В интервью Такеру Карлсону Дугин предсказуемо выбрал именно ту тактику самопрезентации, которая еще в нулевые годы позволила ему из декадентского андеграунда выйти на уровень федеральных СМИ – это говорить не то, что делает его сущностно интересным, как для сторонников, так и для противников, а то, что от него ожидают услышать далекие от философских дистинкций журналисты, то есть общеконсервативные банальности, вызывающие заведомое согласие у большинства добропорядочных обывателей. С тем же успехом на место Дугина можно было бы поставить почти любого почтенного русского консервативного интеллектуала, и он мог бы говорить почти те же самые или какие-то другие банальности, и ничего бы не изменилось. На этом мой комментарий можно было бы закончить, но я все-таки обращу внимание на основной лейтмотив его интервью, поскольку из всех своих привычных “респектабельных” репертуаров он решил выбрать критику либерального индивидуализма, развернув ее вместо ответа на вопрос, который к этой теме не имел никакого отношения. На первый, условно-консервативный взгляд, эта критика выглядит вполне оправданной – со времен зарождения номинализма, протестантизма, Просвещения етс. в западно-европейском мире все больше вызревала ценность автономной человеческой личности, точнее называемой “атомарным индивидом”, последовательная эмансипация которого от любых форм коллективной идентичности привела к современному нигилистическому ультралиберализму, отрицающему не только неизменное различие двух полов в человеке, но даже его идентичность в качестве человека. Это – мейнстрим современной консервативной критики: почти на любом околоцерковном форуме последние десять лет все разговоры начинаются и заканчиваются разоблачением “трансгуманизма” и “постчеловечества”, с антиутопическими угрозами пришествия глобального “искусственного интеллекта”, давно уже подменившего “традиционного” антихриста, а возможно даже, и его единственного покровителя.
Но у знакомого с историей идей и идеологий возникает несколько вопросов.
Во-1х, если либеральный индивидуализм провозглашает абсолютной ценностью самого индивида, который в силу своей самоценности никому ничего не должен и вообще ничего не должен, то это, конечно, ужасающая ересь, но как политическая идеология такой индивидуализм совершенно абсурден и невозможен, поскольку любая политика предполагает существование “полиса” и апеллирует к человеку как к “полисному животному” (Аристотель), чье существование возможно исключительно и только в “полисе”. Никакие политические силы в этом мире не могут быть заинтересованы в том, чтобы какие-либо люди “оставались самими собой” и “жили для себя”, любые политические силы заинтересованы в том, чтобы люди были, прежде всего, объединены во имя какой-либо общественно значимой ценности и отмобилизованы ради служения этой ценности. И если эта ценность – Свобода, то это свобода не отдельного человека, а определенного множества людей, готовых воспринимать себя как целое и как целое бороться за эту свободу. Если самоценный индивид вдруг борется за свободу других самоценных индивидов, то он уже не воспринимает себя как самоценность, он борется ради “общего блага”, понимаемого как свобода разных индивидов. Поэтому не стоит удивляться, что либерально-индивидуалистические движения на практике могут быть весьма агрессивными и тоталитарными. Соответственно, говорить о либеральном индивидуализме как о какой-то влиятельной и реализованной идеологии, тем более победившей в каком-либо регионе мира, совершенно невозможно. Ни одно государство в мире не основано на идее либерального индивидуализма, иначе бы этого государства бы просто не существовало, и поэтому тот нигилистический ультралиберализм, который так любят обличать сегодня и справа, и слева – это все-таки очередная утопия, а не повседневная реальность. С такой утопией очень легко бороться именно потому, что за ней ничего нет, кроме каких-нибудь бредовых текстов, и ею очень легко пугать именно потому, что она никогда не наступит.