Sania’s typing …

Почему я стала христианкой Помимо нарушений прав человека в Исламе, многое вызывает во мне протест. Есть вещь в Исламе, о которой я не писала,и к которой испытываю особенное отторжение, гнев и даже отвращение. И это Такийя — ложь во имя Ислама. Это и ложь во спасение и ложь для того, чтобы защищать религию или ее продвигать. Вот тут понятие разобрано и жестко и подробно. Будьте осторожны — этот сайт очень исламофобский, хоть и доказательный. Более эмоционально уравновешенная статья о Такии здесь Если очень кратко, то в Исламе дозволено врать иноверцам, потому что иноверцы по умолчанию — враги. Есть много сортов дозволенной лжи, например, утаивать часть правды. Понятие очень размытое и создает много лазеек для создания реально злых ситуаций. Покажу на простом примере. Парень уговаривает девушку принять Ислам, чтобы пожениться. Он ей многое рассказывает, но утаивает часть правды: например то, что по Исламу ей запрещено выходить из дома, если он не дал согласия. И что при нарушении этого правила он имеет право ее поколотить. Девушка, конечно, верит любимому и дважды не перепроверяет. Произносит шахаду — фразу-свидетельство о вере в Аллаха и Мухаммада как его пророка. По исламским законам после произнесения шахады ты навсегда мусульманин. И для тебя начинают работать совершенно другие законы, например, закон о вероотсупничестве — Иртидат Иртидат, вероотступничество, наказывается смертью. Вероотсупничеством является не только заявка «я больше не мусульманин», но и сомнения в каких-то столпах веры. Допустим, ты говоришь «мужья не имеют права бить жен» или «мужчине нельзя иметь больше одной жены», а по Исламу можно. Формально, это уже вероотсупничество. Человеку дается время до утра, чтобы передумать, а потом ему положено снести голову. Практически без исключений, исламские ученые до сих пор спорят о том, можно ли сносить голову детям. В целом их мнения разделились 50 на 50 (я щас без сарказма говорю). Итак, баба принимает Ислам. Они читают никах не отходя от кассы, и она становится его женой. Можно увозить ее в свой аул и вот тогда уже рассказать все правила целиком. Все, ловушка захлопнулась. И по формальным правилам все окей, он не совершил никакого греха, он просто вел женщину к свету и спасению. И даже врать не пришлось, обошлось небольшим утаиванием. Да, она может сорвать платок, может развестись, если это страна вне шариата, может быть даже защитить свои права. Вряд ли ей снесут голову. Но представьте, какого быть обманутым любимым человеком? Как себя будет чувствовать ее сердце? Даже отбросим мужика-лицемера. Как себя будет чувствовать ее сердце, когда нежная и мощная вещь как вера начнет конфликтовать с тем, что ее лишают базовых человеческих прав? Легко ли отказаться от зародившейся веры, если она дает надежду? Иногда проще стерпеть побои, чем подвергать сердце такому испытанию, как отказ от надежды. И это так отвратительно с точки зрения этики. Именно этот резкий конфликт между понятными мне этическими нормами и абсолютной «разрешенностью» Такийи вызывает у меня рвотные позывы. Но выше я теоретизирую. Моя откровенная ненависть к Такийи родилась, когда я стокнулась с ней на практике: мне тоже лгали в лицо. Я поняла это не сразу, а когда поняла, долго не хотела признавать. Я была ребенком и я любила, а любовь всему верит и всего надеется. Когда здравый смысл и логика расчертили, где факты, а где ложь, где нас обманули, мое сердце еще долго было не готово это признать. А после — треснуло. И тут назревает теологический вопрос. Можно ли, проскакивая по формальным правилам, разбивать сердца близких на пути к добрым делам? Зачтется ли тебе это? Мне, как человеку верующему, всегда было важно получить на это ответ, и мне нравится библейский. Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви — то я ничто. Или как кратко переформулировал Бродский: Единственная правота – доброта

ребята, у кого нибудь в Стамбуле есть принтер? очень надо и очень срочно. да, в час ночи. пожалуйста, напишите мне @owlnagi

Турция выиграла у Австрии и весь Стамбул будет сейчас мощно тусить! Кто со мной, напишите мне @owlnagi

Мою подругу только что чуть не изнасиловали Дело происходит в Турции, на рабочем месте. Подруга (назовем ее Машей) оказалась одна в помещении с 50-летним партнером по бизнесу, он зажал ее в углу и повалил на стеллажи. Подруга высокая и сильная, смогла заорать и оттолкнуть его, он просто молча отошел и сделал вид, что ничего не случилось. Я просто в ахуе. Маша мне уже жаловалась на то, что в работе с этой компанией у нее проблемы: ее не воспринимают как человека, а «как женщину». Мужчины отказываются жать ей руки («мы не касаемся женщин»), делают через гугл-транслейт комплименты «ты очень адекватная для женщины», постоянные косяки из-за того, что она баба. Вся рабочая коммуникация идет через оптику, что она женщина, а не человек, профессионал и коллега. Она пыталась с ними разговаривать, что на работе я не женщина, на работе я — специалист, общайтесь со мной напрямую и без этой вот оптики. То есть Маша просила простого отношения к ней как к человеку, а не к потенциальной любовнице или жене. Я бы хотела обсудить на этом конкретно примере, насколько опасна объективация. Объективация — это когда вы перестаете видеть в человеке человека. Например сексуальная объективация, это когда человек вдруг перестает быть личностью, профессионалом, человеком и в первую очередь и становится телом, которое можно трахнуть. Все остальное там, где-то позади на фоне маячит. Оговорки мусульман о том, что якобы они женщин возносят и дают им особые преференции — те же яйца, только в профиль. Это больная оптика, в которой женщина в первую очередь — сексуальный объект (халяльный или не халяльный), а потом уже профессионал, личность и все такое. Дорогие мусульмане, мне ваше «особое отношение» нахуй не встряло. Не нужно относиться ко мне как к объекту, который можно или нельзя трахать по вашим внутренним правилам. Не надо ко мне особенно относиться (ни лучше, ни хуже). Не нужно уважать во мне «женщину» в вашем больном понимании. Уважайте во мне человека. И вы обязаны это делать, потому что Турция — страна, которая в 1949 году подписала Всеобщую декларацию прав человека. Женщина я на свидании, в постели с любовником, в кабинете гинеколога и в родзале. Не на заводе, не в офисе, не в университете. И даже в этих ситуациях, женщина я во вторую очередь. В первую я — человек.

Как вы знаете, я набрала клиентов и консультирую в маркетинге. Один из моих клиентов — onecraft.ai, ребята помогают интегрировать нейросети в работу профессионалов, команд и отдельных специалистов. Мне нравится, как они это делают: находят точки автоматизации, где рутинную работу можно переложить на нейросети и аккуратно это делают. Чаще всего клиенты пишут, что стали меньше депрессовать и меньше выгорать: в любимой работе стало меньше нудятины, вроде составления отчетов и повторяющихся имейлов. Мы для них запустили телеграм-канал, где собираем лайфхаки и кейсы, как грамотно перекладывать повторяющуюся работу на нейросети. Все 100% рабочее и из первых рук. Вот например пост о том, как переводить контент на английский без переводчика, который пользуюсь я сама в работе: https://t.me/youhireai/10

Кто разбирается в татуировках, можете написать в комментариях свое мнение? Я ищу татуировщика в Стамбуле для достаточно крупной татуировки. Обязательное условие — учесть расположение мышц и вен, чтобы рисунок шел ровно по ним. Я нашла мастера, который идеально это делает. Но надо понять, достаточно ли он техничный, не травмирует ли он кожу и насколько твердая у него рука. Вот сам мастер: https://www.instagram.com/nakkabdoesit На фото зажившие работы

Решила продолжить ходить к терапевту. Поговорила с психологом, он согласился, что у меня сейчас нет ресурса работать с этой травмой. Он предложил просто поддерживающую терапию, чтобы аккумулировать энергию. Звучит хорошо. Но пока не уверена, что сработает: терапевт сказал, что идея в том, чтобы выговориться. Но с этим у меня проблем нет. Сессия прошла как обычно: я рассказываю, он говорит «ну пиздец». Потом сочувствует мне. Ну вот в общем-то и все. Надеюсь, сработает, сразу оплатила следующую сессию. Есть одна вещь, в которой мне и правда нужен объективный слушатель. И это в нащупыванию нормы. У меня очень смещенные представления о ней. Жизнь с биполяркой предполагает дискмофорт и боль, если накрыла депрессия, я хорошо умею просто жить с ней в фоне. И умею вести жизнь в состоянии боли, умею ее игнорировать. Плюс я сильно увлекаюсь и могу наплевать на любые редфлаги, если вижу цель. Новая работа, деньги, отношения, что-то, что сильно надо. Пропускаешь один, другой, а там как обычно: чем больше съедаешь, тем проще идет новая ложка и тем слабее ощущение, что происходит ненормальное. Я думала об этом и перечитала переписки с бывшими, с 15 до 19 лет. Я помню, что мне в них было плохо, помню, что очень старалась. Посмотрела свежим взглядом. Сначала удивилась. А там прямо оскорбления прямым текстом через слово, то идиоткой меня называют, то кормят баснями «недавно я защитил твою честь, в нашем окружении все считают тебя уродиной, все сидели в кругу это обсужали, а я им сказал, что это не совсем так». «Не совсем так», блджад. Надо было послать на хуй и кидать в ЧС сразу, а не вежливо отвечать и блины печь. А потом немного испугалась, что могу опять начать считать нормой черт знает что. Что человеку, который мало проживал нормальности, трудно ее держать в фокусе внимания. Терапевт может быть хорошим сторонним наблюдателем, называя вещи своими именами. Это поможет мне лучше ориентироваться в понятиях нормы. P.S. Я знаю, что скорее всего сразу несколько бывших, которые мониторят канал, узнали себя и подняли голову. Скажу прямо: я не стыжусь того, что сейчас написала. Стыжусь вас. Я была слабой, на слабых ездят только мудаки. Добротой и желанием поддерживать хорошие отношения пользуются мудаки. Поэтому прежде чем писать мне гневные сообщения, знайте, что у меня достаточно ресурса, чтобы ваше запоздалое «иди нахуй» передать. Залежалось.

Господи, как я ненавижу хлеб и выпечку в Турции. Нормального хлеба просто нет. Либо это пористая вата прямиком из печи, либо серый поролон без текстуры и без вкуса. Белый тостовый хлеб в пакете на общем уровне ощущается как очень даже ничего, настолько все плохо. Торты - безвкусная хуета с шантипаком, печенье как влажный песок с сахаром. Чтобы скрыть весь этот ужас, турки обязательно подогревают, либо заливают все сиропом. Венец ситуации - ıslak burger, «мокрый гамбургер». Чтобы спасти безнадежные булки, они макают готовый бургер в бульон. Пиздец. Только что купила два сомнительных круассана на вынос и меня почему-то заставили сидеть и ждать. На 2-ой минуте я поняла, что они-его-опять-блять-греют. Хуже, чем турецкая выпечка может быть только подогретая и остывшая турецкая выпечка. Я очень устаю, что каждый раз надо просить не греть, не класть каждую покупку в отдельный пластиковый пакет, просить водителя пристегнуться и всё такое. Но в депрессии об этом забываешь и когда тебя опять несет по безнадежному потоку ебучей эмиграции, начинаешь чувствовать какое-то особенное отчаяние. Хочется просто швырнуть этот горячий пакет с каменными круассанам за 490 лир под поезд и расплакаться

Сложно про это писать, но кажется психотерапия, которая эмоционально возвращает меня в травмы, за лечением которых я пришла, сейчас мне не по карману. По карману — эмоционально. Я эмоционально не вывожу. Когда мне вернулись эти suppresed memories про сексуализированное насилие в детстве, это сильно по мне ударило. Через пару дней я начала чувствовать депрессивные симптомы: начала жестко тупить и купила три билета на самолет не на свое имя, не на ту дату. Забавно, в какое жалкое состояние ума может сводить эта болезнь, насколько это унизительно. 4 языка, крепкое гуманитарное образование, и в 30 лет я не могу написать собственное имя. Вместе с этим появилась боль с солнечном сплетении, ощущение несчастности. После третьего сеанса терапии я впервые за 20 лет потеряла над собой контроль, самым постыдным образом. С утра у меня был полуторачасовой сеанс с психологом, а вечером я вышла с собакой. В Турции не любят собак, и случайный дядька начал требовать, чтобы я обходила его дом. Обычно я молча ухожу, но меня просто подорвало: я повернулась к нему и начала орать как резаная, на всю грудную клетку, чтобы от меня отстал и чтобы убрал свою машину с тротуара. Орала, как орут типичные турчанки: в надежде (а может в отчании), что дома вокруг рухнут и мы все уйдем под землю. Я орала, пока у меня не начали дрожать колени от этого вопля. В эти дни я часто вспоминаю саму травму, физическую. Я хорошо помню эту историю: я маленькая играла и ходила по бревну туда-сюда, напевая песенку. Нога в сандалике соскользнула, я упала тем самым местом. Помню хорошо, как сняла белье, осмотрела себя и увидела много крови. Кто-то из взрослых сказал мне, что ничего делать не нужно, само пройдет. Я рассказывала эту историю Вере на ее просьбу «расскажи про самые дурацкие травмы, которые ты получала», как досужую болтовню перед сном. Этой истории с бревном никогда не было. Никто ее не помнит. Мама и тетя говорят, что я к ним не подходила, а если бы подошла и сказала, что я упала и у меня кровь, меня бы затаскали по врачам. Я все время прокручиваю в голове это видео, которое я помню по кадрам. Я осматриваю себя и пытаюсь понять, где порвалось, откуда кровь, не нахожу ни синяка, ни разрыва, кровь идет изнутри. И я где-то неделю-полторы терплю, оттягивая походы в туалет из-за жгучей боли. Я ощущаю такую жгучую боль сейчас, что я не могу ее переносить. Я не могу жить с этим. Когда терапевт пытается меня туда вернуть, я становлюсь зданием, которое сейчас рухнет. Я кручу в голове это видео каждый день и понимаю, что все это связано: жизнь не нейролептиках, неспособность заниматься наукой в студенчестве, то, что я не могу написать свое имя в 30. И мне жаль, жаль, так жаль. Сейчас я прикладываю огромные усилия, чтобы не сорваться. Все мое внимание и усилия сузились до небольшой и четкой цели: не поддаваться на позывы к суициду. Я собрала все свое упрямство и надела его как воротник, как у собак после операции. Он не дает мне грызть и кусать себя и я уныло лежу на полу в этом своем воротнике у миски с водой. Пытаюсь переждать. Так что психотерапия для меня сейчас непозволительная роскошь. Такие дела.

Начала психотерапию. В конце каждой встречи терапевт с опаской спрашивает, не буду ли я кончать жизнь самоубийством. Каждый раз отвечаю, что то, о чем мы говорим не ново — я уже 30 лет так живу. Такие дела