ПАТЕРИК

«Авва Пимен сказал: киновия требует трех добродетелей: во первых смирения, во вторых послушания и в третьих возбужденной привычки и ревности к общежительным работам, дабы он не оставался в презрении.»

«Авва Серин пошел некогда с учеником своим Исааком к авве Пимену, и говорит ему: что мне делать с этим Исааком, хотя он и с удовольствием слушает слова мои? – Авва Пимен отвечает ему: если хочешь доставить ему пользу, то самым делом покажи добродетель. Ибо он, и внимая твоему слову, остается праздным; а если ты слова свои покажешь на деле, то это останется в нем.»

«Сказал авва Пимен: человек, научающий других, а сам не исполняющий того, чему учит, – подобен источнику, который всех напояет и омывает, а сам себя не может очистить, так что всякая грязь и нечистота остаются в нем.»

«Брат спрашивал его же: помыслы представляют мне то, что выше меня, и заставляют уничижать меньшего брата моего. – Старец сказал ему в ответ: Апостол говорит, что «в велицем дому не точию сосуди злати и сребряни суть, но и древяни и глиняни... Аще убо кто очистит себе от всех сих, будет сосуд в честь, освящен и благопотребен своему Владыце, на всякое дело благое уготован» (2Тим. 2, 20. 21). – Что это значит? спрашивал брат. – Старец отвечал ему: "дом" означает мир, "сосуды" – людей: сосуды «золотые» – людей совершенных, «серебрянные» – следующих за ними, «деревянные и глиняные» – имеющих в себе малый духовный возраст. Кто очистит себя от всех сих, то есть никого не осуждая, таковый будет сосудом чистым, освященным, благопотребным Владыке, и на всякое дело благое уготованным.»

«Авва Пимен сказал: если человек согрешит, и будет отрекаться, говоря: я не грешен, – не обличай его; иначе отнимешь у него расположение к добру. Если же скажешь ему: не унывай, брат, не отчаивайся, но остерегайся вперед, – чрез это возбудишь душу его к покаянию.»

«Брат спросил авву Пимена: что значит: «гневаться на брата своего в суе» (слич. Матф. 5, 22)? – "Всуе" гневаешься, отвечает старец, если гневаешься за всякое «лихоимство», которое ты терпишь от брата твоего, – даже если бы он выколол у тебя правый глаз. Если же кто старается удалить тебя от Бога, – на такого гневайся.»

«Брат пришел к авве Пимену, и говорит ему: я засеваю себе поле, и учреждаю из него милостыню. – Старец отвечал ему: доброе дело ты думаешь. – Брат возвратился с ободрением, и умножил милостыню. – Об этом услышал авва Анувий, и говорит авве Пимену: не боишься ли ты Бога, что дал такой ответ брату? – Старец промолчал. Через два дня авва Пимен послал за братом, пригласил его к себе, и говорит ему в присутствии аввы Анувия: что ты говорил мне в тот раз? ум мой занят был тогда другим. Я говорил, отвечал ему брат, что засеваю себе поле и учреждаю из него милостыню. – Авва Пимен сказал ему: я думал, что ты говорил о брате своем – мирянине. Если ты сам так делаешь, то не хорошо делаешь; ибо такое дело неприлично монаху. – Услышав это, брат огорчился и сказал: кроме этого дела, я не имею и даже не знаю другого дела; а потому не могу не засевать своего поля. – Когда брат ушел, авва Анувий поклонился старцу, говоря: прости мне! Авва Пимен говорит ему: я прежде знал, что дело это – не монашеское; но сказал так по мыслям его, и тем ободрил его к умножению милостыни. Теперь он ушел от нас в огорчении, и будет опять делать тоже.»

«Сказал авва Пимен: не живи в том месте, где видишь, что тебе завидуют; иначе не будешь иметь успеха.»

«Брат спрашивал авву Пимена: что мне делать с этой тяжестию, которая угнетает меня? – Старец говорит ему: и на малых и на больших суднах бывает бечева, – и если нет попутного ветра, то берут на плечи канат и бечеву, и понемногу тащат судно, пока Бог не пошлет попутного, благоприятного ветра; а когда увидят, что настает мрак, тогда пристают к берегу, вбивают кол, и привязывают к нему судно, чтобы оно не блуждало по водам. Этот кол есть самоуничижение.»

«Брат, будучи возмущаем демонами хулы, пошел к авве Пимену, с намерением открыть свой помысл. Но воротился, ничего не сказав старцу. И вот опять, видя, что этот дух сильно возмущает его, снова пошел к старцу; но стыдясь открыться ему, воротился опять, ничего не сказав старцу. И так поступал он несколько раз, – приходя к старцу, чтобы исповедать ему помысл свой, он от стыда возвращался, не сказавши ничего. – Старец узнал, что брат мучится помыслами, но стыдится открыть их. Таким образом когда брат по обыкновению опять пришел к нему, и ничего не открыл, авва Пимен говорит ему: что с тобою, брат? – ты уходишь, ничего не сказавши мне. – Брат отвечал: что я могу сказать тебе, отец! – Старец говорит ему: я чувствую, что тебя борют помыслы, но ты не хочешь открыться мне, опасаясь, чтобы я не пересказал кому. Поверь мне, брат, – как эта стена не может говорить, так и я никому не открываю чужого помысла. – Ободрившись сим, брат сказал старцу: отче, я нахожусь в опасности – погибнуть от духа хулы; ибо он старается почти убедить меня, что нет Бога, чего не допускают и не думают даже язычники. – Старец говорит ему: не возмущайся сим помыслом: ибо плотские брани хотя приключаются нам часто от нерадения нашего, – но этот помысл находит на нас не от нашего нерадения, но есть навождение самого змия. Потому, когда приходит к тебе сей помысл, встань и молись, и оградив себя крестным знамением, говори в себе, как бы самому врагу: анафема тебе, сатана, сам я верую, что есть Бог, промышляющий о всем, а этот помысл не от меня происходит, но от тебя зложелателя, – и я верую, заключил старец, что Бог избавит тебя от такой скорби. – Вышедши от старца, брат удалился и поступал по наставлению его. – Демон, увидя, что умысел его обнаружен, отступил от него, по благодати Божией.»