Расцветы Красоты

КАМЕНЬ Наше утро всегда начиналось так: Я выгребал из очага золу, шел за водой, Ставил кувшин на пол, И тут же всю комнату наполнял Непостижимый запах мяты. О воспоминанье, Твои деревья стоят в цвету, Отделяясь от темного неба. Кажется, что падает снег, Но гром уходит все дальше по дороге, Вечерний ветер осыпает излишек зерен. (Yves Bonnefoy) Пер. Марк Гринберг

Край света и сад на заднем дворе хранят одинаковое количество чудес. (Christian Bobin. Tout le monde est occupé) Иллюстрация: Андрей Тарковский. Зеркало, 1974

в затворе твоего прикосновенья остаюсь в акустике убежища ветвей в корнях сплетённых в гуле насекомых где резонанс от елей по моим ступням коленям и раздробленным костям поднялся к сердцу накатился к горлу ты мне – наречие из диких троп какими звери ходят к водопою и если я пойду вослед из вод озёрных напои́шь любовью?.. (Софья Игла)

Жарко. Пруды возле Олимпийской деревни в Москве. Щиты со строгими надписями: «Купаться запрещено». Но народ купается. А что делать? Ведь все равно в любом большом индустриальном городе можно написать при въезде: «Жить запрещено». И будет правильно. Но ведь живем. Вода — кровь Земли. Переносит жизнь. Вначале ХХ века не рекомендовали пить стоячую воду— из луж, болот. Только проточную — из ручьев, колодцев. В середине века нельзя стало пить воду сырую — откуда угодно. Начали обрабатывать: фильтрацией, потом химическими реагентами. К концу века она вообще перестает быть пригодной для питья — не поддается обработке. Начали продавать в бутылках. Нижний Новгород стоит на двух великих реках — Волге и Оке. Но толкуют о строительстве водовода из подземного озера — за 100 км. То и дело объявляют о закрытии пляжей — воду нельзя не только пить, в неё нельзя входить. Конечный этап — когда к ней нельзя будет приближаться. Будут говорить детям: не подходи, вода. Вода — это жизнь. Мы живем во время, когда артерии жизни превращаются в линии смерти. Венозная кровь цивилизации. (Владимир Кутырёв. Время Mortido) Иллюстрация: Daniel Beltrá. The slowly spreading oil slick approaches the Louisiana coast, east of the Mississippi River, 2010

Порою поэзия – та, что возникла раньше похожа на переливание крови и пересадку сердца Те доноры погибли давно в катастрофах, но это их кровь живёт в чужих кровотоках оживляя чужие губы (Ryszard Krynicki) Пер. Глеб Ходорковский

«НАДО БЫТЬ ТЕМ, КОТОРЫЙ ОСТАЁТСЯ» Но есть и иные примеры, какие хотел бы напомнить собравшимся отец Панлю. Если верить старинной хронике, повествующей о великой марсельской чуме, то там говорится, что из восьмидесяти одного монаха обители Мерси только четверых пощадила злая лихорадка. И из этих четверых трое бежали куда глаза глядят. Так гласит летопись, а летопись, как известно, не обязана комментировать. Но, читая хронику, отец Панлю думал о том, что остался там один вопреки семидесяти семи смертям, вопреки примеру троих уцелевших братьев. И, ударив кулаком о край кафедры, преподобный отец воскликнул: «Братья мои, надо быть тем, который остается!». (Albert Camus. La Peste) Иллюстрация: Anthony van Dyck. Portrait Of A Monk Of The Benedictine Order, Holding A Skul

А на воздухе пустынном Птица легкая кружится, Ради песенки старинной Нежным горлышком трудится. Перед ней сияют воды, Лес качается, велик, И смеется вся природа, Умирая каждый миг. (Николай Заболоцкий)

​​«ВЗРАЩИВАТЬ В СЕБЕ ДЕТСКОЕ НАЧАЛО» Если взгляд и слово ребенка характеризуются свойствами вещности, весомости и целостности происходящего, то превращение его во взрослого связано с ростом относительности в его восприятии действительности, с развоплощением его отношения к ней, так же как с раздроблением и ограничением восприятия в целом. Теперь целостность мира определяется инстанцией сознания, деятельность которого выявляет себя в построении всегда новых теорий, концептов и доктрин, от чего взрослый человек не может отказаться ни при каких обстоятельствах, ибо такой отказ свидетельствовал бы об отказе от себя того, который взрослый. Он, взрослый, последовательно и разносторонне впускает в свою жизнь, в свой взгляд и свое слово именно себя, изменяя этим миру. Мир взрослого в основе своей предметен, а не вещен. К тому же среда взрослого соткана из массы представлений и ими как раз поддерживается. Этим объясняется то, что мир взрослого человека с трудом допускает в себя нечто, не помещающееся в пределы представления, тогда как мир ребенка весь пропитан тайным и чудесным, а потому допускает любое свое изменение и характеризуется мгновенной реакцией на все новое. Контроль над содержанием мира взрослого и достигается приданием всему формы предмета: мир входит в параметры сознания, а сознание становится доминирующей инстанцией, устанавливающей такие «правила» существования, которые не позволяют вещам и событиям вести себя как-то неподконтрольно. Превращения «мгновения» в «постоянство», а «нового» в «обоснованное» и «ожидаемое» являются свидетельствами взросления человека. По существу дела, мир, который есть у ребенка, превращается в картину мира и подменяется мировоззрением у взрослого. И до тех пор, пока горизонту воззрения мира не будет противопоставлен колодец собственного присутствия, где наряду с прочим есть мрак собственного невосприятия, допускающий некое нутро человека, — до тех пор человек обречен к пребыванию на своей поверхности. Мы все, если хотим быть собой, непременно должны как-то зацепиться за свое детство, ибо если нам не удастся удержаться на этой высоте, то мы можем утратить себя навеки. Всем нам надо культивировать и взращивать в себе детское начало, ибо в противном случае мы не сможем столкнуться со своей глубиной. (Андрей Сергеев. На пути к себе: Метафизические размышления) Иллюстрация: Shōji Ueda. Dad, Mom and Their Children, 1949

Дерево вмещает полноту леса. Растянувшись под его сенью, слушая его шёпот, исследуя игру ветерка зимой и летом, постигнешь все тайны лесной тени. Замерев под ветвями, скажешь всё в мире молитвы освоишь глубину всех молчаний постигнешь грацию всех птиц на свете. Встав у его кроны обретешь предельную отчуждённость полнейшую трезвость, изучишь тайны всех гнёзд, радость всех исцелений. Дерево вмещает полноту леса. Но надо, чтоб и человек достиг полноты человека, вернее же — пустоты. (Roberto Juarroz) Пер. Дмитрий Канаев Иллюстрация: George Loring Brown. Man Reclining under a Tree, 1852

Я слышал от Мухаммад ибн аль-Хусайна, да помилует его Аллах, а тот - от Абуль-Хусайна ибн Миксама, а тот - от Джафара аль-Хавваса, а тот - от аль-Джунайда, сказавшего: «Истинная сущность правдивости заключается в том, что вы говорите правду в ситуации, из которой вас может спасти только ложь». (Abū al-Qāsim al-Qushayrī. Al-risāla al-qušairiyya fi 'ilm al-tasawwuf) Паррезиаст - тот, кто практикует паррезию. Тот, кто говорит правду. Фуко, разбирая данную "технику души", будет подчёркивать конститутивный характер опасности для "дела речи": "Например, с точки зрения античных греков, учитель грамматики может сказать детям правду, и он может не сомневаться в том, что то, чему он учит, есть правда. Но несмотря на связь между верой и правдой, он не parrhesiastes. Тем не менее, когда философ обращается к монарху или тирану и говорит ему, что его тирания мешает и раздражает, поскольку тирания несовместима со справедливостью, то философ говорит правду, верит, что он говорит правду и, более того, рискует (поскольку тиран может разозлиться, наказать, изгнать или убить его)". Итак: паррезиаст - это тот, кто рискует (и в этом смысле риск становится подлинной добродетелью философа, впервые сообщая его речи достоинство). Так говорение правды принимает характер символической ставки в игре на жизнь или смерть. (Николай Грякалов. Фигуры террора) Иллюстрация: Gustave Doré. Moïse devant Pharaon, 1869–1872