Мидория-кун💚

📩 Новое сообщение (23:07)       От: Изуку Т/и?

📩 Новое сообщение (21:49) От: Изуку Тебя давно не было в сети, всё в порядке?

📩 Новое сообщение (19:26) От: Изуку Нам объявили, что планы на практику поменялись, завтра должны распределить! Надеюсь планы на выходные ещё в силе?

Телефон, оставленный на прикроватной тумбочке, остаëтся нетронутым, как и несколько входящих сообщений — непрочитанными.

Быстро преодолев коридор, ты поворачиваешь за угол и механическим движением тянешься рукой к перилам, когда замечаешь тень на нижних ступеньках. Высокие сапоги с металлическими застёжками-пряжками переходят в высокую женскую фигуру, Госпожа Полночь склоняет голову набок и слегка приподнимает брови, заглядывая тебе в глаза. На ней — безразмерный белый свитер, надетый поверх чёрной майки на тоненьких бретельках, и волосы её собраны в низкий хвост. Она выглядит так по-домашнему, что грозный блеск в её глазах кажется едва ли настоящим. Ты опускаешь плечи, длинно выдыхая. — Не хочешь объяснить, почему я получаю сообщение от Айзавы-сенсея с упоминанием твоего имени в такой час? — из-за резкого движения головой еë очки немного скатываются с носа, и она перекрещивает руки на груди, опираясь бедром о перила. — Вы ведь не про время собиратесь мне сказать, — твоя рука сжимается на металлическом покрытии перил; слова скрываются с языка на удивление легко, будто переносятся сразу из головы, и ты поджимаешь губы, стараясь выдержать взгляд. Полночь хмыкает и спускается ровно на одну ступеньку. — Тебе стоит перестать лезть на рожон, Т/ф, — она устало качает головой, пропуская мимо ушей резковатый ответ, и наклоняется ближе к тебе, — в мире есть вещи, которые лушче держать в секрете для блага общества, и я уверена, что ты понимаешь, о чем я говорю. Ты ведь не глупая. — Разве люди не поддадутся бóльшой панике, если узнают, что за их спинами что-то происходило? А как же доверие? Люди не всегда понимают, что такие вещи делаются для их же блага, разе они не почувствуют себя преданными? — ты выгибаешь бровь, почему-то ощущая, что вы говорите совсем не о том, о чëм должны. — Именно поэтому мы и избегаем подобных инцидентов. Тебе должно быть хорошо известно, что может произойти, если кто-то узнаёт что-то, что не должен знать. Вы подростки, и сейчас вам кажется, что вам море по колено, но вы забываете, что мы не просто так называемся профессиональными героями. — Поэтому вы скрываете даже то, что происходит непосредственно с вашими учениками? Разве мы не имеем право знать? Напряжённый взгляд Хитоши, распахивающаяся дверь общежития и покрытая ссадинами Мива, хватающийся за голову Харуки, имя Мидории в телефоном разговоре — всё перемешивается в голове в одно серое массиво, бурлящее и закипающее с каждым сказанным словом, гнев скапливается в кончиках пальцев и разрядом электрического тока проникает под корку. Чего они добиваются своим нежеланием сеять панику? Ещё большего количества жертв? В очках Госпожи Полночь ты вдруг видишь своë отражение и не понимаешь, почему оно выглядит таким напуганным. — Т/ф, — она кладёт руку тебе на плечо и несильно сжимает его. Ты чувствуешь, как от этого простого прикосновения вздрагивает твоё тело, — мы делаем всё возможное, чтобы не допустить больше ни одного такого случая. Сейчас вам всем стоит сосредоточиться на учёбе и оставить всё нам. Мы не сидим сложа руки. Ты знаешь это. Тоже самое говорил Хитоши около часа назад. Рука с твоего плеча пропадает, и ты понимаешь, что всë-таки опустила взгляд. — Надеюсь, что ты услышала меня, и понимаешь, что я не могу оставить всё как есть, — ты поднимаешь на неё вопросительный взгляд, — с этого вечера мы ограничиваем твоё общение с учениками других курсов во избежание неприятных ситуаций. Считай, что это твоё наказание за отклонение от режима Академии и нарушения тайны телефонных переговоров. Возмущённый вдох так и не срывается с губ. Полночь ещё раз заглядывает тебе в глаза и советует возвращаться в комнату. Звук уходящих шагов кажется слишком громким в тишине ночного общежития, и ты, сглатывая застрявший в горле ком, поднимаешься к себе. Здесь всё точно также, как и пару часов назад, когда ты, наспех одевшись, выбегала на встречу с Хитоши, и ты даже не включаешь свет, проходя в глубь комнаты. Вещи остаются бесформенным силуэтом на спинке стула, когда ты с ногами забираешься на нерасправленную кровать и глубоко выдыхаешь. Голова раскалывается, и вместо неразборчивой кучи в мыслей в ней неожиданно пустота, звенящая и только больше давящая на виски.

— В конце концов, мы даже не знаем их целей. Может они вообще никак не связаны, и это было действием другой причуды. Я не хочу исключать этот вариант, — Айзава делает ещё несколько шагов вперёд, и конец фразы становится едва различимым. Ты глубоко, дрожаще выдыхаешь, сжимая и разжимая пальцы, и, наконец, принимаешь решение. Тело движется само по себе: аккуратный шаг вперёд, чуть ближе к стене, чтобы свет от уличного фонаря не создал тени, почти незаметное движение всем телом, словно непроизвольный, бессознательный толчок, — движется само по себе, в разнобой с мыслями и предчувствиями. — ...пообещай, что не будешь пытаться разузнать что-то сама, и уж тем более делать глупости. — Обещаю. Голос Хитоши растворяется в голове, как жухлый лист материализованных мыслей крошится от ветра, и на его месте остаётся белый шум, он как-то предупреждающе мигает красным, зелёным и фиолетовым вперемешку, но ты проглатываешь чувство тревоги вместе с очередным шагом. С каждым твоим — ещё один Айзавы. Громкость его голоса выравнивается. — Но теперь, когда перед нами более широкая картина, это действительно может быть просто их большим планом. В любом случае, завтра проверим Миву и ещё раз поговорим с Мидорией, может, он что-то помнит, — он говорит с расстановкой, разрывая предложения усталым вздохом, фыркает в ответ голосу на другом конце провода, а ты невольно поджимаешь губы, едва услышав фамилию Изуку. Ноги врастают в землю, словно залитые бетоном, и тебе не удаëтся сделать и движения. Вдох задерживается где-то на полпути, задерживается, как задерживается рука Айзавы в воздухе. Он останавливается. Ты видишь его движения как в замедленной съёмке: как он отводит телефон от уха и поворачивается, встречаясь взглядом с тобой. Как загораются алым его глаза — по коже пробегается холодок, и это не тот холодок, о котором ещё вечером говорил Хитоши, напоминая тебе о не совсем весенней погоде, это холодок, который пробирает до костей, и от которого где-то в жилах застывает кровь. Локация меняется резко, в сопровождении тупой боли в плечах, поперёк груди и ногах — крепкие ленты обвивают твоё тело в одно мгновение, и ты чувствуешь, как горят ступни от быстрого беспрерывного движения по земле, когда ты оказываешься прямо перед ним. Айзава смотрит тебе в глаза, и ты сглатываешь, не решаясь даже моргнуть. В голове мелькает мысль, что первый и последний раз ты видела его лицо так близко в лазарете, после инцидента с Лигой Злодеев. На лице у него — залегшая прямо на радужках тень усталости и недосыпа, привычная серьëзность и абсолютно нечитаемый взгляд. Перед тем, как он начинает говорить, губы у него вздрагивают и сжимаются. — Тебе знакомо словосочетание «комендантский час»? Ты открываешь рот, но тут же закрываешь его обратно: слова не слетают с языка, и простого извинения, кажется, будет недостаточно. Айзава снимает с тебя кольцо из лент таким же быстрым и выверенным движением, как и заключил в него, и ты немного отшатываешься по инерции. — Возвращайся в своё общежитие. И не думай, что тебе сойдёт это с рук, — он кидает на тебя ещё один взгляд, и его одного достаточно чтобы понять, что он имеет в виду совсем не позднюю прогулку. После того, как он разворачивается и медленным шагом отдаляется, тебе требуется ещё несколько долгих секунд, чтобы вернуться к реальности. Тело снова движется бездумно, и ты вдруг думаешь, что всего слишком много. Что всё слишком быстро, и что всего этого могло бы не быть. Что Хитоши мог не услышать разговора, что Мива могла пройти мимо переулка, что ты могла бы не оказаться здесь и сейчас, что всё это было бы не связано с Госпожой Полночь, не было связано бы с Мидорией или вашим классом — неважно. Голова тупой болью призывает прекратить обдумывать, обрабатывать и пытаться связать всё воедино, и ты встряхиваешь ей, открывая двери общежития. В конце концов, уже почти ночь, а завтра всё ещё учебный день.

звёздочки!!🌟 уже совсем скоро стартуют экзамены, поэтому мы здесь, чтобы напомнить вам о важности отдыха и пожелать вам удачи. пожалуйста, заботьтесь о себе и пейте больше водички! экзамены это важно, но не важнее, чем ваше здоровье. берегите нервы, не забывайте о возможности пересдать, не волнуйтесь слишком сильно и знайте, что вы обязательно со всем справитесь! не важно, что именно вы сдаёте, огэ, егэ, госы или сессию — ничто из этого не важно так, как важны вы💓 мы с Изуку в вас верим и любим сильно-сильно, вы большие молодцы, и у вас всё получится❤👊🏻 удачи!!🌸

Справилась бы ты, если бы всё-таки поступила на геройский курс? Смогла бы нести на себе такую ответственность и не сломаться? Уже подходя к общежитию ты видишь выходящую из него фигуру Айзавы, и невольно задерживаешь дыхание, останавливаясь. Но он, кажется, даже не замечает тебя, тихо переговариваясь с кем-то по телефону. Ты прислушиваешься. — Не думаю. Она была без сознания всё это время, у нас нет точных наводок. Впрочем, ты и сам знаешь, что мы должны сделать, чтобы проверить, хотя я всё ещё сомневаюсь, что они причастны к этому. С каждый шагом слова становится всё труднее разобрать. Ты невольно поддаешься вперёд, но тут же останавливаешься, прикусывая внутреннюю сторону щеки, и сжимаешь кулаки. От услышанного становится только тревожнее, и страх узнать ещё больше информации сталкивается со страхом остаться в неведении. Не будут ли последствия от незнания больше, чем от попытки узнать? И стоит ли вообще пытаться узнать что-то ещё? Как, чëрт возьми, стои поступить?

Как только вы оказываетесь рядом, Хитоши подхватывает Миву под руку и помогает парню довести её до дивана, укладывает еë головой на подлокотник и бегло, лихорадочно оглядывает. Когда ты, стараясь угомонить быстро колотящееся в груди сердце, приходишь в себя, то чувствуешь, как он, уже стоя перед тобой, с силой сжимает твоё плечо. За его серьëзным и сосредоточенным выражением лица тебе удаётся разглядеть подступающий страх. — Присмотрите за ней, я приведу кого-нибудь из учителей. Ты замедленно киваешь и оборачиваешься на Миву: стоит Хитоши скрыться за дверьми общежития, одноклассники сбегаются к дивану, толпятся и пытаются подойти ближе, начинают наперебой задавать вопросы. Кто-то выкрикивает, откровенно паникуя, и ты чувствуешь, как от всей этой суматохи начинает кружиться голова. Среди общего шума доносится хриплый кашель, и все разом затихают, оборачиваются на пытающуюся заговорить Миву. — Мива! Расступитесь, дайте ей выдохнуть! — ты слышишь знакомый голос Харуки и сразу видишь как он, расталкивая группу столпившихся одноклассников, подходит к дивану и резким движением присаживается перед ним на корточки. Он как всегда реагирует быстро и собранно, и ты понимаешь, что именно этого не хватает в сложившейся ситуации. — Мива, ты меня слышишь? Помнишь, кто я? — Харуки несильно бьëт её по щекам, будто бы призывая оставаться в сознании и ещё раз шикает на поднявших шум учеников. Мива хрипит что-то неразборчиво, но утвердительно, — Хорошо... Хорошо, постарайся сосредоточиться на моëм голосе. Сможешь открыть глаза? Кто-то подходит ближе и Харуки, пробежавшись взглядом по девушке, просит его принести аптечку и стакан воды. Когда он проводит ладонью по волосам, зачесывая их назад, его руки заметно дрожат. Повисшая тишина ощутимо давит на плечи, тело натягивается, будто струна, и его едва ли не трясёт. Страх сковывает и не даёт сделать и шага: в голове крутятся слова Хитоши, и его «что-то происходит» выливается на голову как ушат холодной воды. Если происходящее сейчас как-то связано с этим, если это так, то... Мива прочищает горло, вырывая тебя из мыслей, с большим усилием приоткрывает глаза и тут же щурится от яркого света лампы. Она старается приподняться или хотя бы поднять голову, но тут же шипит и стискивает зубы, опускаясь обратно. Когда она повторно открывает глаза, то смотрит на собравшихся вокруг одноклассников уже более ясным и осознанным взглядом. Харуки забирает стакан воды у подбежавшего парня и протягивает его Миве, помогая ей сделать хотя бы глоток. — Сможешь сейчас рассказать, что случилось? — он нервно поджимает губы, всматривается в еë лицо, готовый сорваться с места в любой момент, и напряжение на его лице полностью выдает его волнение. От того, как вы все, всегда такие разные, в один момент замерли над крошечным диваном в гостиной, не в силах сдвинуться с места, стынет в жилах кровь, и по телу бегут мурашки. Мива снова прочищает горло и медленно, едва заметно кивает. Начинает говорить, быстро и сбивчиво, будто если она не расскажет прямо сейчас, то уже больше не сможет рассказать, и вы всё ещё стоите вокруг, вслушиваясь в каждое слово и задерживая дыхание каждый раз, когда она прерывается: — Я не знаю, как, кто и что, я просто... Я вышла в город днём, хотела сократить дорогу до станции, но в том переулке, там кто-то был, — она делает резкий вдох, будто ей больно говорить, и судорожно, дрожаще выдыхает. Харуки аккуратно, ненастойчиво сжимает еë руку и успокаивающе смотрит в глаза, словно напоминает, что теперь она в порядке, что всё закончилось, — они напали на меня. Я не успела разглядеть их лиц, я ничего не успела сделать! Когда я пришла в себя, то не могла пошевелиться, было очень светло, громко и душно, они говорили что-то, но я не могла расслышать их слов. Ко мне подошёл человек, я почти не разглядела его, но на нём была маска. Странная, жуткая маска, чёрно-белая. Потом я снова потеряла сознание, а когда пришла в себя, Сацуки уже нашёл меня. К дивану подошёл названный Сацуки — тот самый парень, что принёс её в общежитие — и присел рядом с Харуки, начиная разматывать бинт.