Nomica Chronica | Юридическая летопись

ДАНКВАРТ О ВОЗНИКНОВЕНИИ ТОВАРИЩЕСТВ История товарищества есть отчасти история его предмета, а последняя необходимо идет в параллель с постепенным развитием понятия имущества. Нет сомнения, что древнейшими предметами товарищества были объекты собственности, вещи, и между ними поземельные участки (с сельскими сервитутами или без них). Только с расширением понятия имущества мало по малу расширяется и круг предметов товарищества. Товарищество может возникнуть трояким образом: 1) Несколько ценностей, входящих в состав имущества различных лиц, соединяются в одном и том же объекте. 2) Несколько лиц, вследствие одного и того же факта, приобретают ценности, которые до этого соединены были в одном и том же объекте. 3) Кто-нибудь принадлежащую ему исключительно ценность превращает в ценность общую и для других лиц. Товарищество может выходить из намерения участников, следовательно может основываться на договоре; но может возникнуть и помимо воли участников. В последнем случае римляне говорят: incidimus in communis. 1) Договор, по которому возникает товарищество, принадлежит к разряду договоров, известных у римлян под именем societas , и бывает, или societas rei unius или omnium bonorum. Societas, о которой идет здесь речь, имеет непосредственной и единственной целью Communio, так что, как скоро известные предметы стали товарищескими, то с этим вместе вполне достигнута и цель societas. Такое товарищество существенно отличается от той формы, которую мы назвали прежде промышленным обществом, и не может быть рассматриваемо с той же точки зрения, как и промышленное общество. Тот, кто свою собственную вещь превращает в res commnnis, чрез это затрачивает и передает ценность ; и потому он не станет этого делать даром, т. е. не рассчитывая получить ценность, соответствующую его затрате. Такое вознаграждение совершается различным образом. Напр. socius А превращает свой дом, стоющий10, в res communis , a socius B платит ему за это наличными деньгами. Но может быть и иначе: В с своей стороны превращает в res communis свой участок, одинаковой цены с домом. Отсюда видно, что если оба socii, каждый с своей стороны, превращают в res communes обекты собственности, то в таком случае происходить обмен ценностей. При этом здесь отчасти возможно и дарение, если представляемые той или другой стороной предметы неравноценны, подобно тому, как это бывает и тогда, когда вещь продается ниже ее цены cum animo donaudi. Далее, вступление в communio всегда имеет характер рискованной сделки, потому что несчастные случаи, постигающие res communes одинаково невыгодны для всех участников. Особенно такой характер имеет societas universorum bonorum, потому что здесь должно становиться общим и то имущество, которое может приобрести socius впоследствии, и в этом случае один socius может много выиграть от удач и дарований другого. Цит.: Данкварт, Гражданское право и общественная экономия, СПб, 1866 г., С. 83-85, в переводе Цитовича.

УИЛЬЯММ СТАББС О ОБЩЕМ ПРАВЕ Таким образом, в Англии по крайней мере за два столетия до Реформации существовали свод законов и коллегия судей по церковным и смежным вопросам, совершенно отдельно от юриспруденции и судебного персонала светских судов; и с ростом университетов у нее появляется образовательный механизм для подготовки своих юристов. Однако в этом направлении работы научное исследование имеет долгосрочное начало и преимущество перед эмпирическим. Общее право нужно изучать, практикуя в судах или посещая их заседания. Подмастерья и сержанты придворных гостиниц изучают свою работу в Лондоне; они изучают ежегодники и свод статутов, ценное и даже любопытно интересное собрание материалов, но насквозь замкнутое, или, что еще хуже, просто английское. У канонистов и гражданских лиц также есть свой дом в Лондоне, "Hospitium dominorum advocatorum de arcubus", но они едва ли чувствуют себя как дома в Риме и Авиньоне. Канонист и штатский изучают юридический язык всего христианского мира; лондонский юрист придерживается своего нормандско-французского. Нормандско-французский Вестминстерский непонятен за Ла-Маншем и за границей. Шотландия, братское королевство, вообще обходилась без системы общего права, пока в шестнадцатом веке Яков V не ввел закон Юстиниана в качестве сокровищницы общего права и, таким образом, не получил университетское образование и зарубежный опыт для своих юристов: но Англия имеет древнюю систему и довольна собственным превосходством; ее общее право развивается само по себе, укрепляясь благодаря силе ее народа; она видит, как нации, принявшие гражданское право, тонут под властью абсолютизма; так же отчетливо, как и всегда, "non vult leges Angliæ mutari". Но она перестала изгонять опытного юриста. Если бы я не боялся юристов, я бы рискнул сказать, что вся теория апелляций и весь предмет справедливости чужды развитию общего права в стране и, хотя сильно различаются в деталях, гораздо больше похожи на гражданское право, практика которого в церковных делах постоянно была перед глазами людей, пока они , разрабатывали новые системы. Но я не осмеливаюсь утверждать это без дополнительных полномочий. Однако по мере продолжения мы все больше и больше поражаемся значимости научного элемента в юридическом образовании. Великие сборники не считаются авторитетными в Англии, но они являются единственным юридическим пособием, которое можно получить в школах, куда англичане ходят изучать право. Судьи общего права могут не быть канонистами или гражданскими лицами, но государственными деятелями, по крайней мере во многих случаях, являются. И даже среди обычных юристов следует подтвердить, что их преподавание, каким оно было, было не просто эмпирическим, не простым знанием обычаев и немногих статутов, которые еще были включены в кодекс общего права; но научным, то есть почерпнутым из трудов юристов, которые трактовали не только букву или случай, но дух и разум законодательства. Книга Гланвилла действительно является всего лишь методической книгой, но Брактон, Флета и Бриттон - юристы, и, хотя они иллюстрируют и объясняют общее право, привносят в интерпретацию интеллект и авторитет, которые опираются на нечто гораздо более высокое, чем прецедент. Мы видим, как долго старая доктрина авторитета, звучащая из уст судьи, противостоит новой доктрине, отражающей букву закона. Подобно "декрету", подобно "разумному ответу" Пандект, работа Брэктона является скорее научным, чем авторитетным учебником.

#мемасыоВАСе

МАХАТМА ГАНДИ О ЮРИСТАХ Читатель: Вы говорите мне, что, когда двое ссорятся, им не следует обращаться в суд. Это удивительно. Ганди: Называете ли вы это удивительным или нет, это правда. И ваш вопрос знакомит нас с юристами и врачами. Мое твердое мнение таково, что юристы поработили Индию, и они усилили индуистско-магометанские разногласия и подтвердили авторитет английского языка. Читатель: Достаточно легко выдвинуть эти обвинения, но вам будет трудно их доказать. Если бы не юристы, кто указал бы нам дорогу к независимости? Кто защитил бы бедных? Кто обеспечил бы правосудие? Например, покойный мистер Маномохан Гхосе бесплатно защитил многих бедняков. Конгресс, который вы так высоко оценили, своим существованием и деятельностью зависит от работы юристов. Осуждать такой уважаемый класс людей - значит объявлять правосудие несправедливым, и вы злоупотребляете свободой прессы, порицая юристов. Ганди: Одно время я думал точно так же, как вы. У меня нет желания убеждать вас, что они никогда не совершили ни одного хорошего поступка. Я чту память мистера Гхоуза. Совершенно верно, что он помогал бедным. То, что Конгресс что-то должен юристам, правдоподобно. Юристы тоже люди, и в каждом человеке есть что-то хорошее. Всякий раз, когда можно привести примеры того, что юристы сделали что-то хорошее, обнаруживается, что это благо принадлежит им как людям, а не как юристам. Все, что меня интересует, - это показать вам, что профессия учит безнравственности; она подвержена искушениям, от которых мало кто спасается. Индусы и мусульмане поссорились. Обычный человек попросит их забыть обо всем этом, он скажет им, что оба, должно быть, в большей или меньшей степени виноваты, и посоветует им больше не ссориться. Они идут к юристам. Обязанность последних - встать на сторону своих клиентов и найти способы и аргументы в пользу клиентов, с которыми они (клиенты) часто незнакомы. Если они этого не сделают, будет считаться, что они предали свою профессию. Поэтому юристы, как правило, разжигают ссоры, вместо того чтобы подавлять их. Более того, люди выбирают эту профессию не для того, чтобы помогать другим избавляться от их страданий, а для собственного обогащения. Это один из способов разбогатеть, и они заинтересованы в увеличении числа споров. Насколько мне известно, они рады, когда у людей возникают споры. Мелкие просители фактически их фабрикуют. Их зазывалы, как множество пиявок, пьют кровь бедных людей. Юристы - это люди, которым нечего делать. Ленивые люди, чтобы предаваться роскоши, выбирают такие профессии. Это правдивое утверждение. Любой другой аргумент - всего лишь претензия. Именно юристы обнаружили, что их профессия - почетная. Они формулируют законы так, как они формулируют свои собственные похвалы. Они сами решают, какие гонорары они будут взимать, и вкладывают в это столько сил, что бедняки почти считают их рожденными на небесах. Почему они хотят больше гонораров, чем обычные рабочие? Почему их требования выше? В каком смысле они более выгодны для страны , чем рабочие? Имеют ли право на большую оплату те, кто творит добро? И, если они что-то сделали для страны ради денег, как это должно считаться хорошим? Те, кто что-либо знает об индуистско-магометанских распрях, знают, что они часто возникали из-за вмешательства юристов. Некоторые семьи были разрушены из-за них; они сделали братьев врагами. Княжества, попавшие под власть юристов, погрязли в долгах. У многих отняли все. Таких примеров можно привести множество.

Но самый большой вред, который они нанесли стране, заключается в том, что они усилили хватку англичан. Как вы думаете, возможно ли англичанам управлять своим государством без судов? Ошибочно считать, что суды создаются на благо народа. Те, кто хочет увековечить свою власть, делают это через суды. Если бы люди сами улаживали свои ссоры, третья сторона не смогла бы осуществлять над ними какую-либо власть. Действительно, мужчины были менее мужественными, когда разрешали свои споры либо дракой, либо просили своих родственников принять по ним решение. Они становились более мужественными и трусливыми, когда обращались в суды. Безусловно, это был признак жестокости, когда они разрешали свои споры путем драки. Станет ли это менее жестоким, если я попрошу третью сторону решать между вами и мной? Конечно, решение третьей стороны не всегда правильное. Только стороны знают, кто прав. Мы, в нашей простоте и невежестве, воображаем, что незнакомец, забирая наши деньги, вершит правосудие. Однако главное, что следует помнить, это то, что без юристов суды не могли бы быть учреждены или проводиться, а без последних англичане не могли бы править. Предположим, что были только английские судьи, английские адвокаты и английская полиция, они могли править только англичанами. Англичане не могли обойтись без индийских судей и индийских адвокатов. Как были выбраны адвокаты в первой инстанции и как им было отдано предпочтение, вы должны хорошо понимать. Тогда у вас возникнет такое же отвращение к профессии, как и у меня. Если бы адвокаты отказались от своей профессии и считали ее такой же унизительной, как проституция, английское правление рухнуло бы в один день. Они сыграли важную роль в том, что против нас выдвинули обвинение в том, что мы любим ссоры и суды, как рыба любит воду. То, что я сказал относительно адвокатов, обязательно относится и к судьям; они двоюродные братья, и один придает силы другому. Цит.: Indian Home Rule (5th edition) by Mohandas K. Gandhi, 1922.