#Читаем_Культ_личности
МЕЙЕРХОЛЬД. МЕЖДУ ПЬЕРО И АРЛЕКИНОМ. ЧАСТЬ 7.
Для премьерного спектакля худсовет театра выбирает модного тогда и вполне заурядного драматурга Гуннара Гейберга "Трагедия любви". Это дань моде такая.
Локомотивом интереса к скандинавской драматургии, естественно, был Гамсун. Но Гамсуна и так не ставит только ленивый. А Гейберг известен поменее, он идет во втором, если не в третьем эшелоне. Немного подумав, его всё же решают заменить на "Гедду Габлер" Ибсена. Ну, так Ибсен – классик, что говорить. Кстати, тоже норвежец.
Но иногда случается, что и классический материал – не гарантия успеха. Так и вышло. Всеволод Эмильевич с художником Сапуновым так загромождают сцену символистскими декорациями, так уходят в оформительство, что Вере Федоровне остается лишь позировать на фоне. Публика недвусмысленно дает понять: провал. Не отстает и пресса. "Газеты, – сообщает Валентина Веригина, – ругались на все лады, издеваясь на Мейерхольдом и "отпевая" Комиссаржевскую".
Вера Фёдоровна рыдает. Всеволод Эмильевич утешает и произносит речь на предмет всенепременной победы нового искусства. Теперь он берется за Метерлинка и его миракль "Сестра Беатриса".
Здесь уже режиссер отдает все на откуп своей главной актрисе. "Г-жа Комиссаржевская вырвалась из всяких пут и схватила за сердца интонацией мятежа и неизбывной скорби, – констатирует Анатолий Луначарский, будущий завкультурой при большевиках, а тогда – театральный критик и плохой драматург. – Надеяться можно только на собственный мятеж, мятеж эксплуатируемых против эксплуататоров".
Где Анатолий Васильевич узрел мятеж у Метерлинка, одному Богу известно. Зато вот Михаил Кузмин обходится без классовой подкладки: "Гулкий большой фурор. Все ожили и приободрились".
Блок сообщает: "Мы узнали высокое волнение... Было чувство великой благодарности за искры чудес, облетевшие зрительный зал".
Впечатлён и Максимилиан Волошин: "Я действительно в первый раз за много лет видел в театре настоящий сон. И мне всё понравилось в этом сне".
Оживляется – и еще как! – профессиональное сообщество.
"Гениальный режиссер – самый большой из доселе бывших и существующих, – восторженно констатирует Евгений Вахтангов. – Каждая его постановка – это новый театр... Мейерхольд дал корни театрам будущего. Будущее и воздаст ему".
Знал бы Евгений Борисович, КАК воздаст будущее Мейерхольду...
После "Сестры Беатрис" триумфатор берет паузу. Во-первых, насладиться заслуженным успехом, во-вторых, обдумать следующий шаг. А это стократ сложнее, чем поставить сенсационный спектакль. Укрепиться на высоте – вот задача задач. И тут ему является Блок. Александр Александрович – давний друг театра Комиссаржевской, а после вхождения туда мейерхольдовских артистов и подавно. Поэт – пылкий поклонник Натальи Волоховой. Она играет в "Сестре Беатрис" игуменью. Блок осыпает ее стихами, она благосклонно принимает восторги. "Снежная маска" – это Блок про неё.
В 1907 году Мейерхольд ставит блоковский "Балаганчик". Художник – уже известный нам Николай Сапунов – строит на сцене маленький театрик с занавесом. За занавесом – стол, сидящие за ним 5 одинаковых мистических фигур. Звучит лёгкая музыка, почти шансонная, сочиненная специально для постановки Михаилом Кузминым. У самой рампы, у будки суфлера, сидит печальный Пьеро. Его играет сам режиссер. Разумеется, есть и Коломбина, и любовь к ней, и жестокий хохочущий Арлекин. Все по законам любимого жанра.
Продолжение следует.
/Автор текста: Владислав Борецкий/