Владимир

Междисциплинарное Вчера в первый раз в жизни (не исключаю, что и в последний) выступал на философском семинаре. Начал свое выступление словами: «я наименее пригодный докладчик, поскольку совсем не разбираюсь в философии: эта дисциплина для меня слишком сложная и находится за рамками понимания тупого политолога (dumb political scientist), который не знает, да и не хочет знать, в чем сходство и различие между Гегелем и Гуссерлем. Поэтому, как тупой политолог, я опираюсь на теорию рационального выбора…» :)

Первое, что бросается в глаза при сопоставлении политических процессов 1990-х годов в России и в других странах постсоветской Евразии – это отличие приоритетов тогдашних преобразований. Везде, кроме России, все развивалось вокруг строительства новых независимых государств «с нуля» на базе союзных республик. Где-то побочным эффектом этого строительства становилась демократизация (Украина), где-то автократизация (Казахстан), где-то строительство сталкивалось с острыми этнополитическими конфликтами и локальными войнами (Молдова, Грузия, Армения). В России строить «с нуля» ничего не пришлось, а новое государство возникло в результате захвата институтов СССР (примечательна в этом свете сцена, описанная Горбачевым, когда в декабре 1991 года тот пришел в Кремль и увидел, что Ельцин, Хасбулатов и Руцкой распивают бутылку виски в его, Горбачева, теперь уже бывшем кабинете). Это различие в какой-то мере напоминало эффекты майората в Западной Европе, когда старший сын наследовал активы, а средние и младшие сыновья, в лучшем случае получив небольшие отступные, вынуждены были поступать на службу и начинать свои жизни заново. Это различие повлекло за собой как минимум два важных последствия. Во-первых, о рыночных реформах в экономике в других странах пост-СССР в 1990-е годы не то чтобы особенно не заботились, но они в лучшем случае воспринимались как гарнир к основному блюду строительства новой независимой государственности. В России же строительства независимой государственности в меню опций не оказалось вообще, рыночные реформы оказались основным блюдом по определению, а демократизация в лучшем случае рассматривалась как необязательный десерт, если даже не как дижестив. Отсюда – столь высокий градус публичных конфликтов и политической поляризации на протяжении 1990-х годов в России, который отражается и в сегодняшних дискуссиях (в других постсоветских странах активы – где-то мирно, а где-то совсем не мирно – прибрали к рукам различные сегменты прежней номенклатуры безо всяких залоговых аукционов и проч.) Во-вторых, российские элиты воспринимали захваченную ими в ходе распада СССР государственность, скорее, в формате «СССР минус» (эти аспекты заметны даже в сборнике интервью членов гайдаровского правительства, который опубликовали Авен и Кох), что подхлестывало их и без того немалые и часто неоправданные амбиции. Отсюда и стремление превратить «хороший Советский Союз» в нормативный идеал, о чем мне приходилось писать ранее, и те практические шаги, которые предпринимали и продолжают предпринимать российские элиты по отношению к постсоветской Евразии и не только на протяжении XXI века.

Инфрастуктурная власть российского государства и "карманы эффективности" в России XVIII века - доклад Михаила Демьяненко на семинаре Центра исследований модернизации: завтра, 24 мая в 18 часов (Санкт-Петербург, Гагаринская ул., 6 и онлайн на Youtube) https://eusp.org/events/seminar-ctatusno-orientirovannoe-povedenie-i-rost-infrastrukturnoy-vlasti-v-imperii-romanovykh-dolgogo-xviii-veka

I became a honorary doctor at Malmö University, Sweden // Я стал почетным доктором университета Мальме (Швеция) - вместе с моим ассистентом (я почетный доктор, а он по-нечетный) https://mau.se/en/news/highly-respected-russian-academic-is-new-honorary-doctor/

Александр Безыменский – советский комсомольский поэт (по некоторым оценкам, прототип Ивана Бездомного в «Мастере и Маргарите»), и литератором был так себе (Маяковский сравнил его с морковным кофе), и как литературный деятель проявил себя не лучшим образом. Однако при этом ему было присуще редкое для литераторов и вообще для публичных людей качество: самоирония. Его лучшее произведение – двустишие «Большой живот и малый фаллос // Вот все, что от меня осталось»

В сборнике «Власть и диссиденты: из документов КГБ и ЦК КПСС» (издание Московской Хельсинкской группы, 2006, есть в открытом доступе), помимо прочего, опубликованы ежегодные отчеты КГБ СССР за 1975-1982 годы, направлявшиеся генеральным секретарям ЦК КПСС (члены Политбюро с ними также были ознакомлены). Эти отчеты примечательны тем, что развеивают укорененные представления о глубине мышления и невероятной прозорливости советских чекистов. Отчеты – обычная рутина с обилием «палочной» отчетности – столько-то лиц профилактировано, столько-то материалов изъято, такие-то иностранцы выдворены из СССР. О провалах КГБ говорится как об успехах (например, в отчете за 1977 год после серии взрывов в Москве – «в Армянской ССР арестованы три лица, подготовившие совершение взрыва в Москве с использованием самодельного взрывного устройства», о фактах самих взрывов не сказано ничего) или же они упомянуты вскользь (в том же отчете «несмотря на некоторое повышение эффективности работы на этом участке, не удалось предотвратить невозвращение в СССР 18 советских граждан….») Собственно, львиная доля материалов в отчетах посвящена борьбе с антисоветскими проявлениями внутри страны и за ее пределами, в то время как другие аспекты работы КГБ представлены лапидарно, если не вообще между делом. Аналитики в связи с угрозами безопасности СССР в отчетах обнаружить не удалось – ни ухудшение экономической ситуации в стане, ни негативная реакция граждан в связи с вводом войск в Афганистан в качестве вызовов и источников рисков в отчетах никоим образом не отражены. Их место занимают ритуальные славословия в адрес Брежнева и проч. Конечно, жанр отчетов специфичен, и в ответ всегда можно предположить, что в недрах аппарата, возможно, втайне готовились какие-то очень серьезные и фундаментальные материалы, но до высокого начальства они не доходили… однако, откровенно говоря, верится в это с очень большим трудом. Из прочего: любопытно, что ЦК КПСС в отчетах назван «Инстанция» (с заглавной буквы), а если упоминаются ЦК и Совет Министров СССР вместе – то «Инстанции».

"Высокие, высокие отношения!" - "Нормальные для духовных людей". Это не только эпизод из фильма "Покровские ворота", но и характеристика диалога между бывшим руководителем российского спорта В.Фетисовым и будущим - М.Дегтяревым. Прямой эфир на канале "Россия 24", 2018 год https://www.sports.ru/tribuna/blogs/streamofconsciousness/3241796.html

Мир футбола vs. мир политики В мире футбола есть место конкуренции команд, но нет места распределительной справедливости. Все согласны с тем, что условный более богатый мадридский «Реал», как правило, обыгрывает условный более бедный «Газмяс», хотя иногда и случаются исключения из правил. Справедливость состоит в том, что (1) матчи судят, как правило (хотя и не всегда), непредвзято, и в том, что (2) очень хороший футболист из «Газмяса» при удачном стечении обстоятельств может сделать карьеру в мадридском «Реале» (и даже забить гол своей бывшей команде). При этом болельщикам мадридского «Реала», как правило, не придет в голову поддерживать «Газмяс» вопреки своим жизненным интересам. Да и нейтральные болельщики, как правило, если и поддерживают «Газмяс», то лишь потому, что они на самом деле болеют за конкурентов мадридского «Реала» и поступают по принципу «враг моего врага – мой друг» В мире политики чем дальше, тем больше конкуренция воспринимается негативно (отсюда – критика электоральной демократии), ибо она препятствует распределительной справедливости, которая воспринимается как высшая ценность в борьбе против вселенского зла неравенства. Те, кто проигрывают от неравенства, считаются заслуживающими безоговорочной и безусловной поддержки при любых обстоятельствах, в то время как выигрывающие от неравенства – как безусловные враги рода человеческого и носители этого самого вселенского зла. Парадоксальным образом, наиболее горячие сторонники такой точки зрения чаще всего сами выигрывают от неравенства, но при этом поддерживают проигрывающих от неравенства вопреки своим жизненным интересам (достаточно посмотреть на активную группу поддержки сектора Газа). Говоря языком мира футбола, при таком подходе главной целью становится не то, чтобы «Газмяс» стал играть как мадридский «Реал», а то, чтобы мадридский «Реал» стал играть как «Газмяс». Удивительно то, что иногда те, кому близок мир футбола, и те, кому близок мир политики – это одни и те же люди.

Поляризация: причины и механизмы Хотя поляризация стала фирменным знаком российской политики 1990-х годов, оказав на нее весьма пагубное воздействие, справедливости ради, поляризация началась еще в период перестройки. Тогда советское политическое руководство, безуспешно пытаясь найти компромиссы между реформаторами и контр-реформаторами в элитах, одновременно проводило провальный курс в социально-экономической политике, провоцируя поляризацию не только «по горизонтали» (ортодоксальные коммунисты vs. демократы/либералы), но и «по вертикали» (СССР vs. союзные республики). Август 1991 года и последующий крах СССР стали пиком этой волны поляризации и повлекли за собой неожиданную победу демократов/либералов и союзных республик в игре с нулевой суммой. В российском случае победители 1991 года извлекли из опыта перестроечных лет два урока. Во-первых, поиски компромиссов и выстраивание коалиций – штука слишком сложная и неоправданно рискованная (она может способствовать еще более неэффективному политическому курсу, нежели во времена перестройки). А, во-вторых, победить противника в игре с нулевой суммой иногда легче и уж точно выгоднее, нежели пытаться искать компромиссы. Соответственно, поляризация оказалась эффективным инструментом политической борьбы в России после распада СССР, позволяя устранить с политической арены и/или маргинализовать любые альтернативы статус-кво (независимо от их реалистичности) и ставить как элиты, так и избирателей перед выбором исключительно между плохим (сохранение статус-кво) и худшим (пресловутые «красно-коричневые»). Ну а принятие конституции 1993 года с ее слабо ограниченными президентскими полномочиями институционально закрепило поляризацию, в основе которой лежал принцип «победитель получает все». В краткосрочной перспективе победители 1991 года благодаря успешной поляризации и впрямь получили почти что все, ну а в долгосрочной – почти что все потеряли.

Поляризация: причины и механизмы Хотя поляризация стала фирменным знаком российской политики 1990-х годов, оказав на нее весьма пагубное воздействие, справедливости ради, она началась еще в период перестройки. Тогда советское политическое руководство, безуспешно пытаясь найти консенсус между реформаторами и контр-реформаторами в элите, одновременно проводило провальный курс в социально-экономической политике, провоцировавший поляризацию не только «по горизонтали» (коммунисты vs. демократы/либералы), но и «по вертикали» (СССР vs. союзные республики). Август 1991 года и последующий крах СССР стали пиком этой волны поляризации и повлекли за собой победу демократов/либералов и союзных республик в игре с нулевой суммой. В российском случае победители 1991 года извлекли из опыта перестроечных лет два урока: во-первых, поиски консенсуса – задача слишком сложная и неоправданно рискованная, а, во-вторых, победить противника в игре с нулевой суммой иногда легче, нежели пытаться искать консенсус. Соответственно, поляризация оказалась эффективным инструментом политической борьбы в России, позволяя устранить с политической арены и/или маргинализовать любые альтернативы (независимо от их реалистичности) и ставя политический класс и избирателей перед выбором исключительно между плохим (сохранение статус-кво) и худшим (пресловутые «красно-коричневые»). Ну а принятие конституции 1993 года с ее слабо ограниченными президентскими полномочиями институционально закрепило поляризацию с ее принципом «победитель получает все». В краткосрочной перспективе победители 1991 года благодаря успешной поляризации и впрямь получили почти что все, а в долгосрочной – почти что все проиграли.