Свидетелем ухода Антона Чехова в Баденвейлере стал живший тогда в Германии россиянин Лев Рабенек - потомок владельцев текстильной мануфактуры в подмосковном Щёлкове. Впоследствие он перебрался в Лондон, где и скончался в 1972 году.
Его уникальные воспоминания:
«Сквозь сон я вдруг услышал сильный стук в дверь и голос Ольги Леонардовны, которая звала меня. Вскочив с кровати и подбежав к двери, я увидел ее взволнованное лицо.
- Очень прошу вас, голубчик, одеться поскорее и сбегать за доктором, - Антону плохо.
Я сейчас же наскоро оделся и побежал к доктору, который жил в минутах десяти ходьбы от гостиницы.
Я ему прокричал, что прибежал по поручению «фрау Чехов» и что мужу ее плохо.
Доктор сейчас же зажег свет в своей комнате, подошел к окну и сказал мне, что будет через несколько минут в гостинице и просил меня по дороге в отель взять в аптеке сосуд с кислородом.
Когда я вернулся в отель, доктор был уже в комнате Антона Павловича. Я вошел в нее и передал ему кислород.
Антон Павлович сидел на постели, подпертый подушками и поддерживаемый Ольгой Леонардовной; он тяжело, с трудом дышал. Доктор стал давать ему кислород.
Через несколько минут доктор шепнул мне спуститься вниз к швейцару и принести бутылку шампанского и бокал. Я снова исчез и вернулся с бутылкой шампанского. Доктор налил почти полный бокал и дал его Антону Павловичу выпить.
Антон Павлович с радостью взял бокал шампанского, улыбнулся своей милой улыбкой и сказал: «Давно я не пил шампанского», и молодецки опорожнил бокал.
Доктор принял от него пустой бокал, передал его мне, я поставил его на стол, рядом с бутылкой.
В этот самый момент, когда я ставил на стол бокал, повернувшись спиной к Антону Павловичу, послышался какой-то странный звук, исходящий из его горла, что-то похожее, что происходит в водяном кране, когда в него попадает воздух - заклокотало что-то.
Когда я повернулся, я увидел, что Антон Павлович, поддерживаемый Ольгой Леонардовной, перелег набок и тихонько опускается на свои подушки. Мне показалось, что ему захотелось прилечь после тяжелого приступа дыхания.
В комнате было тихо, никто не говорил, а притемненный свет лампы придавал обстановке жуткое впечатление. Доктор не отходил от Антона Павловича и молча держал его за руку. Мне не приходило в голову, что он следит все время за пульсом.
Прошло несколько минут полного молчания и мне казалось, что теперь все, слава Богу, успокоилось и пережитые волнения уже являются делом прошлого.
В это время доктор тихо опустил руку Антона Павловича, отошел от него, приблизился ко мне, отвел меня вглубь комнаты и вполголоса сказал:
- Все кончено. Господин Чехов скончался, будьте добры сказать об этом госпоже Чеховой.
Я был потрясен и мог только вымолвить:
- Неужели это так, господин доктор?
- К сожалению, да, - ответил он, сам видимо превозмогая свое волнение и глубоко переживая происшедшее.
Весь наш этот разговор велся полушепотом. Ольга Леонардовна на нас не обращала внимания и продолжала поддерживать Антона Павловича, не догадываясь, что все уже кончено.
Я тихонько подошел к ней, тронул ее за плечо и сделал знак, чтобы она поднялась. Она осторожно освободила свои руки из-под спины Антона Павловича, поднялась и подошла ко мне.
Я, с трудом удерживая свои внутренние переживания полушепотом сказал ей:
- Ольга Леонардовна, голубушка моя, доктор сказал, что Антон Павлович скончался.
Бедная Ольга Леонардовна в первую минуту как бы окаменела, таким страшным и неожиданным оказался удар, а затем, в каком-то исступлении набросилась на доктора, схватила его за воротник пиджака, начала его трясти что есть сил и, сквозь слезы, повторяла по-немецки:
- Доктор, это неправда, доктор скажите, что это неправда!
С большим трудом нам с доктором удалось мало-помалу ее успокоить и привести в себя.
Доктор оставался еще какое-то время в комнате, затем уходя и сознавая как Ольга Леонардовна тяжко принимает смерть своего мужа, просил меня убрать со стола все острые вещи, и не оставлять ее одну, а побыть с ней вместе до утра».