Biblioteka VVV

Книги моего учителя русского философа-этика Владимира Петровича Фетисова (1941-2009)

Достоевский и Ницше как предельные основания морального бытия Достоевский и Ницше открывают современность, они раскрывают предельные основания нашего морального бытия, посредством чего мы узнаем себя. Современность началась с них. Можно лишь догадываться, о чем и как думали те, кто жил до них. Как устроен духовный мир Августина, Декарта, Паскаля нам просто неведомо. И дело здесь не только и не столько в «герменевтике». Конечно, всех можно понять с универсальной, всечеловеческой позиции Этики и Культуры. Но специфическая организация духовного мира современника, благодаря чему может осуществляться актуальное бытие культуры, немыслимо вне откровенных откровений Достоевского и Ницше. Все наши душевные состояния, тревоги и волнения, все наши переживания и размышления, все наши поиски смысла, истины, все наши «культурные проекты», в конечном счете, основываются на тех прозрениях и конкретных разработках, которые мы находим у этих столпов современности. Они открыли «атомы» нравственного мира, вне которых любое построение (как и разрушение) невозможны. В конечном счете, они первооткрыватели того измерения человеческого бытия, которое получило название «экзистенция». Если верно, что культура начинается с этики, то во многом этическая рефлексия этих великих моралистов задает все дальнейшие парадигмы культуры. В определенном смысле, она взрывает вообще существующую до них культуру, обнажая те бездны и изгибы человеческой души, которые начнут волновать современного человека, становясь бесконечными сюжетами психологии и культуры. И еще, оба были пророками, чьи пророчества сбылись почти на сто процентов. Пророками гибели западной культуры, западного христианства, западной системы ценностей, западного мира. «Смерть Бога», открытая Ницше не без влияния Достоевского, и есть та духовная ниша, из которой только и можно понять, происходящее сегодня. И главное, что оба благоговели перед Россией, веря в ее абсолютную духовную мощь, способную спасти мир.

«Конечно, все думаем об этом… Тот помрет, другой… То есть – о смерти… И как оно все происходит, я вам доложу, как одно за другое цепляется – уму непостижимо…» Как просто – легко и волшебно сплетаются слова в этом глубокомысленном фрагменте из рассказа А. С. Грина «Мат в три хода». Обыденное размышление перерастает в огромную философскую проблему. «Уму непостижимо» – вот предел, предел не только для ума, это предел отчаяния всего человека, в котором и разум, и совесть, и даже тело напрягается до высшего бытийного накала и подъема. Вот оно – самое обычное – «тот помрет, другой» – то, что происходит всегда, в самом обыденном, даже ставшем пошлым, ритме, вот это самое обычное и становится тайной тайн, пределом постижимости, вернее абсолютной непостижимости. Все так или иначе постижимо, только смерть непостижима совершенно, и степень ее непостижимости равна бесконечности, даже вечности – вечному ужасу тоски и непонимания, но и … надежды. Там, где приходит самое горькое отчаяние, там начинает струится свет. Свет радости, свет смысла, свет добра. Приходит надежда – самое верное и надежное в жизни. Но только преодолев смерть, возможна надежда. Чтобы ее преодолеть, необходимо принять смерть всерьез, всем сердцем и всем умом; принять не как факт, закон, вещь среди других вещей, но как нечто исключительное, принять ее как ужас, зло и тайну. Иными словами, принять смерть во всем ее метафизическом объеме. Так было всегда в русской философии, в русской жизни и культуре.

С кем только не сравнивали Платонова! Федоров, М. Булгаков, Заболоцкий, Бергсон, Швейцер, Экзюпери… Всегда большой соблазн найти пару великому автору. В этом есть своя правда: чем выше творческий дар, тем он универсальнее. И поэтому язык великих – некий общий язык, граничащий с небесами и в силу этого понятный большинству людей. В тоже время справедливо и обратное: гений – это экстраординарная уникальность, как правило не признаваемая при жизни, обладающая своим неповторимым стилем и языком. В любом случае сравнение полезно, поскольку помогает более точно и глубоко узреть творческое своеобразие обоих авторов. Я бы сравнил Платонова с Фернандо Пессоа. Символ португальской словесности нового времени, поэт и писатель-авангардист, чье творчество глубоко философично, весьма схож и внешне и внутренне с Платоновым, которого можно считать символом русского модернизма и чье творчество также исполнено высших философских интонаций. Практически современники, при жизни мало известны (лишь в литературных кругах), и главное оба испытали непонимание современников. К обоим признание пришло через много лет после смерти. Вклад обоих в культуру оценивается по высшей шкале: одного сравнивают с Камоэнсом, другого с Достоевским. Обоих сравнивают с Джойсом. Хотя про Платонова Бродской сказал, что он силнее Джойса. «Книга непокоя» Пессоа предвосхищает идеи Витгенштейна, Деррида и Делеза; Платонов бесспорно предвосхитил идеи новой русской философии, которая нарождается на наших глазах. У обоих на первом месте экзистенциальная проблематика – заброшенность, сиротливость, одиночество, отчуждение и, конечно же, обращенность к смерти. Человек у обоих обделенное и обездоленное существо. Оба преждевременно постарели, вобрав трагический опыт эпохи и всеобщего удела человека. «Моей тоске исхода нет» - пишет Пессоса. «Горе во мне живет как вещество», «время идет только в природе, в человеке стоит тоска» - говорит Платонов.

Актуальное чтение «Тысячелетняя история выковала такие черты национального характера, как вера в то, что судьба человека и судьба народа нераздельны в своих самых глубоких пластах и сливаются в роковые минуты истории; как связь с землей – землей в узком смысле слова, которая родит хлеб, и с Русской землей. Эти черты помогли пережить страшные испытания, жить и трудиться в условиях иногда почти нечеловеческих. В этой древней традиции заложена вся надежда на наше будущее. За нее-то и идет борьба с «малым народом», кредо которого угадал еще Достоевский: «Кто проклял свое прошлое, тот уже наш – вот наша формула!» И. Шафаревич

«Кофейная кантата’22»

Герои нашего времени

Герои нашего времени