читануга

Посмотрела Wilde 1997 года — ну фильм, где Оскара Уайльда играет Стивен Фрай. Было неловко от сладости первой трети (количество розового секса и красивых мужских задниц на квадратный метр превысило все мыслимые показатели). Восторг вызвал молодой Джуд Лоу, который прекрасно играет молодого капризного любовника с челочкой. Того, кто из Уальда деньги и связи тянул, жизнь ему жизнь сломал, фактически в тюрьму посадил и уничтожил. Но — играет так, что Уальда понимаешь, а самому этому маркизу Боузи сочувствуешь. Сразу после этого наткнулась на запись эфира с Еленой Щаповой у Андрея Малахова. Боже, думаю, ну она же ничто, ноль из нуля! Возраст стер оригинальность, непосредственность, взбалмошность и оставил только самодовольную жабу, которой нечего рассказать. Кроме, конечно, «как же меня все хотели, как мне была до смерти скучна Наташа Медведева, как Лимонов резал из-за меня вена». Подумалось, что посредственность затягивает талант, как черная дыра: он сам наполняет эту красивую фигуру смыслом, которого в ней никогда и не было, и сам начинает обожать своё создание и сам же сходит с ума, когда оно выходит из-под контроля.

Знаете, что подумалось: на филфаке темп чтения был таким, что приходилось проглатывать по две книги в день, если делать всё честно. Естественно, мы жульничали и что-что пропускали, что-то читали не так внимательно, как нужно, под конец года великие тексты выматывали. Уже тогда у меня была идея однажды вернуться и отдать им должное. А тут как раз я решила устроить себе перерыв и до лета не читать совруслита (ну разве что какое-то невероятное исключение попадется). И время настало, и открыла я группу «ВКонтакте», где мы перебрасывали материалами с однокурсницами, и нарыла несколько списков обязательной литературы — это, конечно, даже не пятая часть, мизер, остальное утеряно. Но все равно! (Особенно хорошо помню, какой восторг и ужас вызывал спецкурс по европейскому романтизму.) Ту хум ит мей — оставлю несколько списков здесь. Если у вас осталось в архивах нечто похожее, обязательно делитесь.

В последнее время много думаю про смерть Есенина –– вообще периодами много думаю о нем (еще иногда о Бениславской). Тут, конечно, главный вопрос в том, повесился или всё же убили. Если двигаться по логике внутренней жизни (алкоголизм, распад, поэма «Черный человек» после реального эпизода белой горячки: Есенина нашли одетым во фрак в слезах у зеркала, которое он разбил тростью) — конечно, повесился. Если двигаться по логике судмедэкспертизы (пробитая голова, множественные повреждения, невозможность закрепить петлю на прямой трубе центрального отопления, даже на сгибе) — конечно, убили. У Лекманова и Свердлова есть отличная биография Есенина, где разоблачаются теории заговоры. Типа как в сериале «Есенин» с Безруковым (2005, напомню, год) поэта насмерть бьют по голове подсвечником коварные чекисты-жидомасоны, а страшный Троцкий-Хабенский цедит в трубку: «Нет человека –– нет проблемы». Аки твой Саша Белый. И вот об этом автографе часто думаю. «Жизнь моя и мое творчество еще впереди» — и двадцать четвертый год. Memento mori, ничего никогда не откладывайте –– ни текстов, ни жизни.

Полина Дашкова «Место под солнцем» Астрель, 1999 Внезапный масслит, о котором давно хочу рассказать — и решила, наконец, это сделать. Итак, точная и лаконичная книга о девяностых. Детектив — потому что в каком жанре ещё писать об этой эпохе. Главная героиня — Катя Орлова, балерина лет тридцати, скоро на пенсию. Танцует и живет беззаботно, потому что ее муж владелец казино. Но Глеба убивают в день премьеры балета «Леди Макбет», тело обмякает на руках примы-премьерши Кати. Начинается поиск подозреваемых, через которых время просвечивает, как через увеличительное стекло: ♠️любовница Глеба Оля — красивая, нищая и абсолютно сумасшедшая студентка философского, которая катается с молитвословом в метро и меняет памперсы за маразматичной бабушкой; ♣️отец Глеба Константин Иваныч — советский актер, переигравший вождей и комсоргов, а сейчас владелец жирного киношного бизнеса; ♠️его молодая жена Маргоша — холеная лисичка, в прошлом голодная студентка «Щуки»; «Бояться не стоило. И вообще ничего в этой жизни не стоило бояться. Ничего, кроме зимнего холода, оторванных подметок, желтой крошащейся пшенки, которая ждет голодную до спазмов в желудке Маргошу дома, в пустом холодильнике, в мятой почерневшей кастрюле» ♣️тугомясая массажистка Светка, в детстве крутившаяся в компании Глеба и Кати; с тех пор вечно злая на жизнь — за то, что крутясь рядом с золотыми детками никогда не станет одной из них. И прочие, прочие, прочие: бомжи и министры, братки и редакторы светской хроники. А ещё характерный выбор, который предстоит сделать главной героине: продолжить танцевать и получать гроши — или взяться за казино, погрузиться в вонючую трясину этого мира, бросить балет, но вкусно есть. Очень добротный текст, в котором каждое слово на месте, и тесно сюжету в рамках жанра — перепиши немножко, направь фокус в другую сторону, и получится исторический серьезный роман, не хуже «Чертова колеса». Но и эта полу-сделанность, быстрая работа с прицелом на занимательность — тоже примета времени, что и говорить. #читательскийдневничок

Наконец-то перечитываю «Обрыв» Гончарова — мой любимый русский роман. Знаю, что его традиционно считают самым слабым в «‘О’-трилогии», и на то есть причина. Любопытно, что по той же причине «Обрыв» так важен для меня. Дело в главном герое. Напомню, зовут его Борис Райский, ему около тридцати лет, он из старинного дворянского рода, хорошее имение и доход. Надрываться не надо, цепляться за службу не надо — можно мечтать, гулять и наслаждаться жизнью. И всё бы ничего, но Райский — талантливый человек, который, к тому же, мнит себя большим художником. Он берется за кисть — и все говорят: «О, голубчик, у вас выдающиеся способности! Вам надо работать, вам надо учиться!» «Что же, сидеть и рисовать с античных бюстов годами? — думает Райский. — Ну нет. Усердие для тех, в ком нет искры таланта. Пойду-ка вот лучше роман писать про свою жизнь и своих женщин». И пишет. Но оказывается, что над романом надо тоже сидеть и трудно работать. Райскому надоедает, он ударяется в музыку, быстро пробегает азы, играет гаммы — но потеть за фортепиано каждый день не хватает усердия. Дилетант, он скачет от увлечения к увлечению, мечтая однажды в два прыжка одолеть пропасть и создать что-нибудь по-настоящему великое. Трагедия заключается даже не в этом. Райский — человек слишком проницательный и тонкий, чтобы просто тешить себя иллюзиями. И не искусства ему хочется, а жизни: страстей, любовей, больших событий, большой славы. Потом он, как водится в русских романах, приезжает в имение, который заправляет бабушка, и влюбляется в одну из своих кузин Веру — и она-то возит его мордой по столу как надо. (С линией Веры связана тема России, которая отдается в руки негодяев и анархистов, но сейчас не об этом). Все романы «‘О’-трилогии» назидательны и сконцентрированы вокруг протагониста. Обломовщина всем понятна, осуждать ее легко и приятно. «Обыкновенная история» актуальна во все времена, Адуевы едут в Москву и Петербург во всякое время — и столица одинаково беспощадно лупит их по башке. А что же с Борисом Райским из «Обрыва»? Тип дилетанта, которому позволено искать себя до тридцати с лишним лет, был актуален на излете девятнадцатого века — по вполне понятным причинам. Наверное, он мог снова появиться в литературе шестидесятых — но был бы выписан грубо, с назидательностью уже отчаянной и злобной, как лентяй и тунеядец, а не как лишний человек. Про девяностые и говорить нечего — не до жиру, быть бы живу. Но сейчас, кажется, тип Райского как нельзя кстати. В моем поколении, куда не кинь, такие люди: я ищу, я не знаю, чего хочу, мне то нравится и это, но оно не плывет в руки само — а значит, я обижусь на ремесло и заброшу, и буду дальше искать нечто, что будет само плавиться в моих ручках. Нет, я не ёрничаю: люди вовсе не наслаждаются своей неприкаянностью, это драма. Горе от вседоступности, больших ожиданий, низких требований к себе. Когда я читала «Обрыв» в семнадцать, то видела в каждом слове и жесте Райского саму себя. Десять лет спустя, слава богу, не вижу: обстоятельства не позволили очень долго разбегаться и мечтать. Иногда жаль, конечно, — зато я точно знаю, что в основе всего настоящего лежит тяжелый и упорный труд. Мотивации не существует, есть дисциплина. Но я думаю, и Гончарова вообще, и к «Обрыв» в особенности стоит вспомнить именно сейчас. Вода времени опять принесла нам многих-многих Райских, да и Вера-Россия тоже во все глаза завороженно смотрит на своего Марка Волохова, который вот-вот поведет к обрыву. #читательскийдневничок

Из лимоновского «Дневника неудачника».

На этих выходных #читательскийдневничок выглядит так. Книга о темном искусстве, невыносимо красивая, — а попалась случайно.

Наташа Гринь «Апоптоз» Эксмо, 2023 Давайте так: книга СПОРНАЯ — ну то есть буквально. Одни коллеги говорят, что она ученическая — другие, что мастерски сделанная. Кому-то «Апоптоз» представляется скучнейшим месивом — а для кого-то головокружительный. Один шаг до графомании — выверенная точная проза. Ну и так далее, так далее. Сюжет довольно трудно пересказать. Аннотация гласит: «молодая преподавательница французского впервые сталкивается со смертью на похоронах своей бабушки, после чего каждодневный страх смерти полностью поглощает ее жизнь». Похороны в романе действительно есть — но это ни центральное его событие, ни катализатор внутреннего конфликта. Сама бабушка вместе с ее смертью спрятаны так глубоко, что сразу и не отыщешь. Любимой еде главной героини уделяется больше внимания, ей-богу. «Всю ночь я ела апельсины. Немытые, взрезала им пупок тупым ножом, руками разламывала на части, выгибала их спину и с силой тянула сочную мякоть. По рукам кровью бежал холодный сок, повисал на локтях. Губы пульсировали, в уголках приятно щипало». Мне было странно читать этот текст. Он располагается где-то между полюсами Барта и Саши Соколова (Барта люблю, Соколова — не очень). Дело даже не в этом: Наташа Гринь будто не до конца определилась с художественной задачей, не знала, о чем собирается написать –– и в итоге свободные ассоциации ведут ее куда-то незнамо куда. Путь небезынтересный, устланный всякими интересными метафорами и прочей эквилибристикой –– но все ж таки замкнутый на себе, как будто, продолжая аналогию движения, смотришь только под ноги: брусчатка пролетает, в луже видишь свое отражение, асфальт потрескался. А мира вокруг не видишь, как зашоренный. Написала про «Апоптоз» рецензию для «Прочтения», целиком можно почитать на сайте. Ну и буду рада, если вы поделитесь своими догадками о романе. #рецензиичитануги #совруслит

Меж тем составила плейлист к своей книге, там много разного: от темы барабана в «Поле чудес» до Brainstorm, от Таривердиева до Фредди Меркьюри.

«Книжный плейлист» по книге Анастасии Сопиковой «Тоска по окраинам» Мы продолжаем рубрику «Книжный плейлист», в ней авторы ваших любимых книг рассказывают о музыке, которая созвучна их произведениям. В новом выпуске рубрики — книга Анастасии Сопиковой «Тоска по окраинам». Сборник состоит из пяти новелл: «Не успеешь оглянуться», «Золотая лихорадка», «Друг Джонатан», «Трактир Тенардье» и «Тифлис». Пять историй из жизни героини, пять эпизодов инициации из девочки в подростка, в совсем юную девушку, в молодую женщину и почти-бывшую-жену. «Тоска по окраинам» — пять стадий принятия жизни такой, какая она есть. История поколения, которое учится вновь и вновь подниматься после падения. Анастасия Сопикова выбрала музыкальные композиции к каждой новелле и написала к ним комментарии. Приятного прослушивания и увлекательного чтения! Слушать плейлист в VK Музыке