Geffenarium

Сейчас в Дании проходит один из крупнейших фестивалей, посвященных голосу, Aarhus (https://aavf.dk ). Многие друзья и мои одногруппники (на английском мне нравится слово peers) с курса Рианон, включая её саму, сейчас там с концертами, воркшопами и просто так. Программа просто невероятная, конечно. Надеюсь, что мне удастся поехать туда в следующем году. А сегодня утром сижу и грустно смотрю в окно, потому что я не там. С завистью вспоминаю, просмотренные перед сном сториз с фестиваля. Марта замечает, что меня что-то гложет. «Чего ты там думаешь в голове?» - спрашивает. Рассказываю, так и так, и не позвали, и ни времени, ни денег нет, чтобы поехать самой. «Мам, ну давай устроим фестиваль голоса прямо у нас дома, вот тут, перед телевизором. Ты же хорошо поешь» - и смотрит на меня счастливыми глазами. Я понимаю, что она абсолютно серьёзно настроена. Вот о такой поддержке я мечтала всю жизнь.

Каждый раз, когда мне нужно поехать куда-то из Тель-Авива, становится немного тревожно. Такая локальная агорафобия. А если поехать надо в Иерусалим, то тревожно становится вдвойне. Прокручиваю в голове весь маршрут, представляю, как сажусь в поезд, выхожу на станции. Земля бурлит, женщины в париках, военные, шляпы, шляпы, шляпы. Я еду на край города, там у стены, разделяющей Израиль от Палестинских территорий, есть маленький домик на горе, это арт-центр Feel beit. Уже много лет это место, где нет войны между арабами и евреями, это место, где не страшно. Внутри огоньки и наливают вкусное густое вино, предлагают ужин. Говорят, сегодня готовила Амира, а она очень вкусно готовит, но я так и не попробовала, потому что перед выступлением я не могу есть. Это у меня давно, раньше еще и тошнило, сейчас просто нет аппетита. Мы играем вместе с девочкой из Назарета, Каролой Фарах. Её мама, армянская еврейка, приехала из Москвы в 1985 году, влюбилась в араба-христианина и покрестилась, чтобы выйти за него замуж. У Каролы 2 брата и сестра. Никто не говорит на иврите, но все хорошо знают английский. С Каролой был друг Мохаммед, он мусульманин из Хайфы. Мы обменялись инстаграмом, а у него там палестинский флаг. Неуверенно протягивает мне телефон с открытым профайлом и смотрит, как я отреагирую. Никак не реагирую, наверное, я его понимаю. Мы мило общаемся, обсуждаем иранский психоделик рок и они кормят меня орехами. Позвали в Хайфу погулять, может быть даже поеду, а я позвала их в гости в Яффо. А вообще у меня прямо перед концертом вчера сгорел дорогущий лупер (пока что я не готова принять это потерю) и завис комп, поэтому мне пришлось долго рассказывать историю своей жизни, пока разбиралась с техникой. Рот что-то бормочет, руки нажимают кнопки, проверяют провода, а внутри просто «бляяяяяяяяяяяяя». И тут ко мне подошел арт директор и говорит: «Саша, успокойся, все хорошо, всякое бывает». И сразу все заработало. Будете в Иерусалиме, заходите. Каждую среду там концерты посвященные диалогу, там пытаются поддерживать мир https://feelbeit.com/en/

Прочитала «Моя любимая страна» Елены Костюченко. Нет, не прочитала, скорее, она впечаталась в мое сознание. Не думала, что мне будет так сложно, потому что я думала, что тёртый калач: я выросла не в вакууме. К сожалению, я знаю, что такое изнасилование, знаю, что такое дом сирот в областных центрах, куда мы несколько лет подряд ездили вести занятия для детей, знаю, что такое дом престарелых в Вязьме, где догнивает фундамент, и никто его не ремонтирует, знаю, что такое страдание, короче. Но на главе про Беслан мне стало невыносимо больно. Как будто прижимаешься лицом к холодному колючему бетону, который корябает кожу, оставляет порезы и все мое сознание находится внутри этого ощущения. Мне хотелось отсканировать главу про Николаев и отправить дедушке и тёте, чтобы они прочитали, чтобы поверили, если мне не верят. Не нужно попадать в ад, чтобы увидеть его. Он прямо здесь, иногда в нескольких километрах от нас, но мы выбираем, куда мы смотрим. И правильно, хорошо, что у нас есть выбор. Через 5 минут будет сирена в знак памяти о 6 миллионах погибших евреев. А мы всегда в одной и той же точке, где человек убивает человека. Вот так, грустно очень

Интересно, но за эту поездку больше всего мне запомнился не Тауэр, не выхолощенный японский садик с цветочными клумбами, не Лондон Ай, не музей дома, хотя он произвел на меня большое впечатление, в основном вопросом у входа на экспозицию: «Что для вас «дом»? Где он?», а запомнился мне разговор с девушкой из Донбасса. Мы говорили на английском, потому что русский для нее - это язык боли. Когда мы увиделись впервые, она спросила у меня: «Почему вы не едете назад в Россию? Всё ищите, где получше?» А я зачем-то ответила «Нам там не нравится». Я потом крутила эту фразу в голове несколько дней, почему я так ответила? Почему не сказала ничего про войну, про то, что мы хотели уехать с 2014 года, просто я тогда ждала Марту, мне было 25, и я боялась оказаться с ребенком в новой стране. Увидев меня, идущей по коридору, девушка всегда уходила в сторону, резко выбегала с кухни, если я заходила. Мне так хотелось поговорить с ней, сказать, что я не враг, что она может меня ненавидеть, если так чувствует, но я не враг, мне это было важно. Наконец-то, мы встретились в душевой, оттуда быстро убежать сложно, особенно, если ты в полотенце. Я попросила разрешения поговорить. Зачем-то начала оправдываться и говорить глупости, а в голове голос: «Заткнись, заткнись, что ты несёшь!». Можно иногда просто признать, что человеку больно. Я, в конце концов, терапевт или кто? Она говорила об империализме в моей крови, в крови моих детей, что мы все одинаковые моральные уроды и на моих руках кровь. Еще я узнала, что у нее погиб близкий человек и нет больше дома. У меня все внутри сжалось, хотелось защищаться, кричать: «Нет, я хорошая! Я помогаю украинским подросткам», но остановилась и из какой-то глубокой внутренней усталости промямлила: «Мне жаль, мне ужасно жаль, что это случилось. Я не представляю, через что тебе пришлось пройти. Спасибо, что поговорила со мной». Не было других слов. Она больше со мной никогда не разговаривала и не смотрела в мою сторону, но не уходила, когда мы оказывались в одном пространстве. Что они с нами сделали?

Вчера вышел новый альбом St.Vincent. Нежно люблю её работы уже много лет, с тех пор, как решила, что мне нужно составить свою личную 20-ку крутейших голосов. Собственно, она туда вошла. Ну и помимо моего очень важного рейтинга, у нее еще и грэмми имеется. Вот тут можно послушать сингл, который вышел, кажется, уже месяц назад. Она стала более жесткой, как будто, но и время такое: https://youtu.be/RYJxPg6quL4?si=jkp0wE7csrSnQ1b7 А тут альбом целиком: https://STV.lnk.to/allbornscreamingID

Традиционно: колокол на главной улице Оксфорда:

1,5 часа от Лондона на автобусе, и я оказалась в музее своей прошлой жизни. После школы целый год я жила в Оксфорде: учила английский и готовилась к поступлению в школу кино. Ничего этого не случилось, или случилось, но с другой Сашей, которая живет другую жизнь. Первым делом я побежала на крытый рынок и купила трипл чокалат чип за 1,5 фунта в пекарне Бэна. Удивительно, но она стоит на месте и даже пакетики, в которые кладут печенье, те же самые: белые с изображением усатого довольного дядьки в колпаке. Потом с ужасом обнаружила, что Бургер Кинга на главной пешеходной улице, в котором я работала, больше нет. Именно тут я выучила английский, стоя на кассе и беседуя с пьяными людьми в час ночи по пятницам, в смену, которую никто не хотел брать. В школе все знали, что после уроков я иду на соседнюю улицу, надеваю жёлтую кепку, бейджик с надписью «Alex» и гордо стою в ожидании заказа вуперов. Особое удовольствие доставляла моя власть над автоматом картошки и возможность насыпать пришедшим навестить меня друзьям побольше. Теперь на тут какое-то дурацкое кафе васаби. Школы тоже больше нет, но остальное на месте: и китайский буфет «заплати 5 фунтов и съешь, сколько сможешь», и почта, и старый магазин пластинок, и клубничные коктейли за 2 фунта, и клуб, куда я ходила на группу The Clinic, и церковь с кладбищем, где я сидела, когда было совсем грустно вдали от дома. Картинки и чувства всплывают в памяти, а я уже сижу и передо мной моя 9-летняя дочь, которая без умолку задает вопросы: «А тут ты была, а здесь ела? А вот эта красная бумажка была тут прилеплена»? Чего тогда не было точно: так это бесстыжей войны в Украине, не было седых волос, такого количества слез и усталости. Но это у кого не было? У меня, а где-то это было уже и будет всегда, пока есть люди

А еще можно закрыть глаза и оказаться на мосту Миллениум около Tate Modern

Среди музеев, парков, каналов, невероятно красивых улочек, переполненных пабами и джелатериями, я ищу свет в глазах местных жителей. Смотрю, какие люди едут в метро, в автобусах. Что их радует, любят ли они жизнь? В Израиле очень любят жизнь, наверное, потому что вдруг стало очевидно, что каждый день может быть последним. Так в любом месте на этой земле, но где-то об этом пока не догадываются. Позавчера мы обедали в японском кафе, и вдруг пошел град. Весь персонал бросился к окну. Даже повар, находу снимая запачканный фартук и спотыкаясь, побежал смотреть на белые шарики, сыпавшиеся с неба. Мы стояли все вместе, смотрели на град и почему-то радовались. Девушка повернулась ко мне и сказала «Ahhh, this is so amazing». Град все шел, как будто сверху кто-то потрошил мелкий пенопласт от упаковки из-под холодильника. И мне стало так тепло от этого совместного опыта. Град закончился, и все вернулись к своим делам: готовке, уборке, поеданию лапши. А впечатление уже встроилось в память, и целых два дня такое простое событие даёт мне много тепла. Кстати, тут холодно 🧊

20 тысяч шагов, 22 тысячи шагов красоты. Лондон - это большой музей под открытым небом. Последний раз я тут была 12 лет назад, хотя сложно сказать, есть ли связь между мной и тем человеком. Наши воспоминания - это образы и слова, всплывающие в сознании, которые мы принимаем за свое прошлое. Отвлеклась. Первое, что я сделала - это пошла и купила годовую карточку на посещение Tate Modern. Так появилось чувство, что у меня теперь есть тут дела. В Tate сейчас идет несколько выставок, одна из них, созвучная современной обстановке, выставка Йоко Оно, посвященная миру во всем мире - «Music of the Mind». У нас дома уже год висит на холодильнике ее постер: «War is over if you want it». Самое яркое впечатление - гигантская стена, заклеенная бумажками, на которых люди пишут о своих мамах. Нашла записку с надписью «I finally forgave her» (наконец-то я ее простил/а). Представила себе этого человека, который растет в нелюбви, страдает, вырастает, скорее всего, начинает пить или употреблять. Видимо, ему везет, и он начинает ходить на терапию, а потом вдруг оказывается в этом музее и вдруг в этом зале понимает, что простил мать. В этот же момент Йоко как художница полностью реализована. Если своим искусством изменил жизнь, хотя бы одного человека - все случилось. С этими мыслями я села в уголке с пластинками и заснула под песню «Remember Love». Каждое слово в сердце: Love is what it takes to live Love is what it takes to dream Remember Love [Bonus Track] https://g.co/kgs/hYXyuEq