной газете написали, что террористы планируют взрывать завод Капролактам. Мама тогда жила отдельно, никаких мобильных конечно же не было, как и понимания, когда она придет. И каждый раз я ложилась спать с мыслью о том, что этот день был последний, и вот сегодня ночью все точно взорвется, а я не увижу маму и вообще, мы все умрем.
Мне было одиннадцать. Для того, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, я читала все газеты, которые были дома, смотрела бесконечные новости и спрашивала у бабушки, что там говорили , пока я была в школе. Я знала из чего делают самодельные взрывные устройства и сколько это в тратиловом эквиваленте.
Психика со временем адаптируется к любым условиям, через какое-то время наступило принятие - взорвут завод, так взорвут. Но каждый раз, когда происходит ужасный терракт, этот всеобъемлющий страх возвращается, и я снова начинаю копаться во всех мельчайших деталях этих событий, чтобы вернуть ощущение хоть какого-то контроля над происходящим.
Мне очень хочется обнять каждого, кого затронули ужасные события всех этих лет.