Дарья Сивашенкова

Какое-то симпатичное насекомое билось об оконное стекло на кухне, пытаясь вырваться наружу. Я открыла окно, поймала насекомое и выпустила его на волю. Оно немедленно влетело обратно, огибая мои подставленные в качестве препятствия руки, и вновь начало биться о стекло, демонстрируя неукротимую волю к свободе. Вот и у людей все точно так же. Человек бьётся о Закон, пытаясь спасти себя выполнением заповедей и делами праведности. И даже когда Христос Собой освобождает его и отпускает на свободу - все равно, вопреки Ему, пытается спастись не Его, а своими усилиями, делами, стараниями. Нарочно возвращается под Закон и убеждая себя, что дело в его собственных стараниях. Но своими делами не спасешься и стекло не пробьешь. Открыть окно может только Он.

Мы привыкшие...

12 часов за рулём вчера (Москва-Великие Луки-Москва), 4 часа на поезде сегодня (Москва-Нижний Новгород). Я устала сил нет. Но здравствуй, Нижний!

Сегодня, на Троицу, у нашей Церкви появились новые мученики - протоиерей Николай из Дербента и охранник, собой закрывший людей в соборе, ценой своей жизни не давший их убить. В день рождения Церкви нам напомнили, на чьей крови она росла в свои первые века. "Кровь мучеников - семя Церкви", - писал Тертуллиан. И вместе с ними - множество невинноубиенных, детей и взрослых. Севастополь, Дербент, Махачкала. Да упокоит Господь их души, да утешит Духом Своим их родных, да подаст нам всем мужества, стойкости и сил.

С днем рождения, моя Церковь, Плотью и Кровью соединенная, Духом запечатленная и увенчанная! Прекрасная моя, вся из Слова и Света, из веры и надежды, из радости и любви. Сидящая у ног Его, ходящая по стопам Его, идущая впереди Него говорить о Нем. Все в тебе - и созерцательная тишина галилейских вечеров, и огненная порывистость, когда невозможно молчать, и дерзновенность речей, и кротость молитвы, и потаенный внутренний огонь, и полыхающий жар Духа. Все в тебе - как в твоем Господе. Нельзя не любоваться на тех, кто был первыми: на Его - на наших - Двенадцать. На смелость, на вдохновение, на их прекрасную, невозможную решимость и уверенность. На абсолютно живых людей, еще недавно перепуганных и унывавших - и вдруг заговоривших так громко и так убедительно, что им поверили. Хотя говорили они такооооеее, что верить им было попросту невозможно. До чего ж огромная сила была в их словах, действительно, огонь и ветер. Для них это не первая проповедь, Господь уже посылал их в города перед Своим лицом, и они уже знают, что такое дары Духа: уже исцеляли больных, уже изгоняли бесов, и, возвращаясь, радостно говорили Ему: - Господи, и бесы повинуются нам об имени Твоем. (молодцы, отвечал им Иисус, но это не главное - главное, что имена ваши написаны на небесах). Но теперь другое. Раньше услышавшие их слова могли прийти ко Христу, коснуться Его и услышать, и уверовать окончательно. А теперь сначала вера их словам, огню и ветру - а потом уже дар Духа уверовавшему. Какая же огромная ответственность падает на них - с каким же невероятным мужеством, с какой силой и смелостью они ее принимают. Как не любить их? С днем рождения. Всех нас, единых в Нем, от Двенадцати до сегодня.

"Не бросай!" - призывает меня плакат вдоль дороги с изображением зажженной сигареты. "Давайте пить!" - убеждает другой, без всякой конкретики. Я что, попала в мир антиЗОЖ? Приятно.

Читаю и аж дыхание перехватывает: Сегодня совершил я необычный чин отпевания. Приходит ко мне старуха. Вся в слезах. – Отпой, батюшка, сына моего, богоотступника! Убили его! – Где же почивший? – спрашиваю. – Там, батюшка, у них… В народном доме лежит. Тебя туда не допустят. По-граждански его хоронят, с музыкой и песнями… Он ведь комиссаром состоял… – Как же я отпевать стану? – Отпой его, голубчик, заочно… у себя в боковуше! Дай душе его благословение… Плачет старуха, Христом Богом молит. Стал отпевать. …Мимо окон везут мертвого комиссара с музыкой, а я читаю ему вслед: «…в вечных Твоих селениях упокой душу усопшего раба Твоего в месте светле, в месте злачне, в месте покойие, отнюдуже отбеже болезнь, печаль и воздыхание…» (Василий Никифоров-Волгин, "Дорожный посох", часть первая) Поразительно, что этот автор не попадался мне раньше - и поразительно, как один за другим его рассказы ложатся на самое сердце. Очень похож на Шмелева - но лучше, как будто квинтэссенция лучшего в Шмелеве. Столько боли, столько милости, столько раскаяния и прощения, до слез. Может быть, один из лучших образчиков трогательной и прекрасной русской духовной литературы. Я очень советую почитать. Книга называется "Ключи заветные от радости".

Ой, глядите, что нашла интересное. В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть. - ну, это все помнят, откуда цитата. "12 стульев" А сейчас читаю намного менее известного Василия Никифорова-Волгина, который пишет про то же самое время: "Ярко до полночи горят огни в ресторанах. Последних, так же как парикмахерских и гробовых мастерских, очень много. Кажется, что нарвитяне живут только для того, чтобы выпить, побриться и заказать гробик". ("Ключи заветные от радости")

Серьезно говоря, это довольно тонкая грань: не ввязываться в хайп и не писать по "повесточке" - но и не быть "тетеревом на току", блаженно не замечающим окружающую действительность. По крайней мере, не быть им нарочно. И как обычно, смотришь на Христа: Ему удавалось проходить по тонкой грани, не делаясь заложником сиюминутных событий, но и не зависая в вакууме равнодушной к миру "неотмирности". Он все знал, все видел. Многое Ему было важно, что-то вызывало Его реакцию. Но ничто не подчиняло Его себе. Наоборот: это Он все покорял Себе и Своему делу, всякий образ, всякое событие: от динария кесарю до рухнувшей башни.

Утром открываю глаза - на улице творится такое, что МЧС даже не могло предсказать! Тихо и солнечно.