Неколлективный Запад

В этом  интеврью о Евровидении французского министра по европейским делам, Жана-Ноэля Барро, прекрасно всё. Сначала он объясняет, почему следовало исключить РФ из конкурса (за «систематическое нарушение правил»). Затем - почему угрозы и давление на израильского участника являются «недопустимой политизацией Евровидения». «Политике не место на конкурсе, организаторы делают всё чтобы соблюдать этот принцип. Политизация и давление противоречит демократическому духу конкурса, который призван сблизить народы Европы и других стран мира.» И под конец – обязательный пассаж про "общие европейские ценности и лучшие образцы европейской культуры". Пассаж, который учитывая реакции зрителей, может быть воспринят только как издевательский фарс. «Конкурс играет важную роль в постоянном укреплении чувства принадлежности к общей культуре. Он объединяет европейцев через музыку, преодолевая языковые барьеры. На протяжении 68 лет "Евровидение" позволяет им открыть для себя лучшие образцы европейской культуры на конкурсе, аналогов которому нет нигде в мире. Это ценное достояние, которое необходимо сохранить. - Через месяц состоятся европейские выборы. В этом геополитическом контексте, когда множатся конфликты и расколы, насколько важно для Европы это культурное мероприятие? - Как напомнил нам президент Франции в своей речи в Сорбонне 25 апреля, Европа будет сильной только в том случае, если она сохранит верность своим ценностям и будет продвигать их. Сейчас, когда эти ценности подвергаются нападкам и угрозам извне, очень важно выразить их громко и внятно, сплотиться вокруг наших артистов, которые олицетворяют эту общую культуру, и распространить ее по всему миру благодаря Евровидению, которое смотрят 200 миллионов телезрителей. Очень важно, чтобы эти ценности гуманизма, свободы, уважения и надежды тронули сердца мужчин и женщин во всем мире. Евровидение – лучший способ добиться этого.» Удивляет одно: почему  министр проявляет такую безнадежную косность и реакционность, говоря только о мужчинах и женщинах. https://www.liberation.fr/international/europe/jean-noel-barrot-ministre-de-leurope-leurovision-est-le-meilleur-moyen-dexprimer-nos-valeurs-20240510_XLLRL4BF4RFENPE3QS6DBHTD4Y/

Текст телеграммы, направленной де Голлем Сталину 9 мая 1945 : «В момент, когда длительная европейская война заканчивается общей победой, я прошу Вас, г-н Маршал, передать Вашему народу и Вашей Армии чувства восхищения и глубокой любви Франции к ее героическому и могущественному союзнику. Вы создали из СССР один из главных элементов борьбы против держав-угнетателей, именно благодаря этому могла быть одержана победа. Великая Россия и Вы лично заслужили признательность всей Европы, которая может жить и процветать только будучи свободной!» https://lhistoireenrafale.lunion.fr/2015/05/09/9-mai-1945-le-general-de-gaulle-sadresse-au-marechal-staline/

С Праздником, друзья! * В тот день, когда окончилась война...   В тот день, когда окончилась война И все стволы палили в счет салюта, В тот час на торжестве была одна Особая для наших душ минута.   В конце пути, в далекой стороне, Под гром пальбы прощались мы впервые Со всеми, что погибли на войне, Как с мертвыми прощаются живые.   До той поры в душевной глубине Мы не прощались так бесповоротно. Мы были с ними как бы наравне, И разделял нас только лист учетный.   Мы с ними шли дорогою войны В едином братстве воинском до срока, Суровой славой их озарены, От их судьбы всегда неподалеку.   И только здесь, в особый этот миг, Исполненный величья и печали, Мы отделялись навсегда от них: Нас эти залпы с ними разлучали.   Внушала нам стволов ревущих сталь, Что нам уже не числиться в потерях. И, кроясь дымкой, он уходит вдаль, Заполненный товарищами берег.   И, чуя там сквозь толщу дней и лет, Как нас уносят этих залпов волны, Они рукой махнуть не смеют вслед, Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.   Вот так, судьбой своею смущены, Прощались мы на празднике с друзьями. И с теми, что в последний день войны Еще в строю стояли вместе с нами;   И с теми, что ее великий путь Пройти смогли едва наполовину; И с теми, чьи могилы где-нибудь Еще у Волги обтекали глиной;   И с теми, что под самою Москвой В снегах глубоких заняли постели, В ее предместьях на передовой Зимою сорок первого; и с теми, Что, умирая, даже не могли Рассчитывать на святость их покоя Последнего, под холмиком земли, Насыпанном нечуждою рукою.   Со всеми — пусть не равен их удел, - Кто перед смертью вышел в генералы, А кто в сержанты выйти не успел - Такой был срок ему отпущен малый.   Со всеми, отошедшими от нас, Причастными одной великой сени Знамен, склоненных, как велит приказ, - Со всеми, до единого со всеми. Простились мы. И смолкнул гул пальбы, И время шло. И с той поры над ними Березы, вербы, клены и дубы В который раз листву свою сменили.   Но вновь и вновь появится листва, И наши дети вырастут и внуки, А гром пальбы в любые торжества Напомнит нам о той большой разлуке.   И не за тем, что уговор храним, Что память полагается такая, И не за тем, нет, не за тем одним, Что ветры войн шумят не утихая.   И нам уроки мужества даны В бессмертье тех, что стали горсткой пыли. Нет, даже если б жертвы той войны Последними на этом свете были, -   Смогли б ли мы, оставив их вдали, Прожить без них в своем отдельном счастье, Глазами их не видеть их земли И слухом их не слышать мир отчасти?   И, жизнь пройдя по выпавшей тропе, В конце концов у смертного порога, В себе самих не угадать себе Их одобренья или их упрека!   Что ж, мы трава? Что ж, и они трава? Нет. Не избыть нам связи обоюдной. Не мертвых власть, а власть того родства, Что даже смерти стало неподсудно.   К вам, павшие в той битве мировой За наше счастье на земле суровой, К вам, наравне с живыми, голос свой Я обращаю в каждой песне новой.   Вам не услышать их и не прочесть. Строка в строку они лежат немыми. Но вы — мои, вы были с нами здесь, Вы слышали меня и знали имя.   В безгласный край, в глухой покой земли, Откуда нет пришедших из разведки, Вы часть меня с собою унесли С листка армейской маленькой газетки.   Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу, Как у живых, — я так же вам обязан. И если я, по слабости, солгу, Вступлю в тот след, который мне заказан,   Скажу слова, что нету веры в них, То, не успев их выдать повсеместно, Еще не зная отклика живых, - Я ваш укор услышу бессловесный.   Суда живых — не меньше павших суд. И пусть в душе до дней моих скончанья Живет, гремит торжественный салют Победы и великого прощанья.   Александр Твардовский 1948 г.

Еще один яркий пример "стратегической двусмысленности" : пока Макрон с почестями принимает Си Цзиньпина в Елисейском дворце по случаю 60-летия установления дип. отношений между Францией и КНР,  его доверенное лицо, Валери Айер, глава списка макроновского "Возрождения" на выборах в Европарламент, заявляет в радио-интервью, что, по ее мнению, Китай ведет геноцид уйгуров. https://www.huffingtonpost.fr/politique/article/xi-jinping-en-france-valerie-hayer-affirme-que-la-chine-commet-un-genocide-contre-les-ouighours_233584.html

В интервью французскому телеканалу LCI президент ДР Конго Феликс Чисекеди заявил, что хотел бы изменения формата отношений с Западом, установления равноправного партнерства. На данный момент оно, по его словам, является асиметричным, а наибольших успехов в сотрудничестве с африканским континентом добиваются сегодня Россия и Китай. - Как вы объясняете подобные успехи Китая и России, которые не являются демократическими режимами? - Именно тем, что они приходят к нам с другим подходом, чем Запад; они не смотрят на нас сверху вниз. - Вы считаете, что русские и китайцы на сегодняшний день ведут себя в Африке лучше, чем страны Запада? - Само собой разумеется. Запад не понимает наших реалий. И это крайне прискорбно. Я считаю, что Европа могла бы быть нашим лучшим партнером. Нас сближают история и география. Но в том, что касается культуры, менталитета, мы сегодня очень далеки друг от друга. И нас очень фрустрируют постоянные указания о соблюдении прав человека. По мнению президента ДР Конго, Запад не имеет права диктовать подобные требования, не являясь эталоном хороших практик. - Хорошо известно, что Руанда виновна, среди прочих, в преступлениях, совершенных в ДР Конго. Но никакие санкции к ней не применяются. Мы требуем санкций от международного сообщества, но оно говорит нам, что не собирается этого делать. Когда Франция осуждает израильские бомбардировки Газы, почему от нее не требуют разорвать все связи с Израилем? Почему это требуют только тогда, когда речь заходит о России? Мы стремимся к дружеским отношениям со всеми, кто хочет быть нашими друзьями... Я буду в России в июне на саммите Африка-Россия, -  подтвердил Чисекеди.

Постоянство, с которым лидеры пост-голлистской Франции сдают свои международные позиции, суверенитет и достояние страны, вызывает изумление у наблюдателей и горечь у многих французов. Предательством интересов страны сочли многие политики недавнее заявление Макрона о намерении разделить с ЕС французское ядерное оружие. Ранее в этом году, находясь с визитом в Швеции, Макрон уже говорил о том, что долг Франции – предоставить свои возможности ядерного сдерживания в распоряжение Евросоюза. Ядерная доктрина Франции предполагает применение этого оружия, когда жизненно важные интересы страны находятся под угрозой, но Макрон сказал, что он открыт для придания этим интересам более "европейского измерения". Критики видят в этом решении очередной шаг по разрушению наследия голлизма и новый пример в долгой череде уступок страны, в числе которых и согласие на бездумное расширение ЕС, идущее вразрез с интересами Франции, и приватизация крупнейших национальных активов, многие из которых попали в руки иностранцам, и разрушение конституционной идентичности, и введение евро в ущерб собственной экономике, и многое другое. «Какая другая страна, кроме моей, испытывает столь острую потребность плевать себе в лицо? Какое раковое заболевание толкает страну, которая когда-то была одной из величайших в мире, выбрать небытие?» сокрушался 50 лет назад Андре Мальро. Корни этого заболевания возможно следует искать в позоре оккупации и коллаборации. Но есть и другие причины. Один из отцов-основателей Единой Европы Жан Монне говорил в конце своей долгой карьеры Валери Жискар Д’Эстену : «Я вижу что вы поняли главное. Вы поняли, что Франция слишком мала, чтобы решать самостоятельно свои проблемы». Уверенность французского политического класса в том, что Франция будет сильнее вместе с Европой – уверенность ничем не подкрепленная, напротив постоянно опровергаемая фактами – привела к нынешей довольно плачевной для Франции ситуации. Сам де Голль категорически не принимал проекта федеративной Европы Монне и отзывался о ней весьма безапелляционно : «Объединенная Европа не подходит Франции и французам! Разве что таким больным как Монне, которые хотят служить США. Или всем этим убожествам Четвертой Республики, которые только и ищут как уйти от ответственности. Они не справлялись со своими обязанностями, так что они предпочли переложить их на других. Держать свой ранг в мире? Ни за что! Лучше спрятаться под чью-то защиту. Иметь свою контролируемую армию? Зачем? Отдадим ее в чужие руки! Поставить страну на ноги и служить примером всему миру?  Нет, это не для них! Единая Европа – вот их алиби. Идеальная отговорка, чтобы оправдать любую трусость!» Но все последующие правители страны были одержимы идеей евростроительства. Самым ярким примером был Ф. Миттеран, который перенес голлистскую тягу к величию с Франции на Европу и сделал из евроинтеграции великую французскую амбицию. Миттеран полагал, что лучший способ сохранить лидирующую  позицию Франции в мире, где идет процесс глобализации, - это встроить ее в Европу. Время показало, что он заблуждался. Европа Монне – великая иллюзия второй половины ХХ века, которой Миттеран и его сподвижники придали еще больший размах, перенеся дух интернационализма, свойственного левым, с социалистического на европейский проект.  Но сделав ставку на Европу, они упустили из виду Францию. Это же евромиссионерство свойственно Макрону, который уже в 2017 поставил своей целью спасти Европу от размножившихся в ней популистов и евроскептиков. А теперь еще и от «внешних врагов, которые угрожают европейским ценностям и безопасности». Но его предложение поделиться ядерным оружием вызывает не меньше эмоций, чем заявления о возможной отправке войск на Украину. «Президент Франции не должен говорить таких слов, не должен с такой легкостью разбаривать наш суверенитет» – таково консолидированное мнение оппозиции.

Вспомнилось, что писал о роли, которую играет в американской политике главный бенефициар сегодняшнего решения Конгресса, известный экономист-кейнсианец Джон Кеннет Гэлбрэйт в его предсмертной книге «Экономика невинного обмана» (2004). * Миф о частном и государственном секторе в США В Соединенных Штатах и в меньшей степени в других странах ведутся долгие и утомительные дебаты о роли двух секторов экономики – частного и государственного. Проблема только в том, что к реальности эти дебаты имеют самое отдаленное отношение. Общепринятые различия между государственным и частным сектором, если вдуматься, более не существуют. Это только риторика. С практической же точки зрения, самая большая, наиболее существенная и развитая часть того, что принято называть государственным сектором, уже принадлежит частному сектору. В 2003 финансовом году примерно половина всех так называемых государственных дискреционных расходов (то есть расходов, которые не предназначены на какие-либо конкретные цели,) была направлена на военные цели, или, как предпочитают говорить, - на оборону. Значительная их часть была затрачена на закупку, разработку и совершенствование вооружений. Подобные траты являются результатом влияния тех групп, которые финансово заинтересованы в осуществлении этих расходов. Решения о том, сколько расходов надо пустить на вооружение принимается отнюдь не по итогам беспристрастного анализа, проводимого государственном сектором, как это принято считать. Чаще всего они принимаются по инициативе и под давлением военной промышленности и ее политического представительства. Промышленные компании создают проекты новых вооружений, они же получают государственный заказ на их производство и извлекают из него прибыль. Эти же компании получают прибыль и от производства классического оружия. Огромное влияние и власть позволяют военной индустрии привлекать высококлассных специалистов, оплачивать труд управленцев и обеспечивать доход для своих политических лоббистов. Косвенным образом эта индустрия является ценным источником политических капиталов. Доминирующая роль частного сектора в государственном секторе очевидна. Не стоит пытаться это скрыть. Оборона и развитие вооружений являются решающими факторами во внешней политике страны. В последние годы частный сектор также взял под контроль и другие ведомства. Этот процесс будет продолжаться. И в целом средства массовой информации смирились с этой политической эволюцией.

После того, как все газеты прокомментировали упаднические настроения французов в отношении ЕС (и не только его), зафиксированные Евробарометром, Макрон аннонсировал новую "Сорбоннскую речь" о Европе, с которой он выступит в следующий четверг. Будет поднимать боевой дух. О содержании аргументации можно догадаться. Если в первой речи 2017 года он превозносил "европейские ценности" как "фермент европейского единства и свободы", то теперь "европейские ценности под угрозой и требуют еще больше сплотиться для защиты от Врага". Проблема с "европейскими ценностями" в том, что, как видно и из последнего евро-опроса, они не вызывают у европейцев особого душевного подъема, сколько к ним не взывай. Само это понятие крайне зыбкое, и - намеренно - максимально абстрактное. Намеренно - потому что ЕС осознанно решил отказаться от упоминания об общих корнях, от какого-либо фундамента "европейских ценностей", которые по задумке авторов основополагающих текстов ЕС не зиждятся на общей культуре, общей религии, общем пршлом, каких-либо общих святынях. На зыбкость и внутреннюю пустотность понятия "европейские ценности" указывал Режис Дебрэ в трактате "Европа-призрак": "Говорят, что идентичность Европы – это не иметь идентичности как таковой, а вернее быть открытой для всех идентичностей. Но когда ее нет – какие ценности ставить во главу угла, кроме тех безликих универсальных прав, что фигурируют в Хартии ООН ? Как говорил писатель-антиколониалист Эмэ Сезэр, есть два способа потерять себя: полностью замкнувшись на себе или растворившись в универсальном... Очевидно, Европа выбрала второй способ", утверждал Дебрэ. Общие ценности европейцев - это единое рыночное пространство и юрисдикция. Но ни то, ни другое не в состоянии создать чувство принадлежности, заменить общий язык, легенды, память о предках. Европейский «конституционный» патриотизм (теоретизированный Хабермасом) сух и безвкусен. Место святыни не смогли занять «общечеловеческие ценности» и разного рода международные хартии о правах человека. "Цемент" из этих рыночно-конституционных ценностей получился неважный - единства между европейцами не больше, а меньше, чем в минувшие века : «Европейского единства было больше в эпоху моныстырей, когда ирландец Колумбан создавал свои монастыри и школы по всей Европе. Его было больше в битве при Лепанто, когда генуэзцы, римляне, савойцы, венецианцы и испанцы вместе выступили против Великой Порты. Его было больше в эпоху Просвещения когда Вольтер приезжал в Сан-Суси беседовать с Фредериком Вторым, а Дидро – в Санкт-Петербург к Екатерине II, которая финансировала издание его Энциклопедии. Его было больше когда немецкая коммунистка Клара Цеткин обращалась с пламенными речами к французским рабочим, а лидер французского социалистического движения Жан Жорес выступал на конгрессах немецких социалистов», писал французский философ. Неудивительно, что события февраля 2022 были восприняты в некоторых европейских кругах с большим энтузиазмом – как долгожданный укол адреналина ЕС. Для этих кругов конструирование Врага - Врага экзистенциального, абсолютного - это способ выстраивания себя, обретения Евросоюзом некоторой внутренней цельности и единства. Последний опрос Евробарометра показывает, что больше всего евро-оптимистов в тех странах ЕС, которые оказывают наиболее активное противодействие России. https://globalaffairs.ru/articles/czennosti-ih-rulevoj/

По данным Евробарометра (от 17.04), во Франции число евроскептиков (граждан, сомневающихся в светлых перспективах ЕС) превысило число евро-оптимистов (тех, кто верит в эти светлые перспективы) : 52% против 42%. В 2020 году это соотношение было во Франции - второй самой населенной стране ЕС - почти ровно обратным (52% - оптимистов против 44% пессимистов). В Германии – самой населенной стране ЕС - евро-оптимисты пока доминируют (60%), но их число значительно снизилось по сравнению с 2020 годом, тогда их было 72%. 65 % французов считают, что " ЕС движется в неправильном направлении " (в целом по Европе это мнение разделяют 49 % европейцев), но еще большее уныние вызывает у граждан Пятой республики направление, в котором движется их собственная страна (76 % считают его неправильным). Только 27% опрошенных французов позитивно оценивает работу Европарламента. Наконец, за два месяца выборов в Европарламент, 53% французов заявили, что это голосование их вообще не интересует. При этом явка на этих выборах, судя по всему, все таки возрастет - о чем с радостью пишет пресса и различные комментаторы, которые видят в этом всплеск европейской "гражданской активности". Вопрос однако в том - как будут голосовать граждане. Пока во Франции с большим отрывом лидирует Национальное Объединение. За него голосовать намерены 32,5% - почти в два раза больше чем за президентскую партию Возрождение - 17,5%. И хотя несколько лет назад партия под руководством Марин Ле Пен отказалась от идеи Frexit (выхода Франции из ЕС), ее сегодняшнее видение Европы - это "Европа наций", Европа, где правительства государств-членов сохраняют значительный суверенитет и где сотрудничество в различных европейских проектах ведется на добровольной основе. То, что предлагает Жордан Барделла (нынешний лидер партии) - это своего рода мини-Frexit и девитализация всего европейского проекта - пишет Монд, - это Европа, где роль Комиссии и супранациональных центральных органов будет сведена к минимуму и под вопрос будут поставлены сами основы, на которых стоит ЕС. https://www.sudouest.fr/international/europe/elections-europeennes-les-francais-sont-les-plus-pessimistes-sur-l-avenir-de-l-europe-19363520.php

О специфике отношения стран Запада – в первую очередь Европы – к Израилю много писал итальянский историк-марксист Энцо Траверсо, который говорит об этом отношении куда более критично, нежели Кепель (выше). Фильтр, существующий во взгляде на Израиль, привел к множеству проблем – в том числе к дроблению правозащитных движений, которые когда-то действовали сообща, к «войнам памяти», к определенному бессилию Европы как международного игрока. * "Холокост произошел в Европе, где в те годы торжествовали национализм и антисемитизм, а также колониализм и антикоммунизм. Модерн и индустриализация сделали возможным убийство в промышленных масштабах. Следует вспомнить, что после войны Холокост игнорировался в течение десятилетий. Навязчивая фиксация на Холокосте, характерная для нашей современной памяти, связана с чувством вины за это забытье и представляет собой запоздалую и многократно увеличенную компенсацию за долгий период вытеснения. Память о Холокосте стала гражданской религией либеральных демократий, посредством которой демократический Запад утверждает свои моральные достоинства. У этой гражданской религии есть свои достоинства, но есть и недостатки, поскольку она фокусируется - порой односторонне и эксклюзивно - на страданиях этнической группы, которая в современном мире более не преследуется. Сегодняшние отношения Израиля с еропейскими странами глубоко отмечены печатью Холокоста, выстроены вокруг  памяти о нем. Когда речь заходит о внешнеполитическом взаимодействии, это порой приводит к парадоксам и абсурду. Посмотрите хотя бы на классическое разделение обязанностей между США и ЕС. Первые финансируют военные расходы Израиля, второй - палестинские инфраструктуры; Израиль регулярно разрушает эти инфраструктуры, а ЕС их восстанавливает, при этом подтверждая свою неразрывную связь с Израилем и выступая с ритуальными призывами к диалогу и миру. Администрация Палестины выживает в основном благодаря европейскому финансированию, и ЕС смирился с этой подчиненной ролью кредитора и пассивного наблюдателя. Он хотел бы содействовать диалогу, но на деле не играет никакой реальной роли в "мирном процессе", а организуемые им конференции не имеют реальных амбиций по выработке европейских решений. Создание государства Израиль породило новый антисемитизм, и я сомневаюсь, правильно ли продолжать называть его так, потому что его нынешняя форма качественно отличается от старого. Это враждебность среди мусульманского населения к Израилю, которое воспринимается как государство, преследующее палестинских арабов. Я не вижу особой преемственности между былым антисемитизмом и новым антисионизмом. Прежде чем стать гражданской религией в западном мире, память о Холокосте сыграла важную роль в борьбе с колониализмом и новыми формами дискриминации в 1950-1960-е годы. Поэтому нет никаких объективных причин отождествлять ее с защитой государства Израиль, и ничто не предрасполагало к тому, чтобы противопоставлять эту память постколониальной памяти. В своей книге я показал, что во время алжирской войны память о Холокосте была задействована антифашистами и использовалась в борьбе против французских колонизаторов. В США в 1960-ые существовал «Черно-еврейский альянс». Тогда американские евреи были в авангарде борьбы за гражданские права афроамериканцев. Но сегодня эта солидарность осталась в прошлом. Во Франции многие еврейские ассоциации тратят все свои силы на защиту Израиля, а не на борьбу с расизмом, а для некоторых постколониальных ассоциаций единственной достойной борьбой кажется борьба с Израилем. Это говорит о глубочайшем регрессе, которому вероятно способствуют и различные законы о памяти, принимаемые на политическом уровне. Став официальной гражданской религией, память о Холокосте мумифицировала историю, она маскирует современные формы расизма и сводит всю критику Израиля к антисемитизму. Еврейские интеллектуалы, которые некогда были в авангарде критики существующих порядков, стали идеологами господствующего строя. Вот почему я критично отношусь к политическому использованию памяти о Холокосте в Европе."