издательство без шуток

Well, that escalated (not that) quickly, как говорится

Несколько слов вдогонку к севастопольскому законопроекту против пропаганды нетрадиционных — если вы думаете, что это коснётся только какого-то одного издательства, бестселлеры которого последнее время обсуждают, то — нет. Если убрать привязку к возрасту (а заодно и страховку в виде «18+» и упаковки в плёнку), то под угрозой оказываются практически все издатели обычной художественной литературы, от самых больших до самых маленьких — ЭКСМО, Азбука, Альпина, Фантом Пресс, Иван Лимбах, No Kidding и т. д. Ну, потому что романы испокон веку пишут обо всём. И это нормально. Ненормальные — тараканы в голове у депутатов Севастопольского заксобрания. Ненормален — режим принуждения к скрепам. Ненормальна отмена мировой культуры. Ненормальна отмена будущего. Тараканам, кстати, тоже пора начать соображать. «Машенька»-то ведь работала, помню.

Хорошая серия интервью с издателями. Сразу видно, кто про книги, а кто про прокатный стан и штамповку. Типографы говорят, что они будут пробовать клей из мебельной промышленности. Плывём в понятном направлении. https://style.rbc.ru/life/6294d21e9a7947d013473119

я / мы / мне/ наша/ нам До 14 сентября включительно при покупке подписки через бот @nokidding_bot дарим такие плакатики — напечатаем к выходу первой книги в ноябре. Может быть сложно остановиться на каком-то одном, поэтому ближе к делу предложим выбрать любые понравившиеся. Тем временем фильм французской режиссерки Одри Диван, снятый по «Событию» Анни Эрно (первой книги пятого сезона подписки), взял главный приз в Венеции. Это моя любимая книга Эрно, в которой аборт переживается как экзорцизм и инициация. Очень ждем фильм.

Запустили новый сезон подписки, уже пятый (в это время комикс-подписка без номера: am I a joke to you?) В подписке в этот раз три квир-женщины. И вообще все самые любимые, настоящая гордость. Анни Эрно Шанталь Акерман Одри Лорд Доди Беллами Подписаться можно через бота @nokidding_bot или через сайт как обычно. На четыре книги — ориентировочно до 1 ноября, на три (когда выйдет Эрно, мы уберем ее из подписки) — до 1 декабря. Для первых подписчиков скоро анонсируем подарки. 200 рублей с каждой подписки отправляется в Консорциум женских неправительственных организаций.

«Красные части» Мэгги Нельсон (No Kidding Press) — пока лучшее мое чтение этого лета. Это «история одного суда», на котором в 2005 году судили подозреваемого в убийстве, совершенном тридцать пять лет назад. Убили молодую девушку Джейн — сестру матери самой Нельсон. Нельсон рассказывает, как этот суд крошит жизнь её семьи. Но еще, и это важнее — она пишет, почему эта история так притягивает взгляд и как она решает стать свидетелем, который не может ничего изменить, но чья роль — смотреть, запечатлевать, не позволять истории исчезнуть. Она называет это «заскоком на убийстве» — полу-отрешенным состоянием, в котором ни мораль, ни чувства не задевает её каждодневный поиск рифм к словам «пуля» и «череп». «Она говорит, что не рассказала, потому что ей было стыдно. Я говорю, что стоило об этом рассказать хотя бы потому, что это произошло». В «Частях» много от тру крайма — жанра-любимчика массовых аудиторий, который позволяет прикоснуться к ужасающему, непостижимому, но такому неотвратимо реальному, из комфорта пижамки с пингвинчиками. У Нельсон картинка сложнее — она рассказывает, что бывает, если ты существуешь бок о бок с этим непостижимым насилием на протяжении всей своей жизни, как и пришлось жить её семье. Мертвая Джейн не покидает их — её следы виднеются в отношениях родителей Нельсон, в её отношениях с сестрой, в том, какими людьми они выросли. И Нельсон раз за разом выбирает продолжать смотреть — на то, как убийство, суд и её детство переплетаются и превращаются в место, _«где страдание, в сущности, бессмысленно, где настоящее проваливается в прошлое без предупреждения, где нам не избежать участи, которая страшит нас больше всего»_. Она выбирает признать, что жизнь рядом, над, под и внутри насилия неизбежна, время не лечит, потому что его перед лицом вечного горя нет, и удовлетворительной развязки ни для кого не предполагается. Я люблю Нельсон за то, что она (уж не знаю, легко ли ей это дается, буду надеяться, что да) отказывается от того, чтобы рассказывать историю — и позволяет себе писать текст, где главным средством управления вниманием служит нечто совсем другое. «Мои стихи не рассказывали истории. Я стала поэтом отчасти потому, что не хотела рассказывать историй. Насколько я могу судить, истории, может, и помогают нам жить, но также они ограничивают нас, приносят нам феноменальную боль. В попытке найти смысл в бессмысленных вещах они искажают, кодифицируют, обвиняют, возвеличивают, ограждают, пренебрегают, предают, мифологизируют и всё такое. Мне всегда это казалось поводом для сожаления, а не хвалы. Как только какой-нибудь писатель начинает говорить о «человеческой силе повествования», я обычно ловлю себя на желании выйти вон из зала. Потому что иначе кровь приливает к лицу и начинает кипеть». В этом мне видится единственный способ писать текст, помогающий искреннему сближению и спасению от одиночества, побуждающий интерес к опыту другого, а не к тому, насколько стройно выстроены мотивации героев и достаточно ли достоверна развязка. «Наивная надежда на катарсис», которую Нельсон чувствовала, пока писала книгу стихов о Джейн, еще до событий, описанных в «Частях», больше её не посещает — она отказывается от писательского эгоизма, толкающего к вере в то, что правильно написанный текст поможет «успешно отгоревать», что достовернейшим образом собранные детали о смерти (какого цвета был плащ? а колготки? а что она читала?) помогут сделать эту смерть объяснимой, перевести в неопасный статус рационально познаваемого события. В «Частях» она находит другой ответ — человеческая близость и любовь, единственное, что может спасти от ужасающего одиночества смерти. И цитирует Айлин Майлз: «Нуждайтесь друг в друге так сильно, как только можете вынести. Где бы вы ни были в этом мире». И это просто очень красиво. 📚 Еще книга круто переведена и напечатана — рекомендую не отказывать себе в тактильном кайфе чтения в бумаге, поэтому ловите промокод almost на заказ в интернет-магазине издательства (действует на все книги и мерч, не действует на бандлы, предзаказы и подписку).

сегодня это видео еще лучше, чем вчера https://twitter.com/blgtylr/status/1428015879829270528

Рубрика «новинки no kidding press, от которых я кайфанула» «Красные части» Мэгги Нельсон нам дали в нагрузку, продавая права на «Аргонавтов», которых мы уже начали переводить, не торопясь (как опционный издатель) улаживать дела с правами. Но тут «Аргонавтами» заинтересовались коллеги из другого издательства (привет, коллеги), и решение пришлось принимать быстро, соглашаясь по ходу дела на все. «Красные части» к тому моменту я еще не читала, а начав, подумала, что лучше бы мы купили «Джейн». Но как я ошибалась (а «Джейн» будет тоже). Я редко читаю наши книги в бумаге от корки до корки (обычно все уже читано-перечитано при подготовке текста), но тут как редактор я не участвовала. Дочитала уже в бумаге и получила прямо огромное удовольствие и от перевода Насти Каркачевой, и от верстки Саши Корсаковой, и от того, как издано. В «Красных частях» Нельсон выбирает жить как можно ближе к смерти и ужасу насилия, и это совпало с моим собственным «заскоком», и я наконец смогла разглядеть в этой книге ее большую силу. Вообще, Нельсон просто огромная, давно уже люблю ее за то, что она не делает книги квадратно-гнездовым способом, а все время ищет новые подходы. И как я рада, что она с нами. «Собирая материал, я столкнулась с напастью, которую назвала «заскоком на убийстве». Я могла целый день заниматься своим проектом с некоторой безучастностью, беспечно подглядывая в словарь рифм в поисках созвучий к словам «пуля» и «череп». Но ночью в постели меня поджидала вереница муторных сцен насилия — над Джейн, над другими мичиганскими девушками, над моими близкими, надо мной — а иногда, что самое ужасное, насилия, которое свершается моими руками. Эти образы возникали в моем сознании нерегулярно, но каждый раз с той стремительной и хваткой силой, с которой возвращается то, что было вытеснено». *** «Внезапная смерть — это один из способов (ужасный способ, полагаю) зафиксировать детали человеческой жизни. Работая над «Джейн», я поразилась тому, как один акт насилия преображает целый ряд повседневных вещей: плащ-дождевик, пару колготок, книгу в мягкой обложке, шерстяной джемпер — в пронумерованные вещественные доказательства, талисманы, на каждом шагу угрожающие приобрести аллегорические пропорции. Я хотела, чтобы эти предметы были упомянуты в «Джейн». Я приложила все усилия, чтобы попытаться установить, например, был ли плащ Джейн бежевым или желтым, потому что слышала обе версии. Когда я не смогла этого выяснить, то заставила себя назвать его «длинным плащом» вместо того, чтобы дать ему цвет, и всё же я очень хотела, чтобы у него был цвет. Точность казалась мне оружием, средством борьбы с «судьбой». Джейн читала «Уловку-22», но могло быть и по-другому. Всегда может быть по-другому». *** «Сколько я себя помню, это было одно из моих любимых ощущений. Быть одной на миру, бродить по ночам или лежать близко к земле — анонимно, невидимо, бесцельно. Быть «человеком толпы» или, напротив, наедине с Природой или со своим богом. Предъявить свое притязание на общее пространство, даже когда чувствуешь, как растворяешься в его широте, в его величии. Готовиться к смерти: чувствовать себя совершенно пустой, но всё же еще живой. В разных культурах женщинам пытались отказать в доступе к этому ощущению. Кто-то пытается до сих пор. Тебе миллион раз говорили, что быть одной и быть женщиной в общественных местах ночью — значит напрашиваться на неприятности, так что поди разбери, ведешь ли ты себя смело и свободно или глупо и саморазрушительно. Иногда подготовка к смерти — это просто подготовка к смерти. Подростком я любила принимать ванну в темноте, положив монеты себе на веки». *** «Той ночью я чувствовала, как остро нуждаюсь в каждом из этих людей и в них всех вместе. Лежа в одиночестве, я почувствовала — и, может быть, даже осознала, — что меня не существует вне моей любви к ним и потребности в них и что, возможно, их не существует вне их любви ко мне и потребности во мне. В последнем я была не так уверена, но мне казалось, что уравнение вполне может работать в обе стороны. Засыпая, я думала: Может, это для меня и есть промысел божий».

Вышло второе издание переписки Кэти Акер и Маккензи Уорк, исправленное (тут и там, в т.ч. в части Бланшо) и дополненное (сканом титульного листа книги Акер с ее рисунками и надписями). Нам важно было сохранить гендерную нейтральность названия. Этой фразой (I’m very into you) Акер конфронтирует собеседника (из предисловия Матиаса Вигинера: «В их дуэте феминность всё еще отвечает за эмоциональность, за сомнения. Даже так: женщина находит внешнее выражение эмоциям и сомнениям»), но собеседник откликается, поднимается на ее уровень, делает встречный шаг. Этот риск лежит скорее в поле эмоционального, нежели эротического, в эротическом оба заранее компетентны и чувствуют себя увереннее («Ей действительно нужен друг. Не друзья, у нее они есть, а настоящий друг. Возможно, у нее много настоящих друзей, но не тот самый, единственный друг. Может, это ключ к вашей переписке? К почти-что-любовным письмам о культурном проскальзывании и утверждении? Глубинное желание соединиться: воздушным, ризоматическим, физическим, текстуальным путем»). Нам хотелось отразить это в переиздании. Название не вполне идеально, и, может — кто знает — будет мерцать и впредь. Вигинер называет переписку «текстом зарождения, текстом начала», и это справедливо во многих смыслах. Читая новую верстку, я вновь обнаружила здесь то, из чего случилось издательство, что находится в самом сердце знаковых для нас текстов, — попытку помыслить встречу, сообщество, осознание радикального различия. Я почувствовала эту книгу продолжением своего тела. Есть пассаж о языке, он еще лучше: чем больше Я, как «Я», имею в виду или хочу тебе ска­зать, как, например, любовник, что желает сказать любовнику о своей любви, тем меньше ты понимаешь, и рассеивание значения, как в замечательной про­зе Бланшо, обнажает основу моего сознания, т. е. я думаю: «Вот кто я есть». https://bit.ly/3sDltSj