Обычно появляется какая-то организация, передающая часть этой харизмы по наследству, и становится уже традиционным господством внутри какой-то рациональной (и не очень) бюрократической организации. Очевидный пример — католическая церковь секулярной эпохи в Европе. Она теряет существенную часть своих формальных харизматических свойств, становясь бюрократией.
Харизма — это что-то исключительное, она не может длиться вечно, она не может длиться постоянно, она несовместима со стабильным существованием общества. Это одна из основных идей Макса, когда он пишет о харизме. Такая мысль была очень влиятельна на протяжении первой половины XX века.
Человек, который радикально пересмотрел сущность харизмы, Эдвард Шиллз, начал свои рассуждения с, казалось бы, не совсем очевидной стороны. Он анализировал распределение престижа в американском обществе.
В Америке где-то уже с 30-х годов широко распространились опросы, в которых людей просили оценить разные профессии по уровню престижа. «Хотели бы вы, чтобы ваш сын стал кем-то из списка профессий?» или «Хотели бы вы, чтобы ваша дочь вышла замуж за кого-то из списка профессий?»
Удивительно, но в целом в Америке был очень высокий консенсус по поводу того, как профессии ранжируются. Все знали, что дантист, например, в качестве зятя это значительно лучше, чем, например, мусорщик. Ничего удивительного.
Но также было несколько примечательных исследовательских аномалий, которые социологам долго приходилось объяснять, и которые в каком-то смысле были скандальными по меркам американского общества.
Все мы знаем про американскую мечту и семантику успеха в контексте культа золотого тельца. Кому-то сегодня это кажется зазорным, а американцам тогда, возможно, под влиянием веберовской протестантской этики, казалось, что это не так плохо.
Деньги достаются достойнейшему, в стране может каждый сделать состояние, кто сделал состояние, тот и молодец, и гипотетически должна наблюдаться очень сильная связь, сильная корреляция. Чем больше денег, тем больше престижа.
Однако, иерархия престижа и заработной платы, конечно, как-то связаны друг с другом, но в целом эта связь довольно слаба. По крайней мере, такой вывод сделал Шиллз. Например, судья Верховного суда традиционно самая желанная профессия в Соединённых Штатах получает меньше, чем успешный адвокат, но адвокат стоит гораздо ниже. Полицейский стоит достаточно высоко, хотя он не супербогат. Тот же банковский служащий, может находиться ниже, чем полицейский, хотя, опять же, вроде как успешнее.
На деле престиж, оказывается, почему-то не связан с финансово-материальным экономическим успехом. И Шиллз, не заставший эпоху «успехоуспешных рилсов», рассказывает, что для американцев важнее, чем деньги.
Его главный тезис заключается в том, что харизма — это свойство, которое могут обладать не только индивиды, и могут обладать институты или социальные группы в зависимости от того места, которое они занимают в экзистенциальном порядке.
Можно сказать, что харизма как в индивидуальном случае, так и в коллективном возникает из связи с какими-то фундаментально важными, серьёзными вещами, с теми, которые связаны со смыслом и поворотными моментами в человеческом существовании.
Врач — харизматическая фигура, потому что сопровождает нас при рождении, болезни и смерти. Он присутствует в поворотных моментах биографии. Поэтому врач имеет какой-то ареол, которого не имеют люди, не находящиеся где-то на переднем краю экзистенциального фронта.
Серьезность занятия проистекает из соприкосновения с этими действительно важными вещами. Социальный порядок и любые профессии, которые участвуют в создании, поддержании и трансформации этого порядка по этой же причине являются харизматичными.
Естественный исток харизмы в исламском обществе – это исток, связанный с высшим божественным порядком. Все остальные сверхполитические харизматические наслоения (прим. – ихваны, коммунисты, нацики), отдалённые от этого порядка, могут лишь временно заигрывать с электоратом, но являть собой реальную политию в обозримой перспективе эти наслоения не способны.
2/2.