Книжная активистка

В такие дни как сегодня опускаются руки. И я вспоминаю, как в мае 2023 года, когда задержали Женю Беркович и Светлану Петрийчук, в Тбилиси анонсировали открытый показ записи спектакля «Финист Ясный Сокол». На показ мы не попали, потому что было слишком много желающих прийти и выразить свою поддержку Свете и Жене. И тогда мы посмотрели пьесу дома. Режиссеркам с первых дней задержания шили оправдание терроризма за постановку, в которой говорится ровно обратное — какое это зло. В основе спектакля — протоколы допросов реальных девчонок, которых вербовали в жены сирийским радикальным исламистам. Героини пьесы рассказывают своими голосами эти истории, но вместе с тем говорят о своем одиночестве и потерянности, страхе и надеждах. Я правда не знаю, чем надо смотреть, чтобы увидеть то, что увидели лжеэксперты и свидетели обвинения. Какую злобу надо таить внутри, чтобы воспользоваться случаем и выслужиться, вывернуть все наизнанку, извратить, изговнять своей интерпретацией, донести, потом нести чушь в суде, принести этим столько горя… Список этих людей вот тут, и мы их, конечно, запомним. Не чтобы мстить, нет, а чтобы обходить за километр, за версту, за милю, чтобы не дай бог никогда и нигде не встретиться.

И действительно, третья часть трилогии «Kudos», что означает лавры или почести, посвящена размышлениям о вторых шансах. Из контекста мы узнаем, что героиня снова замужем, но не очень понятно, счастлива она или нет. Нам встречается персонаж из «Контура», тот самый университетский профессор, который все еще удобно женат, при этом, круто изменил жизнь: похудел, написал в соавторстве с бывшей студенткой бестселлер. «Брак все еще самая лучшая модель для жизни», — говорит он героине, имея в виду не только свои отношения с женой, но и литературное партнерство, и его дитя — книгу. Я прихожу к выводу, что трилогия написана глубоко разочарованным в браке человеком, который, тем не менее, не смог найти никакой другой ему альтернативы. Парадокса, что люди не хотят быть одинокими, но и вместе у них быть не очень получается. «Мы жили вместе, как овцы, пасущиеся бог о бок, прижимаясь друг к другу во сне, привыкнув и ни о чем не задумываясь», — говорит нам Каск словами очередного персонажа. Дело ли в самой природе отношений, предполагающих следование гендерным ролям и пойти на определенные жертвы. Или шире, в человеческой природе, не предусматривающей стопроцентного отказа от я ради мы, но неизбежно стремящейся к объединению. И вот я снова перечитываю финальную сцену «Kudos» и предпринимаю очередную попытку ее интерпретировать. Что ты хочешь сказать, Рейчел, когда твоя героиня качается на волнах, а обнаженный мужчина, у которого, по всей видимости, только что был секс с другим мужчиной, бесстыже направляет струю мочи в море? Что у тебя нет сил даже выйти из воды? Или что один фиг соленое? Перевод с англ. Светлана Кузнецова, Анастасия Басова. Издательство Ад Маргинем

Дочитала в отпуске трилогию Рейчел Каск, в которую входят три микро-романа «Контур», «Транзит» и «Kudos». Первые две книги вышли на русском в конце 2021 года, а заключительная часть — в феврале 2022-го. Я получила их уже накануне отъезда в Тбилиси, и с тех пор предприняла несколько попыток прочитать первую часть. Остальные две, красивые и бумажные, так и лежали нетронутые. «Контур» долго не шел. Я все не могла пробиться через сцену в самолете и болтовню случайного попутчика, внезапно начавшего рассказывать незнакомой женщине историю своего неудавшегося брака, одного, потом другого. А когда, наконец, сделала это, тут же наткнулась на следующую, на этот раз университетского профессора, который тоже начал рассказывать про свой немного выдохшийся, но все еще крепкий брак. К тому моменту, когда я поняла, что героиня не собирается подавать голоса, а намерена и дальше скрываться за монологами каждого встреченного ею персонажа, «Контур» был дочитан. «Она начала видеть себя как некий силуэт, контур, вокруг которого все прорисовано в деталях, а сам силуэт остается пустым. И тем не менее этот силуэт – пускай неизвестно, чем он заполнен, – впервые после инцидента дал ей представление о том, кто она такая», — объясняет Каск в финале «Контура» свою задумку. И в последующих частях продолжает использовать этот прием. Но даже в пустоте умолчания можно многое разглядеть. Каск пишет о разрушительных последствиях развода. О руинах людей, которые остаются после распада семьи, о полном и взаимном самоуничтожении. И пускай мы знаем о главной героине немного — ее зовут Фей, она писательница, с ней после развода осталось двое сыновей и она все время носит темное, — этого вполне достаточно, чтобы понять, а большего, пожалуй, и не осталось. В «Транзите» Каск работает с метафорой дома. Ее героиня приобретает требующее немалых вложений жилье в Лондоне и затевает ремонт. Отправив на время детей к бывшему мужу, она живет посреди разрухи, со вскрытым полом и ободранными стенами, к тому же терпит постоянные нападки неадекватных соседей. Признаюсь, в этот момент у меня была надежда, что вот сейчас героиня пересоберет себя, обретет место, перестанет быть транзитным пассажиром в собственной жизни и, наконец, счастливо заживет сама по себе. Но Каск опрокидывает эту надежду. Один из ее персонажей восхищается стаей собак во время охоты, их общностью, рожденной из совместного опыта, их сознанием, которое, в отличие от человеческого, не представляет собой тюрьму собственного восприятия, и в этой утопической картине проглядывается конструкция брака. То есть, пережив все это дерьмо, ты все еще веришь, что из брака что-то выйдет? Серьезно, Рейчел? (продолжение в следующем посте)

​Невозможно рада, что «Балканская трилогия» Оливии Мэннинг вошла в список пропущенных шедевров Ясной Поляны. Спасибо дорогим коллегам за доверие и возможность что-то порекомендовать. Уверена, они просто ждали, когда мне стукнет сорок))) Во всем остальном присоединяюсь к словам Юли Вронской, которая когда-то привела меня в команду премии: «Очень люблю эту номинацию Ясной Поляны. То, что осталось за скобками, было незамечено сразу, не попало в центр внимания, не стало talk of the town. Возвращение справедливости, если хотите. Подарок для пытливого читателя, уж точно. Мой там — Джонсон и его Сны поездов. Очень рекомендую и рада, что могу рекомендовать».

Художник Миша Никатин продолжает преображать библиографию Поляринова. Скоро сборник «Почти два килограмма слов» в твердом переплете.

Пять лет знатному литературному срачу, напомнил мне Фейсбук, за что ему, конечно, спасибо. Если вы его не помните, потому что в 2019 году еще ходили за книжками в книжные магазины, а не получали от издательств, то и ладно. Пересказывать эту старую историю все равно не буду. Но в тему срача более свежего, телеграморожденного, который начался про деньги и стулья, продолжился заступническим флешмобом в поддержку креативного письма и обещанием Максима Мамлыги сделать нам мегадайджест писательских райдеров, скажу, пожалуй, только одно. Следите за губами: это все важно ровно настолько, насколько это важно для вас лично. Это может изменить индустрию, как изменило отношение к книжным блогерам пять лень назад, если в вас хватит запала и огня претворить эти изменят в жизнь. Поднять уровень требований к организации литературных ивентов, поднять требования к себе как к спикерам, доказать своей карьерой, что Мильчин не прав, а Владимирский еще левее. Себе, конечно, не им. И тогда, через пять лет, когда алгоритмы пришлют вам напоминалку об этих событиях, вы, сидя на крепком стуле и с гонораром с пятью нулями на карте, ухмыльнетесь и подумаете, что всё тогда сделали правильно. Ну или просто ухмыльнетесь, потому что давно об этом забудете. P.S. Любовь Фантому! Деньги писателям! Миру мир!

Теперь в такой компании можно собраться разве что в виде коллажа. Кому актуально — вы знаете, что делать👌🏼

Рекомендую этот роман каждый раз, когда мне говорят, что после Васякиной не случилось на русском ни одного столь же мощного и талантливого автофикшена. А вы читали Егану Джаббарову, спрашиваю. Ой, нет, отвечают. Меж тем, ее роман «Руки женщин моей семьи были не для письма» — невероятная по своей силе и мастерству проза. Антропоморфная по структуре, она погружает читателя в культурный, социальный и физический контекст, в котором пребывает героиня — азербайджанка по отцу, грузинка по матери, родившаяся и выросшая России. Редко встретишь такой точный баланс между формой и содержанием, художественным мастерством и биографичностью. Рассказывая о своих бровях, волосах, плечах, спине, Джаббарова углубляется в историю рода — своего, женского, человеческого. Так, постепенное удаление авторского объектива от своих ненавистных карих глаз до голубых глаз порабощенных жен османских ханов, показывает историческую ретроспективу колониализма, дошедшего до наших дней в виде стандартов красоты. И никто уже и не вспомнит, что за голубыми глазами наследников султанов неволя их матерей. Но книга Джаббаровой — это не только деколониальное эссе и телесная проза, это, прежде всего, история о девочке, которая выжила. Автогероиня романа «Руки женщин моей семьи были не для письма» сталкивается с неврологическим заболеванием, которое, будто в насмешку, будто мало других претендентов, отбирает у нее тело. Болезнь у Джаббаровой ни разу не метафора, она сила, лишающая и дающая, источник стыда и возможностей. Возможностей, которые не так очевидны, когда с тобой все окей. Книга 2023 года в книжном клубе. В эту пятницу Егана Джаббаровой выступит в Тбилиси в книжном магазине Итака. Обязательно приходите.

Разговорились с одной знакомой о литературных героинях, с которыми хочется/получается себя ассоциировать, и очень быстро пришли к выводу, что не можем найти таких в современной русскоязычной прозе. Что бы вот прочитала роман и такая — ну я! Почему это так, другой вопрос. У меня есть теория, можем отдельно обсудить ее. Я же хочу рассказать вам о нескольких героинях из зарубежной литературы, в которых я нашла что-то от себя. Первая — это Ида из романа норвежской писательницы Марие Ауберт «Взрослые люди». Иде сорок, она преуспела в профессии, а в личной жизни не очень — бездетная и незамужняя она не очень понимает, надо ли ей это. Ей самой вроде норм, но скоро ехать на семейную встречу, где мама и сестра снова будут расспрашивать. И тогда, чтобы было, что рассказать, она решает заморозить яйцеклетки. «Взрослые люди» — история про конвенциональное счастье, ну и про то, что каждая несчастная семья несчастлива по-своему. Вторая героиня — 50-летняя художница Юханна из романа (снова норвежской) писательницы Вигдис Йорт «Жива ли мать». В свое время Юханна разорвала отношения с родными и уехала куда подальше жить свою лучшую жизнь с любимым мужчиной. А потом, овдовев, решила вернуться и наладить отношения с матерью. Но та ее игнорит. Завязка звучит как мой страшный страх, в в остальном у Юханны совсем другая история. Сейчас я читаю «Контур» Рейчел Каск — странный роман, в который мне не с первого раза удалось зайти. Но среди второстепенных персонажек мне попалась одна любопытная. Зовут ее Ангелики, и после многих лет в роли жены и матери она пишет автофикшен, который становится популярным у феминисток. Инсайт, что ребенок — не высший творческий акт в жизни женщины, что можно быть кем-то еще, переворачивает ее мировоззрение. И вот она сидит в компании коллег-писателей и рассказывает, как переоткрыла для себя Берлин, в котором недавно побывала в новой роли. И что это совсем не тот Берлин, в котором она шесть лет прожила женой дипломата. А что у вас? Можете назвать героинь (героев) из современной литературы, которые рассказали немножко вашу историю?

На волне экранизации «Сочувствующего» наконец-то прочитала дебютный роман Вьет Тхань Нгуена, а за ним и следующий — «Преданный», в котором продолжение истории тайного агента Вьетконга. Сериал мне понравился. Снятый «корейским Тарантино» Пак Чхануком, он получился сбалансированно американо-азиатским, как и сам роман, как и его (романа) идея, и с ебанцой. Напомню, что по сюжету «Сочувствующего» намеренно безымянный главный герой — коммунист, но работает под прикрытием в Южном Вьетнаме у генерала, которого крышует ЦРУ. Действие начинается незадолго до падения Сайгона, которое ознаменовало окончание Вьетнамской войны. Американская армия эвакуируется, а вместе с ней и опальный генерал с семьей, сослуживцами и нашим героем. Теперь им предстоит хлебнуть эмигрантского дерьма в США, расстаться с иллюзиями, а вместе с тем и с собственной идентичностью. Одни будут пытаться побыстрее ассимилироваться, другие — бесконечно тосковать по былому и пытаться вернуть прошлое. И только наш герой будет более-менее в своей тарелке. Сейчас, конечно, «Сочувствующий» со всеми прогонами Вьет Тхань Нгуена про печальную судьбу родины читается очень близко русской душе. А что на экране? Там максимально одинаковый, но так и задумано, Дауни Младший в роли всех значимых белых мужиков — не новое решение в кинематографе, но все равное гениальное. И визуальная демонизация кока-колы — символа всего американского, что сулило свободу и удовольствие, а обернулось насилием. Передаваемая по кругу бутылка колы заменяет собой сцену жестокого изнасилования вьетнамской шпионки в романе. Финал у сериала смазанный. И я понимаю, сложно передать вайб пятидесяти страниц отменных пыток, не показывая их. А потому инсайт, ломающий героя в самом конце романа, на экране остается нераскрытым. Зато есть жирный намек на продолжение. И, должна сказать, что буду его с нетерпением ждать. Есть надежда, что если Пак Чханук останется в деле, то он заберет в сценарий второго сезона весь экшн и драму «Преданного», а от остального просто избавится. Дело в том, что продолжение «Сочувствующего» — приключения все того же шпиона, теперь в Париже, куда он бежит из уже коммунистического Вьетнами — это плохой постколониальный фанфик, пародия Вьет Тхань Нгуена на самого себя. Как будто автор не догнал, за что его роман полюбил читатель, и в «Преданном» резко поменял пропорции: на 30% шпионского романа накинул 70% постколониального нытья, а также главу про эректильную дисфункцию, главу, в которой герой ходит по большому, главу про вечеринку в пробковых шлемах и еще много-много сцен, где персонажи ведут разговоры о национальной идее, коварном Западе и освободительной борьбе Востока. Господь, там есть даже карлики! Штош, мне правда интересно как всем этим богатством распорядятся создатели сериала. Я на хайпе.