Вадим Климов

Франц Кафка Обыкновенная история Обыкновенная история: вынести ее — обыкновенный героизм. А. должен заключить с Б. важную сделку. Он отправляется для предварительного собеседования в Г., проделывает путь туда и обратно за десять минут в один конец и хвастается дома этой особенной скоростью. На следующий день он снова отправляется в Г., на сей раз для окончательного заключения сделки. Поскольку на это потребуется предположительно много часов, А. отправляется ранним утром. Хотя все побочные обстоятельства, по крайней мере по мнению А., совершенно таковы же, как накануне, на дорогу в Г. у него уходит на этот раз десять часов. Когда он, усталый, прибывает туда вечером, ему говорят, что Б., рассердившись из-за отсутствия А., полчаса назад отправился в свою деревню и они, собственно, должны были встретиться на дороге. А. советуют подождать, но А., в страхе за сделку, тотчас же уходит и спешит домой. На сей раз он проделывает обычный путь, не обращая на это особого внимания, прямо-таки в одно мгновение. Дома он узнает, что Б. ведь приходил уже рано утром — сразу после ухода А.; он даже встретил А. в дверях, напомнил ему о сделке, но А. сказал, что ему сейчас некогда, что он сейчас куда-то спешит. Но несмотря на это непонятное поведение А., Б. остался здесь, чтобы подождать А. Он, правда, уже не раз спрашивал, не вернулся ли А., но еще находился наверху, в комнате А. Радуясь, что сможет наконец поговорить с Б. и все объяснить ему, А. бежит вверх по лестнице. Он уже почти наверху, как вдруг спотыкается, растягивает себе сухожилие и, от боли теряя сознание, не в силах даже кричать, лишь скуля в темноте, он слышит, как Б. — непонятно, вдалеке или совсем рядом с ним — с яростным топотом сбегает по лестнице и окончательно исчезает. [Из Опустошителя #24. Апория http://pustoshit.ru/issue_24.html]

Однако вернемся к защите прогрессивной культуры, то есть западных вырожденческих и перверсивных практик, навязываемых по всему миру. Здесь включается тот же механизм, что и в случае так называемых оранжевых революций. Оранжевой революцией называется ненасильственная смена власти. Разумеется, ненасильственной ее можно считать очень условно: насилие запрещается применять свергаемой легитимной власти, а у бунтовщиков нет никаких ограничений. Обычно вслед за оранжевой революцией страну ждут радикальные перемены, заканчивающиеся ее разрушением, потерей государственности и субъектности или гражданской войной. Оранжевую революцию готовят годами или десятилетиями, опутывая территорию жертвы тысячами НКО, некоммерческими организациями, под разнообразными гуманитарными ширмами и руководством западных правительств и спецслужб переформатирующими социум, вербующими своих сторонников, готовых за вознаграждение или добровольно поддержать Запад в конфликте со своим государством. Параллельно Запад подкупает местных политиков и чиновников, которых в нужный момент можно переориентировать на собственные цели. В цивилизационном противостоянии Запад всегда выступал главным актором, коррумпирующим государства (включая собственные), которые затем ломали через колено под недовольство масс царящим воровством и беззаконием. Именно внешнюю политику Запада, его бесцеремонное вмешательство во внутренние дела других стран, украло у народов революцию. В любых попытках давления на собственные правительства теперь видится рука англосаксов, пытающихся уничтожить конкурентов или заменить власть на более послушную и лояльную Западу. Наглость и цинизм золотого миллиарда, повсеместно расставляющего своих вассалов, выбрасывающего компетентных национальных политиков, чтобы заменить их атлантистскими невеждами, выращенными в англосаксонских инкубаторах, сыграла в том числе и целительную роль. Благодаря такой стратегии все большее количество стран выходит из-под влияния Запада, закрывает их НКО и очищается от подконтрольных Западу специалистов, маркированных иностранными агентами. Это весьма эффективные меры против оранжевых революций – переворотов в угоду англосаксонскому доминированию. «Вам не нравилась коррупция чиновников? Тогда давайте разломаем вообще все ваше государство?! И миллионы освобожденных от угнетения, имущества и родины бедолаг устремится в развитые страны, чтобы там чинить унитазы и мыть посуду в кафе». Так это работает. Но точно так же работает и пропаганда перверсий и вырождения. Поначалу забавная, затем кажущаяся прогрессивной – новой ступенью в культурном осознании, а затем переходящая к неприкрытой агрессии, обману и навязыванию собственного образа мыслей и жизни. Их суетливая озлобленность ко всему традиционному, наспех сляпанная агитация это прививка от заболевания западной мерзостью, выдаваемой за новую норму. Как известно, больному человеку прививки не помогут, как и обществу. А вот здоровому они могут помочь. Что и происходит, когда мы наблюдаем за западными странами с их актуальной повесткой. И конечно же делаем необходимые выводы.

Читая каналы, посвященные литературе, я регулярно натыкаюсь на интеллигентские стенания по поводу деспотичных запретов в России всего самого лучшего и прогрессивного, что есть в мировой культуре. Самое лучшее и прогрессивное, разумеется, связано с геями, ЛГБТ, наркотиками, самыми разными перверсиями и самоубийством – неотъемлимыми атрибутами свободного общества. Меня всегда забавляло простодушие оппозиционной публики, которая десятилетиями доказывала, что в России построили тоталитарный концлагерь, а когда эти люди все же встречаются с какими-то ограничениями, исходящими от российского государства, это приводит их в такое изумления, как будто они таки живут не в концлагере, а в свободной стране. Разумеется, в этой интеллигентском кривлянии нет ничего наивного и простодушного. А есть очевидная политическая и культурная ангажированность, готовая отказаться от всего на свете, лишь бы припасть к ногам западной цивилизации – венцу творения. Значительной части этой публики хорошо известно, что на Западе никак не меньше ограничений в политике и культуре, причем работают они гораздо более жестко, но не столь заметно, более тонко. А уж сводить свободу к свободе пропаганды первертных и вырожденческих форм существования выглядит, по крайней мере, не совсем честно. Когда пару лет назад с подачи Украины Запад всерьез заговорил об отмене тысячелетней русской культуры, эти благодушные гуманисты и словом не обмолвились. Прочему бы не отменить Пушкина, Достоевского, Платонова, Тарковского, Бродского, Элема Климова, Лимонова, да и всех отечественных интеллигентов в придачу? Всех этих ополоумевших ватников с имперскими предрассудками… Никто и нигде из этой светлоликой общественности об этом даже не заикнулся. Совсем одичавшая от наглости мразь радостно присоединилась к запрещателям, а мразота потише и потрусливее просто промолчала. Сделала вид, что ничего не происходит. Так они поступают всегда. И все это, конечно же, под надоевшие песни о свободе. Получается, русскую культуру отменить можно, а свободу самовыражения какого-нибудь спидозного афроамериканца, сидящего на игле и на болте своего «партнера», нельзя? Свобода должна быть избирательной, я правильно понимаю? Вообще, в мировой культуре хватает достойных представителей всего этого паскудства: и гомосексуалов, и наркоманов, и даже сторонников суицида. Но, во-первых, такие люди в прошлом всегда ощущали непреодолимую дистанцию от общества, и им бы в голову не пришло навязывать свой образ мысли и жизни всем остальным. А во-вторых, западные перверты предельно доходчиво продемонстрировали, что они понимают под толерантностью. Это совсем не равноправие и сдержанное принятие «другого». Это навязывание самых одиозных извращений, агрессивная демонстрация непотребства, миллионы загубленных жизней уже сейчас, а в будущем их количество будет только расти. Полагаю, когда из магазинов изымут часть подобных шедевров, 99 процентов которых – откровенная макулатура, это мало кого расстроит. А вот когда у вас начнут изымать детей, потому что вы против их перехода в другую гендерную идентичность, это покажется гораздо более серьезным. Хотя, если вы молча проглотили гуманитарную и демократичную отмену русской культуры и русского мира, то есть в том числе и вас самих, то, наверно, и своих детей с энтузиазмом забросите в пасть нового мирового порядка. А потом и сами запрыгните. Что ж, туда вам и дорога, мошенники чувств и шантажисты страданий.

Мы давно пересекли границы нового динамизма и научились противиться власти природных значений, расшатавших было каркас нашего здания. Во главу угла снова встала Реальность, правда, прошедшая кубистическую муштру, но все же осязаемая и, конечно, не столь вещественная, как дохлый бык, запечатленный Рембрандтом. ____________ Сальвадор Дали

Считается, что либерализм предал свои изначальные идеи, превратившись в свою противоположность. В нынешнем изводе либерализм представляется тоталитарной идеологией, абсолютно нетерпимой к любым мнениям, отличным от его собственного. Некоторые даже вводят экзотическое понятие «либеральный фашизм», что лишь добавляют оксюморонистской путаницы. Что представлял собой либерализм и был ли он когда-то оплотом свободы и плюрализма, можно понять по записи в дневнике Сальвадора Дали, сделанной более ста лет назад – в декабре 1920 года: «Лайрет был душой рабочих масс. И правительство поступило очень "демократично", оно приказало убить его. Других лидеров рабочих выслали из страны. Либералы считают это совершенно нормальным: да, вполне нормальным, а главное — либеральным. Бросать в тюрьмы, убивать тех, кто думает иначе, чем они». Франсеск Лайрет - видный каталонский политик, сыгравший значительную роль в Испании начала XX века. Лайрет был страстным защитником прав трудящихся и социальной справедливости. Помимо политической деятельности, он также был уважаемым юристом, который защищал рабочих и политических заключенных в суде. Его приверженность социальной справедливости и непоколебимая преданность делу сделали Лайрета символом левого движения в Испании. Да, сорокалетнего Лайрета убили ультраправые фалангисты, но у власти в то время были либералы. И именно эти лживые циники так часто прибегают к расправам со своими оппонентами чужими руками. Что внутри своих стран, что снаружи. Среди ангажированных обывателей бытует мнение, что существуют некие идеальные идеологии и идеологемы, которыми реальные политики лишь прикрываются, на самом деле нарушая их предписания. Действительно, в области идей, то есть на философском, а не политологическом уровне существуют идеальные представления, но в политике мы имеем дело не с ними, а с их преломлениями в реальных политиках. Они – либералы, коммунисты, анархисты, нацисты, монархисты и все прочие – и определяют присутствие той или иной идеологии в действительном пространстве. Либералы были лживыми скотами и сто лет назад, и двести. Они с самого начала были такими, потому что целью всех адептов либерализма всегда было только доминирование и устранение любой конкуренции под убаюкивающие песни о свободах и правах человека.

Парадоксально, но так уж вышло, что модерн в искусстве и модерн цивилизационный и философский стали практически антиподами. Все большее расщепление жизни, утрата ориентиров и смысла, то есть все то, что ассоциируется с модерном, не могли не вызвать реакции со стороны художников. Причем эта реакция была по преимуществу негативной, хотя и облеченной в мажорные формы (филистеры рубежа XIX и XX века не поняли даже этого). Футуризм стал единственным модернистским направлением, откликнувшемся на бунт модерна с энтузиазмом. Футуристы провозгласили тотальное разрушение, но не ради него самого, а имея вполне конкретный проект будущего. Война, технический прогресс, антисентиментализм, эстетика и функционал ускорения - вот скелет нового футуристического мира. Футуризм стал антагонистом модернизму - антагонистом внутри самого модернизма. Поразительно, что Юлиус Эвола, родоначальник интегрального традиционализма, повлиявший на целый клубок ультраправых идеологий, в юности примкнул не к итальянским футуристам, а к итальянским дадаистам. И это в родовой пещере мирового футуризма - в Италии. Аристократизм молодого барона не позволил даже в рамках авангарда пойти проторенным путем - он выбрал самую нехоженую тропу, фряжский дада. Тем самым противопоставив себя как старому миру (антиконсерватизм), так и современному, в обеих его ипостасях - обывательской и артистической, нелепо-восторженной и едко-критической. Как хорошо, что Эвола оставил после себя фонарик и компас. С их помощью мы хоть как-то сможем ориентироваться в кромешной тьме нашего безвременья. Скорее седлай своего тигра.

У меня есть два любимых режиссера, которых я отделяю от всех прочих, какими бы прекрасными они не были. Это датчанин Ларс фон Триер и австриец Михаэль Ханеке. Решил устроить им соревнование, сравнив фильмы, вышедшие у обоих мастеров в один год. 1984 «Элемент преступления» (Триер) и «Кем был Эдгар Аллан?» (Ханеке) Не очень удачный год: дебют Триера в полнометражном профессиональном кинематографе, который датские критики назвали худшим датским фильмом года. Телевизионная лента Ханеке тоже не блещет. Но, безусловно, обе картины представляют интерес хотя бы тем, что в неудачных работах обнажается методология создателей. Именно с их помощью можно глубже понять великих режиссеров. Присуждаю этому противостоянию ничью. 1994 «Королевство» (Триер) и «71 фрагмент хронологической случайности» (Ханеке) Великолепный минисериал датчанина, конечно, запросто обставляет нудное и формалистское «упражнение в стиле» австрийца. Безоговорочная победа Триера. 1997 «Королевство II» (Триер) и «Забавные игры», «Замок» (Ханеке) Как бы хорошо я ни относился к продолжению сериала Триера, «Забавные игры» Ханеке все же гораздо значительнее. В этот год австриец снял еще и телевизионную экранизацию романа Франца Кафки «Замок», которую я тоже ставлю выше «Королевства II». Трудная, но заслуженная победа Ханеке. 2000 «Танцующая в темноте» (Триера) и «Код неизвестен» (Ханеке) Стилизованное под мюзикл завершение трилогии «Золотое сердце», начавшееся с «Рассекая волны» и «Идиотов». Работа Ханеке, разумеется, очень интересна, но на монтажной склейке тысячелетий тягаться с датским коллегой он не сумел. Победа Триера. 2003 «Догвилль» (Триер) и «Время волков» (Ханеке) Пожалуй, это самый мощный фильм Ларса фон Триера с оглушительным финалом. Театрально минималистичный до абсурда. «Время волков» выступает в другой весовой категории и исход противостояния очевиден. Досрочная, за явным преимуществом, победа Триера. 2005 «Мандерлей» (Триер) и «Скрытое» (Ханеке) Не особо удачное продолжение американской трилогии. «Догвилль» задал слишком высокую планку, поэтому в общем-то достойный «Мандерлей» выглядит блекло и неубедительно. А вот «Скрытое», четвертый французский фильм австрийского режиссера, производит более глубокое впечатление. Победа Ханеке. 2009 «Антихрист» (Триер) и «Белая лента» (Ханеке) Здесь можно повторить написанное о предыдущем противоборстве за той разницей, что «Белая лента» - не просто отличный фильм Михаэля Ханеке, но один из лучших. Блистательная победа австрийца. 2013 «Нимфоманка» (Триер) и «Вольфганг Моцарт - Так поступают все» (Ханеке) Сомнительно, что имеет смысл сравнивать кинофильм с оперой, но мы все же это сделаем. «Нимфоманка» - возвращение Триера в высший дивизион после пяти лент, снятых вслед за «Догвиллем». В режиссерской версии картина длится почти пять с половиной часов. Опера Ханеке продолжается чуть менее трех с половиной часов, что тоже немало. Но победа здесь очевидна, и она достается датчанину. А теперь подведем итоги. Не считая ничьей 1984 года, четыре победы одержал Ларс фон Триер. Его австрийский коллега вышел победителем из трех схваток. С минимальным перевесом (4:3) лучшим из лучших становиться датский режиссер. Слава Ларсу фон Триеру.

Владимир Ленин утверждал, что «искусство принадлежит народу», а Мартин Хайдеггер говорил, что «народ принадлежит искусству». Как мы знаем из теории множеств, если A ⊂ B (A включено в B), а B ⊂ A, то A = B. То есть, суммируя Ленина и Хайдеггера (или, в математической терминологии, строя пространство, на них базирующееся), получаем мир, в котором искусство и есть народ, а народ и есть искусство. Голубая мечта всех романтиков. Выходит, что утопия достигается при смыкании противоположностей. Этой смычкой и занимались все самые интересные третьепутевцы: национал-большевики, консервативные революционеры, евреи-антисемиты, православные сталинисты и пр. пр. пр. Утопия всегда где-то рядом, потому что полюса так и норовят схлопнуться, а небо – упасть на землю.

Отправилась в печать наша четвертая книга Эмиля Мишеля Чорана "О разложении основ". Нарядная как никогда усилиями Лауры Макабреску. Ищите нового Чорана дней через десять под столом и под кроватью.