#Читаем_Культ_личности
АЛЕКСАНДР ФАДЕЕВ. СУД СОВЕСТИ ИЛИ СМЕРТЬ ПАТРИЦИЯ. ЧАСТЬ 16.
Через день товарищ Щербаков сообщает товарищу Мехлису, что считает откомандирование Фадеева в распоряжение Главполитуправления нецелесообразным и что товарищ Фадееву поручается совмещение работы в Союзе с организацией новой газеты "Литература и искусство".
Итак, одна из старейших газет – "Литературная" и газета "Советское искусство", объединенные редакторской волей Фадеева, сливаются в одно издание – еженедельник "Литература и искусство". Её главному редактору все же удается выехать на передовую.
В самом начале января 1942 года писатель прибывает на Калининский фронт, который "тяжело и бурно наступал под Ржевом". Фадеев попадает на самый опасный участок, где советские войска, охватывая противника, ещё недостаточно закрепились, где территория густо простреливалась с двух сторон.
14 января 1942 года Фадеев публикует в "Правде" корреспонденцию "Изверги-разрушители и люди-созидатели", в которой рассказывает о том, что увидел он в только что освобожденных селах Калининской области. В другом очерке – "Боец" Фадеев описывает подвиг красноармейца Падерина, посмертно получившего звание Героя Советского Союза: "В 1941 году, – пишет корреспондент Фадеев, – в боях за Калинин, у вражеского дзота, не дававшего продвинуться вперед и много унесшего жизней наших людей, Падерин был тяжело ранен и в порыве великого нравственного подъема закрыл амбразуру дзота своим телом".
В декабре 1942 Фадеев – снова на фронте, в районе Великих Лук, в расположении авиадивизии под командованием прославленного лётчика Байдукова, пишет очерк "Летный день", знакомится с батальонным комиссаром Борисом Полевым. Полевой уже копит материал для своей знаменитой "Повести о настоящем человеке". Он напишет ее за 19 дней и издаст в 1946 году. А тогда, зимой 1942 года, приходилось туго, иногда ели лошадей.
"Мы, – вспоминает Полевой, – отрезали тонкие ломтики конины и жарили на шомполах над костром, по старому удэгейскому способу, рекомендованному Фадеевым".
Видимо, Борис Николаевич спутал удэге и адыгов. Бывает.
В конце января 1943 года Фадеев прилетает в осаждённый Ленинград. Он пишет очерки о защитниках города, о водолазах ЭПРОНа, обслуживающих ледовую трассу, о рабочих Кировского завода, которые жили и работали под артиллерийскими обстрелами.
"В шинели, в пилотке, из-под которой особенно резко белели седые виски, Фадеев напоминал пожилого солдата, сохраняющего свою былую молодую выправку, и казался много старше своих сорока лет… Но голубые глаза глядели молодо и зорко" – таким запомнился Фадеев Анне Караваевой.
Он публикует свои фронтовые очерки и у себя, в "Литературе и искусстве", и в центральной прессе. В 1944 году они выходят отдельной книгой, "Ленинград в дни блокады".
Позже Борис Полевой расскажет: "Когда-то он в числе делегатов партийного съезда с винтовкой и парой гранат в руках бежал по… льду Финского залива на неприступные форты мятежного Кронштадта. И теперь он заявил, что хочет видеть подлинную войну, даже если не даст в корреспонденцию ни одной строки".
Он дал. И не одну сотню строк. Другое дело, что непосредственно к главному своему ремеслу – сочинению художественных текстов – его не пускало бремя Главного советского писателя.
17 марта 1942 года Союз Писателей просит Моссовет о разрешении на возвращение и прописку в столице писателей и сотрудников аппарата Союза: "Согласно указаний директивных инстанций, президиум ССП СССР возобновил работу в Москве. Для постоянного участия в работе президиума в Москву вызваны отдельные члены президиума и некоторые писатели. Небольшое количество вызванных писателей и работников аппарата дожидается в Казани разрешения на въезд. Просим Вас дать указание о прописке в Москве следующих писателей, уже приступивших к работе".
Список прилагается. Первый в нем – Фадеев.
Продолжение следует.
/Автор текста: Владислав Борецкий/