Больше драмы!

В Москву приезжает питерская «Мастерская» Григория Козлова, привозят два своих хита - по Вампилову и по Булгакову. Последний я видела - пленительный моноспектакль Максима Блинова, оч рекомендую. На Вампилова пойду. Место: ТЦ «На Страстном», Страстной бульвар, 8а Мест мало, но ещё есть!   20 мая, 19.00 «Старший сын» https://www.afisha.ru/wl/69/api#/place/739456   21, 22 мая, 19.00 «Записки юного врача» https://www.afisha.ru/wl/69/api#/place/739457 https://www.afisha.ru/wl/69/api#/place/739460

Сцена под крышей театра им. Моссовета, где старшее поколение труппы резвится в коротеньком спектакле «Замужняя невеста», подробности тут https://telegra.ph/Maskarad-po-staromoskovski-05-10

Пока я была в отпуске, театралы и профессионалы вспоминали режиссёра Леонида Хейфеца, ему было бы 90. Театр Маяковского напомнил, что на его сценах ещё идут пять его спектаклей: - «Не все коту масленица» Александра Островского - «Цена» и «Все мои сыновья» Артура Миллера - «Отцы и сыновья» Брайана Фрила - «Пигмалион» Бернарда Шоу.  Вот про последнего несколько слов, написала после премьеры шесть лет назад: "Пигмалион" ставился на Игоря Костолевского, конечно. То, что мэтр этой сцены куда старше, вальяжнее и аристократичнее в повадке, чем скрипящий зубами, бегающий по комнате и нечаянно хамящий всем вокруг профессор Хиггинс в пьесе – не смутило постановщика, Леонид Хейфец точно знает, что имя Костолевского на афише – верный маячок в кассу. А в итоге иначе зазвучала петая-перепетая история о ваятеле и его Галатее, поднятой с тротуара в светскую гостиную. Этот Хиггинс – циник убежденный и усталый, никакого прозрения не переживающий, в Элизе он как видел игрушку и прислугу, так и будет видеть, а если она слегка ерепенится, так даже интереснее, но не особенно – он слишком многое видел, про женщин в целом и про нее отдельно ему все давно ясно. В финале, когда она уходит, но все медлит и медлит, он не встает с кресла и даже не смотрит ей вслед, лениво велев купить ему галстук. Это не поединок двух своеволий, тем более не разговор сердец, это дрессировка – безжалостная, но правдивая, черт возьми: а на что еще рассчитывать дурочкам с улицы, уж не на то ли, что их вдруг замуж возьмут благородные сэры? В результате интереснее всего смотреть на женщин – молодая звезда Маяковки Наталья Палагушкина и маститая Ольга Прокофьева "делают" мужской дуэт Костолевского-Лобоцкого на раз. Прокофьева, которая моложе Костолевского, тут в роли его маменьки смело превращается в мумию богомола, сухонькой лапкой слегка дирижируя беседой и играя более всего интонациями, острыми, как лезвия. Сцена приема у нее в гостиной – "экзамена" Элизы, самая комичная у Шоу, здесь то и дело вызывает хохот в зале, потому что обе актрисы резвятся на сцене напропалую. Жаль вот, что не было и пока нет ни в одной постановке "Пигмалиона" действительно грязного уличного языка, узнаваемого с первого звука, у Элизы и ее папаши. То, как говорят простонародье и гопники, буфетчицы и уборщицы – совсем не похоже на старательно ломаемый язык этих персонажей. Не в том дело, что выпускникам театральных вузов с поставленной речью не под силу изобразить любое произношение, а в том, что нет такой задачи – аккуратный перевод до сих пор никто не берется переписать смело и грубо. Первый акт, где милая благополучная актриса слишком явно просвечивает сквозь лохмотья цветочницы, и никак не верится в ее уличную дерзость, хватку зверька и обаятельное попрошайничество, уступает второму акту, где уже отмытой Палагушкиной не нужно больше играть карикатуру, а можно заняться характером героини. И, кажется, я лично впервые тут расслышала смысл их финального диалога – ну не про любовь эта история, не про нее. Хиггинс зовет девушку жить в своем доме на крайне унизительных и двусмысленных условиях, и объясняет ей, что для его уважения недостаточно угождать ему. Боже, какой урок пытался преподать Шоу девицам сто лет назад, а это потом превратили в водевиль или мелодраму. Быть хорошенькой, помогать мужчине, развлекать его, слушаться, щебетать и обижаться – как это недостаточно?! А что ж ему еще?! Ну неинтересно ему творение, когда оно завершено. А быть отдельной самой собой ей духу не хватит, вот в чем он печально уверен. Открыточный совершенно Лондон – художник Владимир Арефьев заключает в стеклянный куб гигантской красной телефонной будки все его стереотипные приметы – туман, фонарь, черный кэб и красный гвардеец в медвежьей шапке. Эта красота и задает ироническую интонацию обаятельного спектакля, где два с половиной часа первачи труппы играют в Шоу.

Гоголевская «Женитьба» известна театралам уже в стольких сценических интерпретациях, что очередную премьеру идут смотреть с ожиданием: что нового? Как режиссёр видит историю Подколесина и Агафьи Тихоновны, которых тщится поженить Кочкарев, как трактует мотивировки героев, как выстроит череду женихов, каков будет жанр: трагедия, комедия, притча и т.д.? Рассказываю про спектакль Каменьковича в Мастерской Фоменко тут https://oteatre.info/napoleon-uzhe-ne-tort/ кто уже видел спектакль, как впечатления?

https://ptj.spb.ru/blog/kino-i-permcy/ Рассказываю, как посмотрела на мхатовскую молодёжь в пространстве «Внутри». Хорошие )

https://t.me/sueta_around/76 есть несколько блогеров, пишущих о культуре, которые делают это интересно и я их читаю. Вот Рита Христенко завела канал о театре, кино и выставках, о московских и не только, она настоящая охотница за впечатлениями и ради них ездит порой очень далеко! В честь своего дня рождения Рита сегодня разыгрывает билеты на «Каштанку» в РАМТе, здесь

Продолжаю открывать для себя репертуар маленькой независимой площадки «Внутри», сегодня посмотрела короткий спект «Заповедник» по Довлатову, в гл роли - Александр Паль. Ставил Владимир Комаров, новое для меня имя - ученик Крымова, и это чувствуется в том особом типе горького юмора, которым исполнен спектакль. Про уехать-остаться, про Пушкина, которого застрелил майор гб - «Опять!» - охает поэт, прижав руку к животу. А добивает его писатель, не в силах слышать «я остаюсь, там, где мне хочется быть». Очень выстроенный, чёткий по ритму и хулигански-смелый по решению образов, пронзительный по остроте темы и совпадению с сегодняшним днём #выспрашивали_чтопосмотреть

Работа актера в этом спектакле безупречна, но равно важна здесь сбалансированность всех элементов - света, звука, темпа, пространства; слаженность ансамбля, которые превращают спектакль в воздушное, изящное, ироническое представление о страшном. Спектакль словно станцован и порой близок к цирку - с такой ловкостью актеры работают с предметами - башмаки, с которыми говорит герой, красноречивы, как на односюжетной картине Ван Гога, трость слепого, которого играет тот же Евгений Перевалов, несколькими гротескными штрихами набрасывая еще один из своих образов в спектакле - это трость фокусника или оружие уличного мошенника, живущее словно отдельной от хозяина жизнью.  Город на сцене - это гранитно-серые плоскости, вертикальные и горизонтальные, то съезжающиеся, то расступающиеся при неровном, словно задыхающемся, запинающемся движении героя по очередному кругу своих мук (художник Константин Соловьев). Для героя эти стены и улицы становятся полотнами невиданного театра - заливаются плотным, густым светом, розовым, синим, зеленым (свет - Иван Фомин). На этом фосфоресцирующем фоне люди теряют трехмерность, становятся силуэтами, тенями, окончательно превращаются в персонажей бреда изнемогающего поэта.  Глубина маленькой сцены открывается, как гнилая утроба, всасывающая в себя фигурку, скорченную в ванне - это нищенской номер в ржавых потеках по стенам. Три волхва являются одарить его на выбор - деньги и счастье предлагают ему редактор, делец и капитан дальних странствий. По тому, как они нахваливают героя и наперебой оспаривают его друг у друга, ясно, что это видения гаснущего сознания, которому в последней мечте является заслуженное признание от мира. Улыбка, с которой герой выбирает отплытие, не оставляет сомнений - он отправляется туда, откуда никто не вернулся. 

«Голод», МХТ  Лиза Бондарь - одно из самых ярких имен молодой режиссуры. Я видела ее питерских "Мещан" и "Близких друзей", ярославскую "Пилораму плюс", мирнинский "Озор", новосибирскую "Танцующую в темноте", московских "Макбета", "Тахира и Зухру", и вот теперь - "Голод" на Малой сцене МХТ. Эта молодая красивая женщина - отважный исследователь хтони, черных глубин подсознания, причин и проявлений насилия.  "Голод" не родился бы, вероятно, без протагониста - Сергея Волкова, бутусовца, которого помню вчерашним студентом в хлестком кабаретном "Брехте". Сейчас он в Вахтанговском, а в МХТ приглашен на главную роль в спектакле по роману Кнута Гамсуна (перевод Балтрушайтиса, сценическая версия Анны Лифиренко). Слева фортепьяно, справа барабаны, музыка Романа Пархоменко в живом исполнении прошивает действие. Прямо перед зрителем на широких ступенях портала - стол вроде пьедестала, на столе - человек. Он просыпается одетый и рассказывает нам о радости предстоящего дня, голос его ясен, взгляд чист, интонации спокойны и мягки, а вот тело вытворяет что-то немыслимое - словно Грегор Замза крючится и паучится, но, недовоплотившись в насекомое, он вверх ногами сверзается, низвергается, скорячивается с ложа. Это противоборство тела и сознания так и станет стержнем спектакля. На тело воздействует мощная сила - голод, доводящий героя до исступления и галлюцинаций. Эта сила не зависит от его действий, это как будто стихия, бедствие, изменить или отвратить которое он не в силах. Мир вот таков - он лишит тебя куска хлеба, отнимет возможности заработать его или получить чужой милостью. Ни в ком не будет ни сострадания, ни помощи. Лишенное пищи тело переживает что-то вроде наркотического опьянения и ломки, оно не очень подчиняется герою, который дисциплиной привычных мелких действий, шагами, ритуалами, знакомыми маршрутами блужданий по городу пытается справляться с действительностью, которая все больше плывет, мреет, оборачивается мороком. Не дать дурману сожрать свою личность, остаться человеком - вот о чем спектакль.  Вот герой сталкивается с нищим в подобии шинели (Евгений Перевалов) - бывший вояка просит на хлеб, и это не только вызывает у героя живейшее участие, но он совершает то, что не мог сделать для себя самого - закладывает свой жилет, чтобы добыть гроши чужому. Он доброжелателен, уверен, смел, щедр - он явно нравится себе таким, и это важнее рваных штанов и развалившихся башмаков.  Здесь нет какой-то подлинной, здравой, незыблемой реальности, которая конфликтовала бы с порождениями измученного голодом сознания - нет, режиссер погружает зрителя в сознание героя тотально, заставляет зрителя видеть мир его глазами. Вот торговка пирожками (Мария Сокова), с корзинкой, в чепце - сошла с фламандских полотен, вот уличная шарманщица, приводящая на ум чаплинскую цветочницу (тот же Евгений Перевалов в капоре и сиротском платьице); вот редактор - вертлявый, неуловимый, сыплющий словами хлыщ в белом костюме (Николай Романов), вот сухой фокусник-ростовщик в духе Диккенса (Павел Филиппов), а вот - Илаяли, из выкашливаемых, заикающихся, эхом рождающих друг друга звуков из пересохшего горла героя, из винных паров, из облика случайной прохожей родившееся видение гурии, мечты - тоненькая Полина Романова в словно сползающем с нее платье. И эти милые люди, все как один весьма любезные с героем, не подадут ему ни корки, ни доброго слова.  Есть у него особая гордыня - он поэт, существо иного рода, чем прочие. Он создает лучшее свое сочинение, подарок человечеству, которое редактор осыпает восторгами, но все же требует переписать. Мутящимся от голода внутренним оком герой видит себя в славе и богатстве, в ресторане, где мрак зловеще полыхает багровыми отсветами, а официант ставит перед ним блюдо и грациозно снимает сверкающую крышку, под которой - огромная обглоданная кость. В глазах, которыми герой Сергея Волкова смотрит на нее, читается все о мире, так принявшем поэта.