Bunin & Co

Кто будет править Британией? Премьер-министром нового правительства Великобритании станет сэр Кир Стармер. Он долгое время работал адвокатом, получил звание королевского адвоката, означающее принадлежность к элите юридической корпорации. Несколько лет возглавлял Королевскую прокурорскую службу, выполняющую функции надзора и обвинения по уголовным делам. В политику пришел поздно – депутатом парламента был избран в 2015 году в возрасте 52 лет. Был решительным противником «Брэксита», что отличало его от бывшего лидера партии Джереми Корбина, который официально занимал нейтральную позицию, а лично был ближе к евроскептикам. После двух поражений на выборах и обвинений в адрес окружения Корбина в антисемитизме, Стармер в 2020 году возглавил партию. Он «центрировал» партию, сделав ставку на прагматичный подход и вытеснение на периферию представителей крайне левого крыла. Партия осудила любые проявления антисемитизма. В 2024 году 75-летнему Корбину было запрещено баллотироваться в парламент от лейбористов – когда же он выдвинул свою кандидатуру (и потом победил в округе), его исключили из партии. За период руководства партией Стармер не совершил ни одной существенной ошибки, что выгодно отличало его от Бориса Джонсона и Лиз Трасс. Но перед лейбористами встала другая проблема – слишком большая «истеблишментизация», напоминающая о временах Тони Блэра и способная оттолкнуть от партии ее левое крыло. Для избежания этого заместителем Стармера стала Анджела Рейнер, известная своей жесткой риторикой в отношении консерваторов. Она родилась в бедной семье, бросила школу из-за беременности, но затем все-таки смогла окончить колледж и стала профсоюзной активисткой. Рейнер умеет работать с левым электоратом, у которого вызывают подозрения дворянский титул и умеренный имидж сэра Кира. Однажды она назвала высокопоставленных консерваторов «кучкой подонков, гомофобов, расистов, женоненавистников». При этом Рейнер критиковала Корбина за развал партийной дисциплины – так что она вполне приемлема для Стармера, в правительстве которого может стать вице-премьером. «Теневой» министр финансов Рэйчел Ривз считается осторожным экономистом. Она исходит из того, что лейбористы будут придерживаться строгих фискальных правил, запрещающих заимствования для финансирования повседневных расходов (то есть латания «бюджетных дыр»), но будет увеличивать целевые государственные инвестиции. В партии она была критиком Корбина и сторонницей Стармера. В результате рынки благоприятно отнеслись к победе лейбористов – резких движений в экономике от них не ждут. Министром иностранных дел станет Дэвид Лэмми, чернокожий политик, родившийся в семье выходцев из Гайаны. Окончив Лондонский университет, он затем стал первым чернокожим британцем, получившим образование на юридическом факультете в Гарварде. Сделал быструю политическую карьеру, рано стал министром в правительствах Блэра и Гордона Брауна. Поддерживал неплохие отношения и с Корбиным (но потом извинился перед еврейской общиной за участие в его выдвижении на пост лидера партии), и со Стармером. Лэмми выступал против антисемитизма в Лейбористской партии, а в конце прошлого года посетил Израиль, что было негативно встречено пропалестинскими активистами. Был убежденным противником «Брэксита», сторонник развития союзнических отношений с США. В мае 2024 года вместе с «теневым министром обороны Джоном Хили посетил Киев и заверил власти Украины в «нерушимости» обязательств Британии. Примечательно предстоящее возвращение в правительство Эда Милибэнда, бывшего лидера лейбористов, ушедшего в отставку после поражения на выборах 2015 года. При Стармере он вернулся в состав «теневого кабинета», в котором занялся вопросами климата и возобновляемых источников энергии – создание компании, которая будет заниматься инвестициями в эту сферу, станет одним из приоритетов кабинета Стармера. Пример Милибэнда показывает, как политик после поражения может «вернуться в игру» - через новый политически значимый проект, который он активно продвигает. Алексей Макаркин

Лейбористская партия убедительно победила на парламентских выборах в Великобритании. Новым премьер-министром станет ее лидер Кир Стармер. Нынешние выборы стали досрочными – премьер-министр Риши Сунак распустил парламент, не дожидаясь конца года, когда заканчивался срок полномочий Палаты общин. Тем самым он стремился перехватить инициативу у лейбористов в условиях снижения инфляции. Задачей Сунака была не победа (ни один опрос не давал надежды на нее), а минимизация эффекта от поражения. В результате разгрома избежать не удалось – консерваторы получили наименьшее число депутатских мест в своей истории. Депутатские мандаты потеряли 11 министров и экс-премьер Лиз Трасс. Неудача консерваторов связана с потерей двух категорий избирателей. Одна – умеренные, которые разочаровала политика кабинетов Бориса Джонсона и Трасс. В первом случае перманентные скандалы, во втором – обвал фунта в результате авантюрного экономического курса. Вторая категория – наиболее активные сторонники «Брэксита», недовольные недостаточно решительной борьбой с миграцией. Попытки депортировать нелегалов в Руанду сорвались из-за позиции Верховного суда, который отверг этот план, а у Сунака испортились отношения с правым крылом партии, которое возглавила экс-глава МВД Суэлла Браверман. Сунак уволил Браверман, и часть твердых «брэкситеров» перешли к политическому проекту Найджела Фараджа «Реформировать Соединенное королевство». В результате от партии Фараджа впервые избраны несколько парламентариев, сам он также стал депутатом. На фоне разброда в рядах консерваторов Кир Стармер смог консолидировать Лейбористскую партию, избавившись от радикализма своего предшественника Джереми Корбина. Нынешний хорошо запоминающийся предвыборный лозунг партии – Change – связан с позиционированием партии как сторонницы перемен и альтернативы «бесконечному консервативному хаосу», нанесшему, по словам Стармера, «прямой ущерб финансам каждой семьи в Британии». При этом сэр Кир выступал в качестве подчеркнуто респектабельного, солидного политика, не склонного к рискованным экспериментам. На фоне Джонсона и Трасс такой образ оказался привлекательным для избирателей. И сама Лейбористская партия предложила умеренные перемены, не связанные с потрясениями. Главная идея – стимулирование экономического роста с помощью увеличение строительства жилья и инфраструктурных проектов. При этом лейбористы заявляют, что рост должен приносит выгоды всему обществу – давая понять, что консерваторы думают только о богатых. Стармер не исключает повышения налогообложения, но исходит из того, что оно должно быть осторожным и не затронуть основные налоги. Предлагается создать госкомпанию, которая бы занималась инвестированием в возобновляемые источники энергии, а ее офис разместить в Шотландии, что должно было понравиться тамошним избирателям (там лейбористы на этих выборах сильно потеснили местных националистов). Также лейбористы предлагают снизить возраст для избирателей с 18 до 16 лет и реформировать Палату лордов, окончательно упразднив членство в ней наследственных пэров (большинство из них было удалены из палаты еще при Блэре) и введя возрастной ценз для назначаемых пэров. Тема противодействия нелегальной миграции и борьбы с преступностью включает в себя создание нового пограничного командования и увеличение штата сотрудников полиции. Расходы на оборону предполагается увеличить до 2,5% ВВП. Лейбористы будут настроены куда более «проевропейски», чем консерваторы. И самая проевропейская партия, за которую голосуют молодые продвинутые горожане – либеральные демократы – получила лучший результат в своей истории. Но возвращения в Евросоюз не произойдет – референдум прошел недавно (в 2016 году) и новое голосование в ближайшее время маловероятно. Да и его результат был бы неясным – с учетом «брэкситерской» официальной позиции консерваторов и популярности партии Фараджа, которая заняла третье место по общему числу голосов и получила немного мандатов только из-за мажоритарной однотуровой системы. Алексей Макаркин

О запрете никабов в России. Запрет никабов в России восходит к опыту правительств различных стран – как европейских (Франция, Бельгия, Нидерланды, Австрия и др.), так и арабских (в Алжире женщинам запрещено носить никаб на работе, в Тунисе не разрешается носить никаб в государственных учреждениях). Там это прежде всего связано с политикой идентичности. Бывший президент Франции Николя Саркози, ставший главным инициатором принятия закона о запрете никабов, ставшего ориентиром для ряда других стран, заявлял, что эта одежда несовместима с идеей интеграции и светским характером французского государства. «Скрывать свое лицо - значит нарушать минимальные нормы жизни в обществе. Люди, которых это касается, ставят себя в отчужденное или подчиненное положение, что не совместимо с принципами свободы, равенства и уважения к достоинству человека, утверждаемыми Французской республикой. Республика живет с открытым лицом», - говорится в преамбуле французского закона. Требования запрета никабов также связаны с проблемой безопасности. Если нельзя идентифицировать человека, это повышает риски того, что никабом может воспользоваться террорист. Как это происходит, показано в одном из архетипических советских фильмов «Белое солнце пустыни» («Гюльчатай, открой личико»). Крупнейшие исламские богословы считают, что никаб не является обязательным атрибутом мусульманки. Они считают, что для того, чтобы женщина выглядела скромно – как этого требует Коран – достаточно ношения хиджаба (платка). Один из ведущих суннитских богословов, глава египетского религиозного университета Аль-Азхар Мохаммед Тантави в октябре 2009 года даже издал фетву (предписание), запрещающую мусульманкам Египта носить никаб. Тантави заявил тогда, что традиция ношения никаба «не имеет ничего общего с исламом и предписываемыми им религиозными обязанностями». Впрочем, такая жесткая позиция встретила резкое неприятие со стороны ряда египетских богословов, которые считали, что ношение никаба должно быть не предметом регулирования, а личным решением человека. Но и они не настаивали на обязательности никаба для мусульманки. Таким образом дискуссия идет о том, могут ли исламские деятели запрещать никаб – и позиция муфтията Дагестана выглядит попыткой найти компромисс в условиях, когда светские власти заинтересованы в запрете никабов, а у религиозных деятелей нет консенсуса. Именно поэтому муфтият посчитал, что «в определенных ситуациях из соображений безопасности может быть введен локальный запрет на ношение никаба, поскольку безопасности общества в исламе отводится первостепенное значение», а муфтий республики Ахмад Абдулаев объявил «о временном запрете» ношения никабов. То есть речь идет не о запрете никаба в принципе, а о локальном решении, обусловленным не религиозными основаниями, а светской темой безопасности. Нынешняя российская кампания против никабов отличается важной особенностью. Обычно борьба с никабами – это составная часть курса на модернизацию общества, что свойственно как европейским, так и некоторым арабским странам. В современной России, напротив, активно продвигаются традиционные ценности, в том числе в семейной сфере – а запрет никабов связан не с модернизацией, а с широко понимаемыми вопросами безопасности. Речь идет как об опасениях использования никаба террористами, так и с очередным стремлением разделить ислам на «традиционный» для России и «нетрадиционный», то есть неприемлемый. И официально поддерживая первый (в котором никаб необязателен), попытаться вытеснить второй, с которым связывается политический радикализм и, как следствие, террористическая угроза. Никаб является индикатором «нетрадиционности». Проблема заключается в том, что речь идет прежде всего о борьбе идей – а в ней административные запреты не обеспечивают успеха. Можно в связи с этим вспомнить, что противодействие «нетрадиционному» исламу в России происходит уже в течение десятилетий – и началось в то время, когда некоторые нынешние его адепты еще не родились. Алексей Макаркин

Парламентские выборы во Франции выигрывает «Национальное объединение». Но кто станет реальным победителем, можно будет узнать через неделю, когда состоится второй тур. Эммануэль Макрон предпочел отказаться от долгой (до 2027 года) агонии своего правительства в пользу непредсказуемых осложнений. Его азартная ставка – на подвешенный парламент, где ни у одной из политических сил не будет абсолютного большинства – и тогда возрастает роль президента, который сохраняет широкие прерогативы по Конституции Пятой республики. И может попробовать сконструировать левоцентристскую коалицию. Это противоречило интересам членов его собственной партии, досрочно теряющих министерские портфели и депутатские мандаты (макроновская фракция в парламенте неизбежно сильно сокращается – вопрос только, насколько сильно). Причем свое решение Макрон принял, не посоветовавшись с партией, руководствуясь только собственной интуицией. Видимо, он исходит из того, раз привел почти всех этих политиков в Национальное собрание, то может распоряжаться их судьбами. Они обязаны ему, а не он им. Ставка Макрона – на мобилизацию левых и умеренных избирателей в избирательных округах, где результат не предрешен. Явка, впрочем, и так в первом туре выросла на 20 пунктов по сравнению с 2022 годом за счет правой и левой общенациональных мобилизаций. Но левые действительно готовы помочь в противостоянии с «Национальным объединением» - антифашистская идея для них исторически эмоционально значима. Не случайно, что их нынешнее объединение названо «Новым Народным фронтом» - в память об антифашистском фронте Блюма и Тореза 1936 года. Правда, самый статусный левый политик Франции сейчас – это не Блюм и не Миттеран образца 1981 года, а крайне левый Жан-Люк Меланшон. Но именно после неудачных для партии Макрона европейских выборов в рядах левых произошла перегруппировка – возрождающаяся Социалистическая партия, лидерами которой были такие разные фигуры, как Блюм и Миттеран, опередила «Непокоренную Францию» Меланшона. А, значит, уходит «страшный сон» французских центристов- выбор между крайне правыми и крайне левыми. И надежда Макрона на то, что «Национальное объединение» после выборов будет допускать ошибки. В новой парламентской фракции будет немало новичков с собственными заветными идеями, которые противоречат многолетней программе Марин Ле Пен по «дедемонизации» партии, ради которой она вступила в конфликт с собственным отцом. Один из них прямо перед выборами предложил запретить французам с двойным гражданством быть министрами – а во Франции трепетно относятся к любому делению своих граждан на полноправных и не очень после того, как режим Виши в 1940 году принял дискриминационный антисемитский «Статут о евреях». Ле Пен тут же дезавуировала самодеятельность, но осадок остался. В общем, как говорил Наполеон, «нужно сперва ввязаться в бой, а там видно будет». Он победил при Аустерлице и Ваграме – правда, потом было Ватерлоо. Алексей Макаркин

В ЮАР 30 июня сформировано новое правительство – крайне необычное по своему составу. Основной торг шел между двумя партиями – Африканским национальным конгрессом (АНК), правящим страной после ликвидации апартеида, и Демократическим альянсом (ДА), представляющим интересы белого и цветного населения страны. ДА осудила апартеид и является сторонницей либерализма, но все равно не входила в состав правительства, так как АНК хватало голосов для формирования кабинета министров без союзников. Впрочем, ДА возглавляет правительство приморской Западно-Капской провинции, в которой черное население составляет меньшинство, а преобладают «цветные». Однако на парламентских выборах 2024 года АНК впервые за все время существования современной ЮАР потерял абсолютное большинство в парламенте, и встал вопрос о создании коалиции. Был быстро избран вариант соглашения с ДА, которое позволило избрать президентом Сирила Рамафосу на новый срок. Договоренность с консервативной зулусской партией «Инката» позволила не допустить к власти в провинции Квазулу-Наталь отколовшуюся от АНК также зулусскую партию бывшего президента Джейкоба Зумы «Умконто ве сизве». Премьером коалиционного правительства Квазулу-Наталь стал представитель «Инкаты», также в коалицию в этой провинции вошли АНК, ДА и небольшая Национальная партия свободы, отколовшаяся от «Инкаты». Такая сложная коалиция имеет в провинциальном парламенте 41 место, тогда как партия Зумы – 37 (еще два места у союзника Зумы, партии «Борцы за экономическую свободу»). Но на общенациональном уровне коалиционные переговоры затянулись, так как ДА настаивала на предоставлении ей поста вице-президента, к чему АНК готов не был. Тогда АНК стал демонстративно расширять состав коалиции, подключая в нее малые партии и подчеркивая, что им также надо предоставить свою квоту (хотя без них – кроме «Инкаты» с учетом ее значимости в Квазулу-Наталь – можно было обойтись). За несколько дней число участников коалиции достигло десяти. Переговоры привели к тому, что АНК сохранил пост вице-президента и получил 20 министерских портфелей. ДА достались шесть министерств - МВД, министерства сельского хозяйства, общественных работ, основного (начального и среднего) образования, коммуникаций и цифровых технологий, окружающей среды. Для ДА особенно важен Минсельхоз, так как речь идет о поддержке белых фермеров, у которых черные радикалы давно призывают изъять землю. Впрочем, в рамках коалиции от Минсельхоза отделено министерство земельной реформы и развития сельских районов – а оно досталось представителю небольшой партии Панафриканский конгресс Азании, как раз выступающей за изъятие земель и имеющей в парламенте одного депутата (он и стал министром). Так что Рамафоса стремится показать, что не стоит в этом вопросе на стороне белых – но как главы смежных министерств будут взаимодействовать друг с другом, пока неясно. «Инката» получила в правительстве два места. Есть и два экзотичных назначения. Министерство спорта, искусства и культуры возглавил основатель правой партии «Патриотический альянс» Гейтон Маккензи, в молодости бывший грабителем и получивший за это тюремный срок, а по выходе из тюрьмы ставший мотивационным оратором, миллионером и автором нескольких книг. Но самое неожиданное назначение – министром исправительных учреждений (это ведомство выделено из Минюста) стал лидер отстаивающей идеи африканерского национализма партии белых фермеров «Фронт свободы плюс» Питер Груневальд. Еще недавно представить его в альянсе с АНК было совершенно невозможно. Но эта партия нужна Рамафосе, чтобы ослабить позиции ДА в новом кабинете. Сформировав такое правительство, Рамафоса рискует – для сторонников Зумы и «Борцы за экономическую свободу» он становится предателем интересов черного населения. В частности, для безработной черной молодежи новый кабинет будет сильнейшим раздражителем. Но Рамафоса сделал свой выбор и опирается при этом на поддержку АНК, который после ухода Зумы стал более умеренной политической силой. Алексей Макаркин

После неудачных дебатов призывы к Джо Байдену отказаться от выдвижения зазвучали гораздо громче. Заменить его демократы могут - но только если он сам откажется. Ему очень не хочется, несмотря на давление (разве что уговорит его жена Джилл). Но тут встает второй вопрос: если не Байден, то кто? Осмелимся предположить: с учетом необходимости сверхбыстро раскрутить нового кандидата, он(а) должен соответствовать двум критериям: обладать неплохой общенациональной известностью и - как минимум - не иметь ауры неудачника, желательно - иметь историю успеха. По второму критерию не проходят две женщины, идеально соответствующие критерию первому: Хиллари Клинтон и вице-президент Камала Харрис - первая уже проигрывала президентские выборы, вторая всегда отставала даже от невысоких рейтингов Байдена. А вот более-менее сочетанию обоих критериев соответствуют, на наш взгляд, три кандидата - все они - в списке десяти возможных "сменщиков", опубликованном газетой The Washington Post. Это: - Мишель Обама - самая популярная "первая леди" в современной американской истории, жена предыдущего демократического президента. Минус - отсутствие опыта в политике. - Гевин Ньюсом - губернатор Калифорнии. Все за него - кроме того, что и штат его, и он сам - кажутся слишком либеральными многим американцам. - и, наконец, менее известная (хотя и очень авторитетная в своей партии) Гретхен Уитмер - губернатор Мичигана, дважды уверенно выигрывавшая выборы в проблемном и колеблющемся штате. Не случайно в списке The Washington Post она - на втором месте Неопределенностей слишком много - будем следить за развитием событий. Борис Макаренко

Патриархом Болгарской церкви избран 52-летний митрополит Видинский Даниил, один из самых молодых иерархов, имевших право баллотироваться. Он известен как критик Константинопольского патриархата, противник признания Православной церкви Украины и сторонник развития отношений с Русской церковью. Парадоксальность болгарской церковной ситуации заключается в том, что главным приглашенным на интронизацию нового патриархата стал константинопольский патриарх Варфоломей, который явно разочарован итогами выборов. Москву же представлял лишь западноевропейский экзарх митрополит Нестор. Процедура избрания болгарского патриарха носит двуступенчатый характер. На первом этапе – выдвижение квалифицированным большинством членов Синода троих кандидатов (требуется не менее 9 голосов). На втором – голосование на Церковно-народном соборе с участием клириков и мирян. На заседании Синода в первом же туре был выдвинут местоблюститель митрополит Григорий (11 голосами), а для того, чтобы выдвинуть кандидатуры митрополитов Даниила и Гавриила (оба считаются симпатизантами Русской церкви) потребовалось, соответственно, 32 и 42 тура. При голосовании на соборе во второй тур вышли владыки Григорий и Даниил, и большинство избирателей митрополита Гавриила проголосовали за Даниила, победившего в соотношении 69 к 66 голосов. С учетом того, что в Синоде преобладают иерархи, в той или иной степени выступающие за сближение с Константинополем (наиболее влиятельный из них, пловдивский митрополит Николай, провел в митрополиты троих своих протеже), то выдвижение кандидатур митрополитов Даниила и Гавриила было невозможно без достижения негласных договоренностей внутри Синода. Только в мае за протеже митрополита Николая на Сливенскую кафедру проголосовали 7 митрополитов против 5 (причем в числе пятерых несогласных оказались все три будущих кандидата в патриархи). А при определении кандидатов в патриархи меньшинство стало основой ситуативного большинства, что невозможно без серьезного компромисса, призванного смягчить конфликт и избежать раскола. И свою роль в этих договоренностях мог сыграть 81-летний митрополит Американский, Канадский и Австралийский Иосиф, который в связи с преклонным возрастом и отдаленностью его кафедры от Болгарии не принимает непосредственного участия в деятельности Синода, но пользуется в церкви авторитетом. Митрополит Иосиф был твердым соратником патриарха Максима во время болгарского церковного раскола 1990-х годов – и примечательно, что будущий патриарх Даниил в своем предвыборном интервью также апеллировал к опыту Максима, которого либеральная часть болгарского общества обвиняла в сотрудничестве с коммунистами. В 2010-2018 годах молодой епископ Даниил был викарием у владыки Иосифа в американской митрополии, а затем при его поддержке занял видинскую кафедру. Другое дело, что достижение компромисса в Синоде не гарантировало победы фавориту, которым был «компромиссный» митрополит Григорий. И здесь уже ключевую роль сыграл народный фактор – среди болгарских практикующих верующих Константинополь по многим историческим причинам куда менее популярен, чем Россия с ее репутацией страны-освободительницы Болгарии. Характерно, что даже более близкие к Константинополю церковные деятели стараются воздерживаться от жестких заявлений в адрес России, чтобы не столкнуться с протестом со стороны прихожан. Теперь в болгарском Синоде выстраивается хотя и неустойчивый, но баланс, при котором патриарх не является доминирующей фигурой (чего многие опасались в случае избрания митрополита Николая) – и всем ключевым его членам придется договариваться при принятии решений. В Болгарии есть влияние государства на церковь, но плюралистичность политической системы исключает доминирование одной политической силы, что повышает самостоятельность при принятии внутрицерковных решений. Тем более, что в настоящее время в Болгарии не сформировано парламентское большинство. Избрание патриархом Даниила – явный успех президента Румена Радева, за которого голосуют левые силы.

В Иране во второй тур президентских выборов вышли реформист Масуд Пезешкиян (44,4%) и консерватор Саид Джалили (40,4%). Фаворит избирательной кампании, спикер парламента Мохаммад Багер Галибаф остался третьим (14,3%) и призвал поддержать Джалили. Четвертый кандидат, Мостафа Пир-Мохаммади, стал аутсайдером с 0,88%. Скоротечная избирательная кампания развивалась по сценарию поляризации, что сломало стратегию Галибафа, который с самого начала стремился «центрироваться», позиционируя себя в качестве консерватора, но при этом готового к компромиссам. Так, по ключевому внешнеполитическому вопросу – отношению к переговорам с Западом – он занял промежуточную позицию, заявив, что Иран должен вести переговоры с западными странами, но только в том случае, если это приведет к снятию санкций. Тогда как Пезешкиян однозначно высказался за переговоры (и развитие отношений со всеми странами, кроме Израиля), а Джалили – против переговоров и за выстраивание связей с Россией, Китаем и арабскими странами (он позиционировал себя как идейный преемник погибшего в авиакатастрофе президента Эбрахима Раиси). Избирательную кампанию Галибафа фактически «добил» рахбар (духовно-политический лидер страны) аятолла Хаменеи, который 25 июня подверг критике веру некоторых политиков в то, что прогресса можно достичь, только полагаясь на иностранные державы, и иллюзию, что США - единственный путь развития. Эта критика была явно направлена против Пезешкияна, но дальнейшие слова Хаменеи наносили удар уже по позициям Галибафа. Рахбар расценил отказ от доверия к иностранцам как «демонстрацию доблести и национальной независимости». С помощью этих двух компонентов, отметил он, иранская нация продемонстрирует свои возможности, характер и мощь и добьется дальнейшего уважения на мировой арене. Бескомпромиссное высказывание Хаменеи соответствовало политическому позиционированию только одного кандидата – Джалили. Полностью лояльный Джалили стал более удобной фигурой для Хаменеи, чем куда более самостоятельный и амбициозный Галибаф с собственной системой связей в Корпусе стражей исламской революции (КСИР). Свою роль могло сыграть и то обстоятельство, что Пезешкиян и Джалили лично не обвинялись в коррупции (хотя консерваторы стремятся связать Пезешкияна с коррумпированными фигурами из лагеря реформаторов). Галибафа же СМИ неоднократно обвиняли в коррупции на посту мэра Тегерана, он выглядел в глазах многих избирателей представителем оторвавшейся от простого народа элиты. Такая протестная логика голосования была свойственна выборам 2005 года, когда признанный фаворит аятолла Али Ахбар Хашеми-Рафсанджани проиграл мэру Тегерана Махмуду Ахмадинежаду, выступавшему с популистскими лозунгами. Нынешние иранские президентские выборы прошли по ярко выраженному конкурентному сценарию и сопровождались мобилизацией реформистов, которые в последние годы были маргинализированы. Президентские выборы 2021 года прошли по сценарию, обеспечивавшему победу Раиси. На парламентских выборах марта 2024 года большинство кандидатов-реформистов были дисквалифицированы. Сейчас к участию в президентской кампании из числа реформистов был допущен лишь нехаризматичный и малоизвестный Пезешкиян, который в результате получил относительное большинство голосов в первом туре. Экономические неудачи реформистского правительства Хасана Рухани стали забываться, а недовольство вмешательством государства в частную жизнь граждан и усталость от жесткого внешнеполитического курса среди населения крупных городов, включая Тегеран – увеличиваться. Второй тур выборов состоится 5 июля – и ключевую роль в их исходе может сыграть явка. Сейчас она была крайне невысокой – около 40% - что выгодно консерваторам, рассчитывающим на привлечение на сторону Джалили электората Галибафа. Надежда реформистов на то, что явка под влиянием успеха Пезешкияна и его быстрой «раскрутки» будет расти, и избиратели, не проголосовавшие в первом туре, увидят в нем своего кандидата. Высокая явка выгодна реформистам – в 2013 и 2017 годах, когда они выигрывали выборы, она составляла 72-73%. Алексей Макаркин

Президентские дебаты: чуда не произошло. На небывало ранних – июньских – дебатах Джо Байдена и Дональда Трампа победил скорее президент бывший, а не нынешний. Он не сделал главной ошибки: вел себя "хорошо" - не перебивал, не выходил из себя. При этом «говорил вещи, которых нет» и грубовато нападал на Байдена, но это – его фирменный стиль, привычный для сторонников и не слишком раздражающий колеблющихся. А Байден - особенно в начале дебатов - запинался, оговаривался, говорил хриплым голосом и выглядел зажатым. Потом раскочегарился, но первое впечатление было негативным – а оно для зрителей дебатов порой является главным фактором оценки. Содержание дебатов – дело важное, но «второе» - это известно с самых первых дебатов 1960 г., где Никсон выглядел убедительнее, но Кеннеди – привлекательнее. Ситуация для Демократическое партии неважная. В июне Демократы надеялись на две возможности переломить ситуацию и по крайней мере догнать Трампа по рейтингам. Первая – обвинительный приговор Трампу в нью-йоркском суде, который мог ослабить поддержку Трампа среди независимых избирателей. После приговора маятник рейтингов чуть качнулся в сторону Байдена, но к концу июня отрыв Трампа восстановился. Дебаты казались второй возможностью: во-первых, Байден несколько месяцев назад удачно выступил с посланием Конгрессу: выглядел бодрым, уверенным, выдвигал привлекательные программные тезисы. Во-вторых, была надежда, что Трамп будет грубить, перебивать – как это было на первых дебатах 2020 г. – и тогда публика сочла его проигравшим. Вчера не реализовалась ни одна из этих надежд. Что теперь? Заголовки газет – в пользу Трампа, демократы в разочаровании, чтобы не сказать – в панике. Уже прозвучали слова, что надо вместо Байдена выдвигать другого кандидата. Не факт, что это случится: замена кандидата на партийном съезде по правилам возможна. Но, во-первых, это сложно (а главное – сам Байден должен снять свою кандидатуру), во-вторых, а кого выдвигать и как «раскручивать» в кратчайшие сроки? Вчера произошло важное событие в американской предвыборной гонке. Будем следить за последствиями. Борис Макаренко

С того момента, как грузинские парламентарии проголосовали за закон «о прозрачности иностранного влияния», интенсивность дискуссий о новом витке нормализации отношений между Москвой и Тбилиси только нарастала. В информационный оборот была запущена идея о некоем проекте «конфедерации», который позволит конвертировать влияние России в ограниченно «восстановленную территориальную целостность» Грузии с поправками на особый статус Абхазии и Южной Осетии. Как это часто бывает, такие идеи начинают жить своей жизнью. Как бы то ни было, а время от времени раздаются голоса о том, что более масштабная и качественная нормализация российско-грузинских отношений не за горами. Остроты ситуации добавляет резкое охлаждение отношений между Тбилиси и западными союзниками Грузии. В середине июня грузинский телеканал «Mtavari Arkhi» выступил с заявлением о том, что правительства двух стран близки к разрешению вопроса о полном восстановлении дипотношений, прекращенных, напомним после «пятидневной войны» 2008 года. Однако официальные представители Москвы и Тбилиси эту новость встретили с откровенным скепсисом. И вот на полях XII Санкт-Петербургского международного юридического форума официальный представитель МИД России Мария Захарова заявила, что Москва поддержит любые начинания в поддержку российско-грузинской нормализации. Оговоримся сразу, речь шла об оценке инициативы официального Тбилиси. Представитель российского министерства прокомментировала предложение недавно созданной партии «Солидарность во имя мира». Сторонники грузинской оппозиции уже поспешили приклеить к этой партии ярлык «прокремлевской силы». Намекая на то, что бизнес одного из ее лидеров и создателей, международного секретаря Мамуки Пипия сделан в России. Но разве не схожий в чем-то карьерный паттерн имеется в случае с Бидзиной Иванишвили? Оппоненты властей и его записывают в пророссийские политики, забывая, что тот раз от разу получал поддержку Грузинских избирателей на конкурентных выборах. Сегодня «солидаристы» не выглядят фаворитами начавшейся уже по факту электоральной гонки. Но они решительнее других проводят повестку нормализации отношений с Москвой. И российская дипломатия готова такие инициативы поддерживать. Было бы странно, если бы она вела себя иначе. Впрочем, перспективы нормализации не так очевидны, как многим кажется. В последние годы у нас утвердилось представление, что любые ссоры с Западом или неприятие американского гегемонизма дают сто очков в копилку России. Но это далеко не так, посмотрим хотя бы на кейс Турции. Или кейс Ирана времен «холодной войны». Тбилиси может вдрызг разругаться с Вашингтоном и Брюсселем, но даже многие поклонники сближения с Россией (в спектре от прагматиков-государственников и бизнесменов до сталинистов и традиционалистов) не готовы смириться с окончательной утратой Абхазии и Южной Осетии. И даже с их особыми статусами в составе Грузии. Но самое главное другое. Возможно, сейчас автор комментария покажется несколько циничным, но победи сторонники пророссийского выбора в Грузии раз и навсегда, какие-то геополитические сделки между Тбилиси и Москвой имело бы смысл обсуждать хотя бы рамочно. Но в условиях, когда едва начавшийся разворот в сторону Москвы может быть прерван новым витком «вестернизации», любые договоренности выглядят, как минимум, делом рискованным! Сергей Маркедонов