Литературная Москва

Московские Предвечерия

Как не любить мне колыбели Всех песен, скорби, торжества, Огни твои, мосты, панели, Тысячешумная Москва! От игр в песке, в реке, в газонах, Войдя мне в душу, в кровь и плоть, Всегда со мной ты в снах бессонных И уз твоих – не побороть. Всех вечеров твоих – пьянящий, Упруго-брызжущий настой, Народа шорох шелестящий По неостывшей мостовой, И над домами, в мгле воздушной – Малинно-тусклый полукруг, – Как не любить твой облик душный Всем существом, от глаз до рук? В часы любви к тебе – не помню, Какому знамени служу, С душой, опять блаженно-темной, По стогнам знойным прохожу. Когда с вокзалов мутно-синих Поют протяжные гудки, Я слугам сумрачной богини Внимаю чутко, – и легки Клубящиеся предвечерья, Их лиловатый, сизый дым, И весь мой город – лишь преддверье Миров, маячащих за ним. Бросаю жизнь в толпу, как в россыпь, В поток вливаюсь, как ручей, И с каждым шагом – легче поступь, А кровь густая – горячей. И на заре, когда задерну Гардину светлого окна, в голос твой упорный Вникаю на границе сна, Как в ропот мощный океана, – И мысль прощальная остра, Что хмель беспутства и обмана Назавтра будет, как вчера.

Д.Л. Андреев. 1946 год.

Карта. Старая карта в отметинах, в ссадинах боя. Очертанья альпийских предгорий и прусских низин. Вот планетная суша, вот море блестит голубое. Завывает железо, огонь пожирает бензин. Оглянись же назад, положи на столе своем чистом, Разверни на планшете потертый бумажный квадрат. Вот сдвигаются красные стрелы на гибель фашистам. Помнишь — ты их вычерчивал четырехлетье подряд. Не забудь, это вся твоя юность в масштабе двухверстки. Не забудь, это вбитый в грядущее танковый клин. Не забудь, это пепел погибших: достаточно горстки, Чтобы выйти за Одер и с ходу ворваться в Берлин. Так и было! Но время летит, как летело когда-то. Слышишь, крылья шумят над твоей и моей головой. Так пускай отдыхает в шкафу гимнастерка солдата,— Карту, старую карту из сумки возьмем полевой! И в глаза наши ринутся в сказочных тучах Балканы, Хлынут штормы на Балтике, вся неоглядная даль. Разверни расстоянья, как скатерть! Расставь, как стаканы, Зимних дымов столбы и весенних рассветов хрусталь! Как бессонна Москва в эту ночь. Как тревожен и нежен Этот настежь распахнутый, негородской небосклон. Где-то там, за Бульварным кольцом, может быть, за Манежем, Молодежь просыпается, строятся взводы колонн. Это значит — не кончена молодость. Завтра со старта, Подхватив эстафету отцов, выйдут в путь сыновья. Обо многом напомнит им эта походная карта. Обо многом расскажет нехитрая повесть твоя. Сила юности! Это она подымала в бою нас, Не горела в огне и не шла в океанах ко дну. Ну так что же еще и любить старикам, как не юность, Не родную — любую, бессмертную, — только одну!

П.Г. Антокольский. 1946 год.

Рябина.

В осенний день из дальнего села, как скромное приданое свое, к стене Кремля рябина принесла рязанских ягод красное шитье. Кремлевских башен длился хоровод. Сиял поток предпраздничных огней. Среди твоих сокровищниц, народ, как песня песен — площадь площадей. Отсюда начинается земля. Здесь гений мира меж знамен уснул. И звезды неба с звездами Кремля над ним несут почетный караул. В полотнищах и флагах торжества пришелицу из дальнего села великая победная Москва, как дочь свою, в объятья приняла. К весне готовя белые цветы, в простой листве и ягодах своих она стоит, как образ чистоты, меж вечных веток елей голубых. И радует людей моей страны средь куполов и каменных громад на площади салютов, у стены, рябины тонкой праздничный наряд.

Я.В. Смеляков. 1947 год.

Хороша ты Москва

Москва, ты овеяна вечною славой! Врагов победила ты в грозных боях, Стоишь, как могучий утёс величавый, Судьбу свою крепко ты держишь в руках! Хороша ты, Москва, широка, величава! Ты — Родины гордость и слава её! Москва — это сердце советской державы! Москва — это счастье твоё и моё! Советские люди счастливыми стали. Октябрьские зори рассеяли мрак. Москва — это Ленин! Москва — это Сталин! Кремлёвские звёзды — всемирный маяк! Нигде на земле не найти тебя краше. Родная Москва, ты всему голова! Вовеки живи, краснозвёздная наша, Народов свободных столица — Москва!

С.Я. Алымов. 1947 год.

Прохожий, подойди. Лежим в могиле братской. Нас было четверо, любили мы смеяться, Цвела тогда сирень, мы были влюблены, Ходили в школу мы за месяц до войны. Прохожий, пели мы. Потом запели пули. Ты знаешь жизнь, в нее мы только заглянули. Мы жить хотели, но была беда: Мы отступали и сдавали города. В то лето было много горя и развалин. Кукушки коротко в то лето куковали, Мы в поле залегли, касалась щек трава. Была пред нами смерть, а позади — Москва. Есть нечто, вечности оно дороже: Погибли мы, но ты живешь, прохожий, Ты смотришь, говоришь, и этот день живой Стоит, как облако, над розовой Москвой.

И.Г. Эренбург. 1948 год.

Памяти Димитрова

Я помню ту общую гордость, с какой мы следили в тот год за тем, как отважно и твердо процесс подсудимый ведет. Под лейпцигским каменным сводом над бандой убийц и громил кружилися ветры Свободы, когда заключенный входил. Я помню, как солнце горело, на зимний взойдя небосвод, когда из далеких пределов в Москву прилетел самолет. Сияли счастливые лица, исчезла тревожная тень. И все телефоны столицы об этом звонили весь день. …Июльского русского лета бесшумные льются лучи. За воинской сталью лафета печально идут москвичи. До траурных башен вокзала, под небом сплошной синевы, со скорбью Москва провожала великого друга Москвы. Мы с вами, болгары. Мы знаем, что очи славянской страны сегодня одними слезами, как чаши печали, полны. И в горе и в счастье, София, всегда неизменно с тобой могучая наша Россия, как с младшей любимой сестрой.

Я.В. Смеляков. 1949 год.

Остосвинел язык новозаветных книжиц. Азы, азы когда дойдём до ижиц? Когда откликнется аукнувшееся вначале? Когда научимся сводить концы с концами? Любимая русская река Москва, набей мне мускулами рукава, очисть мои лёгкие от слизи, верни мне зрение жизни, Москва-река!

Я.А. Сатуновский. 1950 год.

Поэма «Алиса» (отрывок)

Пять миллионов душ в Москве, И где-то меж ними — одна. Площадь. Парк. Улица. Сквер. Она? Нет, не она. Сколько почтамтов! Сколько аптек! И всюду люди, народ. Пять миллионов в Москве человек — Кто её тут найдёт? Случай! Ты был мне всегда как брат. Ещё хоть раз помоги! Сретенка. Трубная. Пушкин. Арбат. Шаги, шаги, шаги. Иду, шепчу колдовские слова, Магические, как встарь. Отдай мне её! Ты слышишь, Москва! Выбрось, как море янтарь!

И.Л. Сельвинский. 1950 год.

Примитив

Москва. Декабрь. Пятьдесят первый год. Двадцатый, а не двадцать первый век. Я друг своих удач и враг невзгод И очень примитивный человек. Мне счастье улыбалось иногда, Однако редко; чаще не везло, Но я не обижался на года, А возлюбил поэта ремесло. Чтоб так же, как деревья и трава, Стихи поэта были хороши, Умело надо подбирать слова, А не кичиться сложностью души. Я по примеру всех простых людей, Предпочитаю счастье без борьбы! Увижу реку - искупаюсь в ней, Увижу лес - пойду сбирать грибы. Представится мне случай - буду пьян, А не представится - останусь трезв, И женщины находят в том изъян И думают: а в чем тут интерес? Но ежели об интересе речь, Я примитивность выявлю опять: - С хорошей бабой интересно лечь, А не игру в любовь переживать. Я к сложным отношеньям не привык, Одна особа, кончившая вуз, Сказала мне, что я простой мужик. Да, это так, и этим я горжусь. Мужик велик. Как богатырь былин, Он идолищ поганых погромил, И покорил Сибирь, и взял Берлин, И написал роман "Война и мир"! Правдиво отразить двадцатый век Сумел в своих стихах поэт Глазков, А что он сделал,- сложный человек?. Бюро, бюро придумал... пропусков!

Н.И. Глазков. 1951 год.

Симфония о великом Смутном времени «Рух» (отрывок)

Гневный град, соперник Рима, Вероломная Москва! Кровью жертв ненасытима! Верой двойственной жива! Персть визжит от гнева-боли Под конем. Даже вихрь: невесть отколе, Ясным днем, Прах, осколки, щебень кинул, Весть понес о пришлеце, В Китай-городе низринул Купол Спаса-на-Крестце... Гневный город! грозный город! С жалом аспида во рту! Он змеей вползает в ворот, Жалит исподволь в пяту... Грозный город... Страшный город! Он по гульбищам, мостам, Губит первенцев, как Ирод, Как Иуда, льнет к устам!.. Но тебе открыты настежь Полукружья всех ворот - Ты, что дивной сказкой застишь Адских волн круговорот, Человек, подобный тени, С искрой Грозного в груди, - Вверх! на тронные ступени Мерной поступью всходи.

Д.Л. Андреев. 1952 год.