Блог историка и отщепенца

Подвести, что ли, итоги года? Они получились довольно скромными и противоречивыми. На продуктивности деятельности историка в последние годы сказывается моё стремление регулярно менять места жизни, работы и занятости (иначе неинтересно жить), отчего уже давно отщепенец доминирует над историком. В 2023-м, однако, я никуда не дёргался, но сказалась усталость предыдущих лет. Впрочем, правило, согласно которому этот блог может неожиданно замереть, а потом столь же внезапно возобновить свою регулярную работу, было озвучено уже давно и знакомо старым подписчикам. Но стоит его озвучить для новых людей, которые появились в последние месяцы. Из интересных итогов отмечу, что за этот год прочитал пять публичных научно-популярных лекций, две из которых были посвящены моему любимому периоду 1860-х годов. Это произошло в рамках моей работы в Историческом музее и, скорее всего, практика чтения лекций будет продолжена. Почти всегда это происходит в Москве, но кто знает, куда занесёт ещё. В начале года я доделывал статьи для одного энциклопедического издания, которое, к сожалению, не вышло в свет. Работа была занимательной, статьи затрагивали разные сюжеты и разных персоналий из истории народничества. Но хоть я и писал по итогу в стол, наработанный материал в ином формате пригождается сейчас при подготовке статей для «Цифровой истории» в рамках цикла «Пятьдесят оттенков народничества». А вот собственный цикл для этого блога – серию заметок об отщепенстве – я забросил из-за болезни осенью. Но ничего, вскоре вернусь и доделаю. Что принесёт год 2024-й, узнаем уже скоро. Всех с Наступающим! 🎄🍻

= = = > Ядром чайковцев стал студенческий кружок, организованный в 1869 году в Петербурге студентами Медико-хирургической академии Марком Натансоном и Василием Александровым. Как раз в его первичный состав и входил Чайковский. Главным образом кружок занимался «книжным делом» – распространением книг по гуманитарным и естественнонаучным проблемам среди интеллигенции и студенчества, в том числе «самиздата» и «тамиздата» (за границей чайковцы издали, например, сборник статей Чернышевского по вопросу общины). В 1871 году с этим «мужским» кружком слился женский кружок самообразования, состоявший из слушательниц Аларчинских курсов. Самой известной его участницей была будущая народоволка Софья Перовская. Впоследствии к ним примкнули кружки из Москвы, Одессы, Киева и других городов. Они не образовали единую организацию, так и оставшись ассоциацией кружков. Тем не менее, иногда их всех называют чайковцами, а историк Николай Троицкий предлагал использовать для конгломерата их кружков название «Большое общество пропаганды». Общее число его участников насчитывает примерно сотню человек. Чайковцы задумывались о пропаганде среди крестьянства, но попытки уйти «в народ» были эпизодическими экспериментами. Больший масштаб и систематический характер приобрело «рабочее дело»: чайковцы устанавливали личные контакты с рабочими, создавали кружки самообразования на фабриках, знакомили пролетариев с политической литературой. И хотя основная деятельность общества сводилась к просветительству, некоторые чайковцы ставили серьёзные политические вопросы. Скажем, Пётр Кропоткин написал программную записку, где рассуждал о необходимости уничтожения «экономического барства и современного государственного строя» путём социальной революции, и записка получила благосклонные отзывы среди товарищей. На фоне относительно крупного «Большого общества пропаганды» другие кружки были малочисленными. Но их становилось всё больше и больше. В 1872 году в Петербурге Александр Долгушин, бывший подсудимый с процесса нечаевцев, организовал кружок, который одним из первых попытался целенаправленно печатать литературу для революционной агитации крестьян. Когда Долгушина однажды спросили, готов ли народ к революции, он уверенно ответил: «Готов, и, коли не верите, отправьтесь и походите среди народа». Накануне «хождения в народ» появлялись отдельные кружки лавристов – сторонников идей Лаврова, о котором мы поговорим в следующий раз. Кружок «артиллеристов» из юнкеров столичного Михайловского артиллерийского училища организовал слесарную мастерскую, чтобы в ней учиться ремеслу и готовиться к работе «в народе». Выпускник Киевского университета Сергей Ковалик, вдохновившись идеями Бакунина, ездил по городам и организовывал то тут, то там кружки сторонников бакунинской программы. Таким образом, ряды революционно настроенной молодёжи в 1869–1873 годах только возрастали, и среди них всё глубже укоренялась идея, что сближение с народом – это действенный способ революционной пропаганды. Достаточно было эту массу лишь подтолкнуть к действию.

Пятую статью я первоначально хотел посвятить чайковцам и другим кружкам начала 1870-х годов, но в ходе написания стало понятно, что стоит сместить акцент на сам переход от нечаевцев к чайковцам. Начало истории семидесятников без объяснения этого перехода, кажется, будет не совсем понятным. Дублирую текст из публикации в VK: https://vk.com/wall-144904445_652849 – – – От нечаевцев к чайковцам: революционные кружки накануне массового «хождения в народ» После покушения Дмитрия Каракозова на императора Александра II в 1866 году революционное подполье в России застыло в состоянии анабиоза. Заниматься оппозиционной деятельностью в условиях, когда тебя могут обвинить в симпатиях к идеям цареубийства, было затруднительно, а надежды шестидесятников на скорую крестьянскую революцию практически испарились. Ситуация изменилась через два-три года, когда в крупные города приехала новая молодёжь, не познавшая разочарований шестидесятников. Они-то и влились в студенческие кружки 1868–1869 годов, где читали статьи Бакунина из «Народного дела». Тогда же в Петербурге, а затем в Москве появившийся из ниоткуда революционер Сергей Нечаев стремился найти сторонников, притягивая к себе неопытных и наивных юношей и девушек, а также более взрослых лиц, готовых поверить в его надуманное амплуа профессионального революционера и загадочного конспиратора. Как известно, бесконечно обманывать всех нельзя, поэтому едва созданная организация «Народная расправа» оказалась под угрозой распада из-за несогласия студента Петровской академии Иванова с действиями Нечаева. Нечаев решил убить Иванова и убедил несколько соратников в том, что они должны сделать это вместе. Скрепить руки кровью не вышло. Организация была раскрыта, на основе показаний полиция вышла на их знакомых, знакомых знакомых и так далее. Власти привлекли к масштабному судебному процессу и причастных к убийству Иванова, и участников студенческих беспорядков, и даже людей, которые с Нечаевым спорили и были его прямыми оппонентами. Всего на скамье подсудимых оказалось 77 человек. Нечаева, кстати, среди них не было – он успел бежать за границу. Процесс нечаевцев, проходивший в Петербурге в июле – сентябре 1871 года, имел двоякий эффект на революционное движение. С одной стороны, он оттолкнул молодёжь от «нечаевщины» – «иезуитских» методов Нечаева, будь то обман, шантаж, требования безапелляционного подчинения «вождю», манипуляция товарищами. С другой, процесс нечаевцев вызвал волну симпатии и сочувствия к десяткам людей, которые не имели конкретных представлений о целях и задачах революционной деятельности, искренне хотели поучаствовать в общественно полезном деле, но законом считались преступниками. Народница Александра Корнилова-Мороз отмечала, что нечаевцы воспринимались со стороны как жертвы произвола правительства и борцы за освобождение народа. Попытка отрицать «нечаевщину» приводила к стремлению, по её словам, «создать организацию на основе близкого знакомства, взаимного доверия, симпатии и равенства всех членов, а главным образом на основе высокого нравственного развития». Эта этическая составляющая была важной для ранних народнических кружков. Самым известным кружком начала 1870-х годов были чайковцы. Название прижилось случайно и связано с именем Николая Чайковского, студента Петербургского университета, в будущем видного деятеля Гражданской войны на стороне белых. Чайковский активно участвовал в деятельности кружка, но не был его лидером. Структура кружка в принципе не предполагала лидеров, чтобы не повторять ошибок нечаевцев, слепо доверявших авторитарному руководителю. = = = >

Могучая личность, бунтарь. Почему слово Бакунина было ценным для русской молодёжи? Об этом читайте в цикле «Пятьдесят оттенков народничества». Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые серии! Идея, редакция цикла и текст: Виктор Кириллов #ВикторКириллов_ЦИ #Пятьдесят_оттенков_народничества_ЦИ #Пятьдесят_оттенков_народничества #Новоевремя

= = = > Шестидесятники с симпатией относились к социалистическим и революционным идеям. Не у всех было ясное представление, что такое социализм и как претворить его в жизнь, оттого жаждущая знаний молодёжь собиралась в кружки для чтения «Колокола» Герцена, «Современника» Чернышевского и иной легальной и нелегальной литературы. Разрозненность печатных высказываний и отсутствие «идейного центра» затрудняли распространение чётко сформулированных политических теорий и общепринятого понимания социализма. Его могли находить, скажем, в повседневной практике: после знакомства с романом Чернышевского «Что делать?» энтузиасты пытались реализовать перестройку своего быта, жить коммунами, организовывать артельное производство, и такая деятельность считалась воплощением социалистических идеалов. Революция, по мнению шестидесятников, могла произойти очень скоро. Как вспоминал теоретик народничества Пётр Ткачёв, деятели шестидесятых годов думали, что революция случится «не позже как через столько-то недель, много, много – через столько-то месяцев». Это наивное ожидание социального взрыва было логичным: на глазах у современников пало крепостное право, которое уходило корнями в седую древность, темп общественных преобразований, особенно в сравнении с «застойными» годами николаевского царствования, казался невероятно быстрым, а слухи о возможных бунтах крестьян, недовольных условиями освобождения, настолько будоражили общество, что легко было поверить в близость радикальных перемен. «Мы пенились и верили и считали себя „накануне“», – вспоминал шестидесятник Николай Шелгунов. С таким умонастроением заниматься организацией подполья и кропотливой нелегальной работой не было необходимости. Ещё раз передадим слово Ткачёву: «Заниматься подготовлением революционных средств – это совсем не входило в программу их деятельности; да и что они могли подготовить в два-три месяца (после которых произойдёт революция. – Прим.)?» Поэтому шестидесятники не шли в народ, пусть и относились к нему с любовью, активно обсуждали в печати крестьянскую реформу и скверное социальное положение крестьян и пытались иногда обращаться к народной массе через распространение революционных прокламаций. Но более значительная доля пропагандистских усилий была направлена на таких же, как они, – на интеллигенцию, студенческую молодёжь, читающую публику журналов. Конечно, можно вспомнить примеры пропаганды на местах и призывы к такой пропаганде. Студент Московского университета Пётр Заичневский, автор прокламации «Молодая Россия», убеждал своего товарища по кружку, что нужно «проповедовать» «везде и всегда – и перед дворянами в клубах... и перед мужиками». По свидетельству другого студента Василия Линда, настрой кружка Заичневского подтолкнул около полусотни человек разъехаться по России, но о заметных последствиях этой массовой акции нам ничего не известно. Участник кружка «вертепников» Матвей Свириденко около года жил в деревне Каменный мост Херсонской губернии, общаясь с крестьянами и изучая их быт. Ишутинское тайное общество середины 1860-х годов, из которого вышел террорист Каракозов, а вслед за ним и «Рублёвое общество» строили планы по отправке своих членов в народ; впрочем, эти планы не осуществились. Таким образом, шестидесятники лишь наметили контуры будущего «хождения в народ». И как бы скептически мы не оценивали итоги их деятельности, без шестидесятников не было бы семидесятников. Эпоха шестидесятых годов оставила после себя богатое публицистическое наследие, опыт организации кружков и коммун, традиции студенческого протеста и – самое главное – не раз произнесённое и не раз обоснованное чувство долга разночинной интеллигенции перед народными массами. Это чувство стало стержнем, на который легко нанизывались конкретные политические программы теоретиков народничества и революционных организаций следующего десятилетия.

В третьей статье из цикла о народничестве для «Цифровой истории» я уделил внимание общему идейно-политическому портрету шестидесятников. Их одновременно и можно, и нельзя назвать народниками, но даже если мы их к народникам не причислим, без них сложно рассказать об эпохе народничества в целом. Дублирую текст из публикации в VK: https://vk.com/wall-144904445_648225 – – – Шестидесятники – народники 1860-х годов, не ушедшие в народ Современное представление о периодизации революционного движения Российской империи во многом опирается на советскую историческую литературу. Нехитрые манипуляции ленинскими цитатами, в которых отразились скорее не исторические изыскания вождя мирового пролетариата, а острые дискуссии с его оппонентами – неонародниками рубежа XIX–XX веков, приводили к тому, что утверждения о хронологических рамках народничества менялись в зависимости от идеологической конъюнктуры. Часть советских историков разделяла народников 1870-х годов и «революционеров-демократов» 1860-х и не использовала эти понятия как синонимы. Более того, в сталинское время получил распространение тезис, согласно которому народники-семидесятники вообще не имели отношения к социализму: «...Народники защищали не социалистические, а буржуазно-демократические позиции», – читаем в учебнике по истории СССР для 9 класса средней школы 1953 года издания. Знаток революционного движения историк Борис Козьмин справедливо отмечал, что такое противопоставление не выдерживает критики. По его мнению, и 60-е, и 70-е годы можно называть периодом «революционной демократии», «крестьянской демократии» и народничества. Тем не менее, оттенки народничества для шестидесятников и семидесятников были разными. В прошлый раз мы обращались к личности Чернышевского, но Чернышевский выделялся среди шестидесятников богатым и уникальным публицистическим наследием. А что «в среднем» думали шестидесятники о себе, народе и революции? Шестидесятыми годами в истории России XIX века традиционно называют весь начальный период царствования Александра II с 1855 года, когда в глазах современников прошёл водораздел между консервативной Россией Николая I и Великими реформами. Шестидесятники были в первую очередь противниками консерватизма и старых порядков, «отрицателями», по выражению шестидесятницы Елизаветы Водовозовой, что в ряде случаев выражалось даже в отрицании моды и светских манер. Так появилась субкультура нигилистов, с которыми иногда отождествляли всех шестидесятников. Хотя, безусловно, не каждый «антиконсерватор» демонстративно носил длинные волосы и набивал карманы революционными прокламациями ради пощёчины общественному вкусу. = = = >

В последние три недели подорвал здоровье гриппом, только справлюсь с симптомами, так потом опять накрывает. Даже лень третью статью из цикла для ЦИ сюда продублировать. Так что не удивляйтесь, что блог опять полумёртвый и опять отщепенец победил историка. Чтобы заполнить пробел, ловите тематическое чтение – мою обзорную научпоп-статью об эпидемии испанки, которую я писал в марте 2020 года по понятному актуальному поводу: https://vatnikstan.ru/history/spanish_flu/

Кстати, о лекциях... А не воспользоваться ли мне служебным положением и не прочитать ли лекцию о Вере Засулич под конец декабря? Москвичи, кто готов прийти в Исторический музей, отпишитесь в комментариях – чтобы знать, стоит оно организовывать или нет, хоть какой-то минимум слушателей соберётся ли. Иллюстрация: Вера Засулич стреляет в генерала Трепова. Из книги: Griffiths A. Mysteries of Police and Crime. Vol. I. London; New Work [etc.], 1898.

В начале декабря прочту в Историческом музее лекцию на тему, которой давно интересовался. Тема сложная, политизированная и, я бы даже сказал, провокационная. Но без неё невозможно представить историю Крыма, Донбасса и других регионов, которые исторически относились к новороссийским землям, а в советские годы стали частью Украины. Об истории этих земель рассказывает музейная выставка «Новороссия», куратором публичной программы к которой был назначен ваш покорный слуга. Я решил не искать лектора, готового взять на себя тему современной истории региона, ибо не знал, не станет ли подобное выступление политической агитацией того или иного рода. За свою же адекватность отвечать готов. Так что ловите анонс: Лекция «До наступления весны. Регионалистские и сепаратистские движения Юго-Востока Украины в 1989–2014 гг.» Общественное внимание к Новороссии значительно возросло после событий «Русской весны» в 2014 году. Но и ранее в юго-восточных регионах Украины обозначалась тенденция к регионализму и сепаратизму. Начиная со времён перестройки в Крыму, на Донбассе, в Одессе и других областях и городах возникали общественные движения, которые выступали за особое политическое и культурное положение юго-восточных регионов в украинском государстве. Лекция посвящена попыткам Крыма добиться государственного суверенитета, истории «Интерфронта Донбасса» и другим сложным и малоизученным событиям. Дата и время проведения: 2 декабря, суббота, 14:00 Лектор: Виктор Кириллов, методист Исторического музея Место проведения: Лекторий Исторического музея Билеты можно купить тут. Иллюстрация: Бюллетень для голосования на референдуме о государственном и правовом статусе Крыма 20 января 1991 года. Из собрания Евпаторийского краеведческого музея.