Jetzt komme Feuer

В склепе на Лукьяновском кладбище дверь заварена. Внутри воздух девятнадцатого века, вечная пыль в каменной капсуле. Она как серый корабль движется сквозь время и несет в себе вещное прошлое. Через витражное окно видна закрещенная дверь на полу, которая уже никогда не откроется. В пыли нет следов, здесь не оставляют следов. У половины крестов не хватает перекладин, головы ангелов небогохульно отбиты, на их месте плющ и листья заплелись в тусклые нимбы. Они уже посерели, но местами сохранили оттенки желтого и красного. И сквозь сухие стебли проступают отстраненные улыбки коричневых фото. На деревьях десятки ворон и когда проходишь мимо, они кричат. Это не похоже на предупреждение, или ругательство. Напротив, их крик будто фиксирует нас в привычной реальности, не дает ступить лишние полшага в сторону, провалиться в серое место, где уже к сожалению нет ни иудея, ни эллина, только пыль в луче. Около ворот дремлет пёс, все три головы лукаво и немного устало разглядывают прохожих. Они еще помнят и воина, и музыканта…

А.Е. Хищная ртуть скользит на лапоньках под окном, чует вверху птичку мира и подчеркнуто смотрит в сторону. Так сатана и прокрался мимо ангелов: независимо и нагло, а те залетели повыше, чтобы не съел.  Мальчик-мальчик, девочка-девочка, если будешь себя сверхорошо вести, черный котик съест твою нежную духовную жизнь и ляжет пушистым мостом между безднами. Котику ничего от тебя не нужно, девочка, это серый урчащий дождь, который возмущенно фыркает и падает вверх от Данаи, он возвращает Европу домой и сразу же просит покушать.  Котик тебя не обидит, мальчик, Первый Охотник поразил Левиафана и Бегемота, но Котика не поразил, ведь у того коготочки и лапки. Он живет во внебытийном саду и в эти игры не играет.  А в черной шкурке кота скрыты все стихи, которые ты представишь и не напишешь, как не сможешь выписать и мурлыканье пламени