ПолеТела

Иван-царевич - курьера Яндекс. По моему шикарная интерпретация образа. Художница: Анна Ёрм

«Живая и мертвая вода — не противоположны друг другу. Они друг друга дополняют. Спрыснул серый волк Ивана-царевича мертвою водою — его тело срослося, спрыснул живою водою — Иван-царевич встал". Такова каноническая формула применения этой воды в русских сказках. А корни этого - в древних языческих верованиях. Мертвая вода как бы превращает Ивана-царевича в окончательного мертвеца. Это своего рода погребальный обряд, соответствующий обсыпанью землей. Только теперь он — настоящий умерший, а не существо, витающее между двумя мирами. Только теперь, после окропления мертвой водой живая вода будет действовать. И сможет по-настоящему оживить Ивана-царевича». Так о живой и мертвой воде пишет гениальный Владимир Пропп, российский ученый фольклорист. Живая и мертвая вода - это метафора тех процессов, которые происходят в терапии. Чтобы наши внутренние части срослись - мы проходим длительный путь символического умирания. Этот процесс может быть болезненным, связанным с депрессией, потерей смыслов и опор. В начале умирают наших представления о самом себе Умирают какие-то надежды и желания Но и страхи гибнут, и деструктивные защиты тоже После этого мы можем стать по-настоящему живыми.

Почти каждый мой клиент имеет любимых блогеров. Которые «зарабатывают миллионы на авторских бантиках» «Худеют без изнуряющих диет» «Счастливые мамы пяти детей с успешным бизнесом» Как эти блогеры обходят фильтр реальности? Это происходит, если их образ совпадает с частью нашей личности, которая называется Идеал-Я. Идеал-Я это довольно агрессивный внутренний объект. Знаменитая психоаналитик Карен Хорни писала, что Идеал-Я - это «преследующее надо». Идеал-Я атакует на нас изнутри. Критикует, обесценивает. Звучит он голосами самих близких людей. Слушая эти голоса, мы впадаем в зачарованный сон. Перестаем замечать свои РЕАЛЬНЫЕ сильные стороны и достижения. Обесцениваем то, что РЕАЛЬНО сделали. Чтобы Идеал-Я существовал, он НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ УДОВЛЕТВОРЕН. И будет все время нападать на Эго. Вот такой очередной парадокс психики. Цель этого конфликта, кстати, не в том, чтобы мы стали «идеальной версией себя». Он защищает от встречи с реальностью. Что мать или отец не любили меня такими, какой я есть. Или этого было слишком мало. Или еще были какие-то искажения в том, как меня отражали. Чтобы избежать этой правды и связанных с ней чувств, психика конструирует Идеал-Я. Но в терапии нам все равно нужно посмотреть ему прямо в глаза. Разоблачить ложь. Прожить чувства. Потому что реальность - это единственное, на что мы можем опираться.

Самые сложные случаи для психолога – это люди, у которых все хорошо. Успешные мужчины или женщины, которые сами себя содержат. Чего-то стоят на работе. Имеют хобби. Заботятся о себе. У них стабильная самооценка. Нормальные отношения с родителями. Высокий уровень рефлексии. Но в какой-то сфере есть проблема. Здоровая женщина не может родить. Адекватный мужчина не находит жену. Либо это конфликты с детьми. Невозможность уйти с дурацкой работы. Любовные треугольники, которые как будто сами собой появляются. Я миллион раз наблюдала такие случаи на мультимодальных супервизорских группах, да и просто в жизни. На примере знакомых. Когда «о чем работать в терапии непонятно – мы же все проработали, все хорошо». Но запрос, с которым человек пришел, так и остался. И здесь мне приходит в голову метафора. Бывает, что у человека открытая рана. И все очевидно – рану обезболить, обработать, зашить и так далее. Работа трудная, но понятная. Нужно не бояться страданий – это основа квалификации. В этих случаях бессознательное будет не просто звучать – оно будет орать на каждой терапевтической сессии. Продолжаем метафору: другой совсем случай, когда приходит к врачу в целом здоровый человек. И стандартные анализы ничего не показывают. И нужен врач высокой квалификации, который скажет: а посмотрите-ка этот маркер и кажется мне – нужно вам печень проверить. Хотя при чем тут печень, если болит левая пятка? Условно «здоровых» людей в современной психотерапии называют невротиками. И работать с невротиками – это уровень «микрохирургия глаза» вообще-то. Потому что здесь нет открытой рваной травмы на виду. Все травматическое уже уложено кирпичиками. Где-то прикрыто защитами, зрелыми и хорошими. Где-то сконтейнировано. Бессознательное будет звучать таким тонким голоском, что услышать его сможет только очень тренированное ухо. И только в условиях стабильного сеттинга. И мы получаем парадокс: «здоровым» людям чаще всего нужна глубинная и очень квалифицированная психотерапия. А они идут к коучам и психологам на 10 сессий, потому что «все же хорошо в целом, ну просто есть проблема в одной сфере». И здесь важно понимать – если за пару лет ничего не изменилось. Значит все-таки нужно пойти глубже. И услышать этот тихий голос бессознательного.

Группа Мать и Мачеха Процесс про сепарацию и переход в поле отца 🍀Сепарация возможна только от реальной матери, которая сочетает в себе и плохие, и хорошие черты. Как любой реальный человек От ужасной и от идеальной матери уйти невозможно. Если мать ужасная, то мы отрицаем ее ценность. И в психике как будто бы «пустое место» там, где должна быть мать. А отделиться от пустоты нельзя. Если мать идеальная - то зачем от нее отделяться? Это бессмысленно и даже опасно. Как я буду без своей идеальной матери? 🍀Когда мы «собрали» материнский образ. Сделали его более реальным, начинается самая важная часть процесса - работа горя. Мы должны прожить весь спектр чувств, связанных с потерей своего детства. Что блокирует работу горя? Разные формы отрицания. Это ключевая защита. Можно отрицать ценность матери Можно отрицать сам факт потери Можно символически заменить мать на другой объект (взаимозаменяемость) Можно самому идентифицироваться с потерянной матерью (добровольно, если мать «идеальная» или вынуждено, если к этому толкает семейная система). 🍀 Пока мы находимся в отрицании - сепарация не происходит. А это значит, что либидо останется привязанным к матери. 🔥Энергия либидо прикрепляется к потере. Это блокирует желания и влечения. А значит мы не можем выбрать своего партнера и направить либидо на него. Но если мы разблокируем либидо - разблокируется и все эмоции, связанные с потерей матери. Здесь нам нужна опорная фигура отца, чтобы пережить это горе. В роли этой отцовской фигуры может выступать образ отца в нашей психике. Либо группа или терапевт.

Если мы не умеем выполнять работу горя – мы не живем. Здоровые отношения – это признание ценности и отдельности другого. При контр-зависимом сценарии, мы отрицаем, что другой для нас важен. Прячемся в изоляции. И тогда можем не горевать. Другой вариант этого же сценария – маниакальные защиты. Когда бешеная активность защищает от встречи со своим внутренним миром. Где спрятан страх потери. При зависимом сценарии, мы отрицаем, что другой – отдельный. А значит мы можем его потерять. И этот риск – плата за близкие отношения без слияния. Поиск слияния – это еще один способ не выполнять работу горя. На нашей группе, которая идет сейчас по воскресеньям, «Мать и мачеха. И потом я иду к папе», сейчас раскрывается тема горевания. И иногда нам нужно несколько лет, чтобы научиться работе горя. Чтобы из огромного океана, наша скорбь превратилось в тихую подземную реку. Которая питает колодцы нашего вдохновения. И наши отношения.

«Скорбь — это цена, которую мы платим за любовь» - сказала Королева во время мемориальной службы в память о погибших 11 сентября. Меня поразили ее слова, потому что они показались мне правдивыми и трогательными, и еще потому, что они показались мне очень точным описанием концепции депрессивной позиции Мелани Кляйн. Скорбь — это цена, которую мы платим за любовь. Вопрос в том, почему мы называем это депрессивной позицией? Какое отношение депрессивная позиция имеет к депрессии? Очень простой ответ - и он обращается только к психологическому аспекту депрессии, оставляя в стороне любые ее биологические причины. Тяжелая депрессия - это последствие того, что человек не смог проработать депрессивную позицию; то есть не смог создать достаточно прочных отношений со своими внутренними объектами. Давайте вернемся к началу. В сознании маленького ребенка зарождается новая идея: мир не черно-белый, не хороший или плохой. Мир начинает становиться сложным. Хорошее - не моя собственность. Плохое не находится только вне меня. Ужасно, но и я могу быть источником плохого. Новая реальность становится неизбежной: я не могу защитить того, кого люблю и в ком нуждаюсь, ни от опасностей внешнего мира, ни от деструктивной силы моей собственной ненависти. Это - момент, в который граница между Хорошим и Плохим становится проницаемой. Шокирующее, хотя и постепенное осознание того, что плохое - злость, жестокость, ярость, зависть, ревность - существуют как часть его самого, это - его эмоции, приводит младенца, а позже - взрослого к состоянию, которое мы называем депрессией. Мы все знаем, каково это. Это чувство плохости внутри, ощущение, что внутри тебя нет ничего хорошего. По мере интеграции ощущения себя у ребенка, и по мере того, как его ощущение мира становится более реалистичным, ребенок проходит через опыт, который является младенческой версией депрессии. Однако тот факт, что его убийственная ярость на самом деле не убивает мать, и что убийственная ярость вскоре уступает место нежному чувству заботы, преподает ребенку очень важный урок: что его объекты восстанавливаются, и что возможно еще более важно, что восстанавливается его любовь к ним.   Это учит его, что его любовь сильнее, чем его ненависть. Это - начало проработки депрессивной позиции, повторяющегося опыта того, что объекты в психике человека и внутреннее ощущение его объектов пережили его ненависть к ним. Когда мы становимся взрослыми, наша внутренняя устойчивость в большой степени зависит от ощущения, что мы можем восстанавливать и возмещать ущерб в своей психике нашим внутренним объектам. Из статьи Присциллы Рот Депрессивная позиция

Фильм про запреты на развитие и пограничного отца «Дом Гуччи», 2021 Я взяла этот фильм по трем причинам Первое - в нем показаны отношения отец - сын, что более редкий сюжет, чем «ребенок-мать». Второе, в сюжете сразу две семейные истории, в которых два основных запрета на развитие. Один запрет невротического типа, а второй - пограничного. Третье, фильм основан на реальных событиях, а не просто фантазия сценариста. Запрет на развитие невротческого типа был описан Фрейдом, который назвал его «страх кастрации». Он может возникнуть, если отец сильный, доминирующий, проявляющий садистическое поведение. Тогда в сыне может бессознательно отказаться от борьбы с отцом. В реальной жизни - это будет страх конкурировать с другими мужчинами и проявлять агрессию. В паре Родольфо Гуччи и его сына Маурицио разворачивается эта история. В отношениях с сыном Родольфо агрессивный, прямолинейный, холодный и садистический. Одним словом - кастрирующий. Маурицио потерял мать, вероятно рано. И отец - единственная фигура привязанности. Возможно сын бессознательно идентифицирует себя с умершей матерью. Он мягкий, нерешительный, подверженный влиянию. Патрицией Реджани ведет себя с Маурицио как «принц-охотник». Она выбирает его. Преследует, активно добивается и символически забирает его от отца. Маурицио разрывает отношения с отцом и уходит в дом Патриции. Далее мы видим, как эта пара пытается заполучить весь бизнес Гуччи и управлять им. Патриция опять берет на себя активную мужскую роль, а Маурицио нерешителен и боязлив. Символическую инициацию «в мужское» для Маурицио выполняет тоже Патриция, нападая на него и упрекая в слабости. Разрыв с Патрицией - это его попытка противостоять кастрации со стороны жены, которая становится отцом. Маурицио начинает проявлять агрессию и конкурировать, но тем не менее теряет бизнес. В конце фильма мы видим, что он счастлив, когда освобождается от бремени «мужских игр» и обретает свободу. Вторая история, это отношения брата Родольфо Гуччи - Альдо Гуччи и с его сыном Паоло. Мне кажется Аль Пачино, который играет Альдо, создал идеальный образ пограничного отца. А сына играет Джаред Лето. И Боже, какой он непривлекательный в этой роли. Это кстати четвертая причина посмотреть этот фильм. Почему история Альдо и Паоло пограничная? Для пограничных семей характерна размытая граница между полами и поколениями. И отсутствие пары «мать» - «отец». Альдо совмещает в себе отцовско-материнский объект для своего сына. Про мать в фильме ни слова. Зато Альдо мягкий, нежный, местами - инцестуозный в своих проявлениях с сыном. И одновременно он же нападающий, обесценивавший, не позволяющий сыну отделиться. Фраза, которую он раз за разом повторяет: «Мой сын - идиот. Но это мой идиот». В этой фразе собран запрет на развитие сразу и от отцовской, и от материнской фигуры. Символическая задача матери достаточно напитать ребенка и быть готовой отпустить его в поле отца. Но материнское послание заучит: «он мой» Символическая задача отца - вывести ребенка в большой мир. И послание: «мой сын - идиот» - это невозможность быть успешным в социуме. В фильме говорится, что реальный Паоло Гуччи умер в нищите, после смерти отца. Запрет на развитие невозможно преодолеть даже после смерти родителя, потому что реальный отец становится преследующим внутренним объектом. У нас с в апреле начинается вторая часть цикла групповой терапии «И теперь я иду к папе». Есть ОДНО место на группу. Для новых участников - собеседование.

О взрослении языком кляйнианского анализа. Здесь описаны те процессы, которые мы сейчас разворачиваем на нашей группе «Мать и Мачеха» «Переход к депрессивной позиции предполагает постепенную интеграцию как эго, так и объекта. По мере взросления аппарата восприятия способность ребенка модифицировать свои фантазии, сверяя их с реальностью, обычно снижает тревогу. Интернализация положительного опыта и хорошие объекты успокаивают его внутреннее состояние и потребность проецировать уменьшается. Так как он чувствует меньшую угрозу, исходящую от объектов, испорченных его проекциями, он чувствует себя менее агрессивно по отношению к ним и, в свою очередь, он чувствует себя сильнее и более цельным, потому что становится менее обедненным тем, что он сам отщеплял и размещал в тех, кто его окружает. Ребенок имеет меньше потребности удерживать себя или свой объект в расщепленном состоянии. Он более способен признать, что мать, которая была идеализированным источником жизни и всего хорошего, является также матерью, которая ранее воспринималась как атакующая и фрустрирующая, от которой было небезопасно получать помощь. Мать постепенно становится интегрированной фигурой с позитивными и негативными чертами, по отношению к которой ребенок испытывает амбивалентность - одновременно любимой и ненавидимой фигурой». Из статьи: Депрессивная позиция ДЖЕЙН ТЕМПЕРЛИ