Те самые англосаксы

Можно ли малой кровью IV: слабое звено Из всех стран Северо-Восточной Азии наибольшим неравенством в землевладении отличалась Южная Корея. При четверти миллиона безземельных семей, около 4% домохозяйств владели 55% сельхозугодий. В то же время, поставленное американцами правительство Ли Сын Мана (доктор философии Принстона) не было настроено на проведение реформы. Да и сами покровители не давили – внимание сторонников аграрного дистрибутизма в Вашингтоне было приковано к Японии, а военный губернатор Арчер Лерч считал, что «это всё социализм». Тем временем, на Севере была проведена радикальная земельная реформа 1946 года, что, по крайней мере до начала коллективизации в 1954, обеспечило коммунистам поддержку среди крестьян (в том числе на Юге – что стало для южных элит уроком во время Корейской войны). Всё произошло по формуле Ладежинского: красные завоёвывают популярность через обещания передела земельной собственности, а затем, укрепившись, ликвидируют собственность как таковую. Японская реформа стала ориентиром для послевоенной южнокорейской, однако последняя проводилась более централизованно и при гораздо меньшем участии крестьян, чем в Японии и на Тайване. Это создало несколько отличий от двух других стран. Во-первых, много участков землевладельцы продавали вне рамок самого процесса перераспределения – иногда сторонним арендаторам, а иногда и родственникам. Во-вторых, в Южную Корею вернулась аренда, по большей части нелегально, и к концу семидесятых охватила около четверти сельскохозяйственных земель. Тем не менее доля собственников возросла с 10% в 1945 г. до более чем 70 % в 1964 г. Южная Корея была менее способна извлечь средства из своего не столь продуктивного сельского хозяйства для финансирования индустриализации, чем Япония эпохи Мэйдзи или Япония и Тайвань после Второй мировой. Поэтому роль внешних займов в данном случае была выше. Однако аграрный сектор и здесь в значительной степени поспособствовал модернизации, обеспечивая занятость, первоначальный внутренний спрос на продукцию промышленности и недорогие продукты для городских рабочих через субсидируемые государством закупки. Производительность пореформенного сельского хозяйства Южной Кореи разительно отличалась как от той, что была здесь до Второй мировой, так и от уровня стран Восточной Азии не пошедших по пути земельного дистрибутизма.

🦇 В комментариях также поделились лондонскими истоками Бэтмана. Но не стоит забывать и о commedia dell'arte 🦇

Стоит отметить ещё одно хорошее наблюдение Фассела – отношение человека к «классовому дискурсу» часто показывает его статус. Вообще-то вы немало узнаете о своем социальном классе по степени раздражения или ярости, каковые всколыхнутся в вашей душе, стоит кому-нибудь в вашем присутствии поднять эту тему. Тенденция приходить в бурное возмущение скорее всего означает, что вы принадлежите к среднему классу и боитесь, как бы не соскользнуть на пару ступенек вниз. А вот представители высшего класса обожают эту тему – более того, чем больше внимания она получает, тем более они светятся удовольствием. Пролетариям же обычно безразличны все эти разговоры, ибо они хорошо знают, что мало чего могут сделать для изменения своей классовой сущности. И потому вся эта суматоха с классами представляется им чем-то вроде потехи – высшие классы кажутся глупыми в своем пустом аристократическом чванстве, а средние отвратительны натужной изысканностью. Фибры среднего класса наиболее тонко улавливают тему классов, и он восприимчивее и чувствительнее всех к этой теме, а порой и смертельно страшится ее. Но и критерии стратификации у разных слоёв свои, хотя большинство смотрит в кошельки (что, кстати, облегчает «незримым высшим» вуалирование господства). Выдавая свою классовую принадлежность вспышкой гнева из-за малейшего намека на сам предмет, вы не менее выразительно выдадите себя и тем, а как, собственно, вы определяете этот предмет, вызывающий у вас такой гнев. Люди, утвердившиеся ближе к основанию классовой пирамиды, обычно полагают, что ваш класс определяется количеством денег, которым вы владеете. Люди из серединки тоже согласятся, что деньги играют здесь не последнюю роль, однако добавят, что не менее важно и образование, а также то, какой работой вы занимаетесь. Приближенные же к верхушке уверены, что неотъемлемыми критериями, определяющими принадлежность к классу – независимо от количества денег, рода занятий или образования, – являются вкус, ценности, идеи, стиль и поведение. Последнее – это те самые «люксовые верования» Роба Хендерсона, модные-прогрессивные идеи, реализация которых вредит не сидящим в башне из слоновой кости. Можно отметить в сторону, что и на макроуровне, когда речь идёт уже о социальных организмах, для определения «кто есть кто» тоже будут разные слои восприятия. Так, люди у основания пирамиды смотрят на «картинки» (сколько ракет готовы к отправке на Вашингтон, насколько суверенна демократия и т.д.). Люди из серединки надевают очёчки «мир-системного анализа». А какие критерии у Людей приближённых к Бенбену верхушке пирамиды? Кто их знает, возможно именно контроль над производством вкусов, ценностей, идей и стилей.

Дружественные каналы немного взбудоражила тема правых интеллектуалов. Некоторые считают, что таковых, собственно, и нет – то ли потому, что нельзя одновременно «служить власти» и «судить власть», то ли потому, что «для поддержания старого порядка ума не надо». На это возражают, дескать интеллектуал – птица высокого полёта, не связывающая себя с «педалями газа и тормоза». Или указывают, что, по-честертоновски говоря: «здоровье – интересней и трудней безумия». Конечно, оттенок карнавализма придаёт наличие у каждого своих определений «правого» и «интеллектуала». Некоторые построены таким образом, что вывод должен быть самоочевидным. Но в том и дело – спор редко когда бывает только о словах, а выбору значений терминов уже предшествуют некие мировоззренческие установки. Для проверки последних и создан нижеследующий опрос, который не следует воспринимать слишком всерьёз.

У английского католического теолога Джона Милбанка («Парадокс или Диалектика?») нашёл хорошее описание среды Острова: Британия вовсе не замкнута в своей собственной уеди­ненной социополитической невозмутимости — скорее, как предполагал Блейк, она является островом особых травм — борьбы с традиционными верованиями, инду­стриализацией, урбанизацией, а теперь и деиндустриа­лизацией, — которым она содействует, которые она пре­терпевает, переживает, а затем и экспортирует. Это, возможно, объясняет, почему британские обо­снования модерна, такие как у Юма, Бентама и Герберта Спенсера, являются брутально-позитивистскими, тогда как французские обоснования стремятся интегрировать модерн с большей автономией для субъективного, счи­тающегося локусом сохранности более традиционных «женских» ценностей. Истина этого контраста является, в конце концов, психогеографической: даже сегодня французская среда позволяет тем, кто в ней находится (по-видимому), вполне соответсвовать модерну, но так­ же и наслаждаться традиционным пространством сель­ской местности и производить в нем, тогда как бри­танская среда такого не позволяет. Низинная Британия зачастую носит слишком глубокие шрамы от модерна, принимающие форму куда более неприкрытого урод­ства, незавуалированного французскиими технократами, а высокогорная Британия все еще цепляется некоторым творческим образом за домодернисткие источники вдохновения. Но можно утверждать, что именно поэто­му в Британии были созданы более пытливые и ради­кальные (а следовательно, менее материалистические) критики капитализма как процесса огораживания об­щинных земель, первичного накопления и дегуманизации, связанного с раз-очарованием природы: от Коббета до Карлайла, Пьюджина и Рескина до Д. Г. Лоуренса, Эрика Гилла и Г. Л. Массингхэма.

👑🇬🇧 Редкая фотография. В кадр попали четыре короля Соединённого Королевства — Эдуард VII, Георг V, Эдуард VIII и Георг VI — и полвека британской истории (1901-1952). #royals

Мастодонт британской имперской историографии сэр Джон Роберт Сили в книге «Экспансия Англии» (1883) писал следующее: Те самые изобретения, которые делают возможными обширные политические союзы, имеют тенденцию низводить государства старого масштаба до шаткого, незначительного и второсортного состояния. Если Соединенные Штаты и Россия продержатся вместе* еще полвека, то к концу этого времени они полностью затмят такие старые европейские государства, как Франция и Германия, и оттеснят их на второй план. Они сделают то же самое с Англией, если по истечении этого времени Англия все еще будет считать себя просто европейским государством. Было бы плохим решением пытаться противостоять этим огромным государствам нового типа с помощью искусственного объединения поселений и островов, разбросанных по всему земному шару, населенных разными национальностями и не связанных никакими узами, кроме того, что все они в равной степени признают власть Королевы. Когда наука нивелирует расстояния, когда на примерах Соединенных Штатов и России будет доказано, что политический союз на обширных территориях возможен, тогда Великая Британия станет не просто реальностью, но прочной реальностью. Она будет принадлежать к более сильному классу политических союзов. Если она не будет превосходить Соединённые Штаты, мы можем с уверенностью сказать, что она будет намного сильнее объединения славян, немцев, туркмен, армян, греко-христиан, католиков, протестантов, мусульман и буддистов, которое мы называем Россией. Здесь, как видно, прекрасно всё. И необходимость кардинальной смены дизайна Империи с использованием новых технологий (уж не её ли «криптизация» благодаря упрощению средств связи, пропаганды и контроля финансовых потоков?). И, не в пример людям, обработанным коллегами Сили по ложе цеху, ясное видение реальных перспектив «отсталого азиатского царизма». Ну и куда же без «миллиона народов» – англичане были антифашистами ещё до того, как фашизм стал мейнстримом, и вообще любят этнографию. К слову, достоверную оценку противника, конечно, приводят не в разбрасываемых над его территорией буклетах, а в материалах для офицерского состава. В этом плане стоит доверять скорее написанному Токвилем, Тери и Сили, нежели людьми, которые сейчас бы администрировали сеточки псиоп-каналов. * в оригинале hold together и это же выражение используется в значении сохранения державы от распада, то есть может подразумеваться нечто более зловещее, чем желание вбить клин между САСШ и РИ

Можно ли малой кровью III: земля – пахарю Бежавшие на Тайвань чанкайшисты в определённой степени склонялись к проведению дистрибутистских аграрных реформ (дедушка Сунь бы одобрил) – их интересам соответствовало ослабление местной аристократии и упрочение своей социальной базы. Ещё в начале 1949 года был принят закон, ограничивающий арендную плату на Тайване 37,5% от стоимости урожая, а затем последовала распродажа конфискованной у японцев земли широкому кругу лиц. Сама реформа началась в 1953 году не без подталкивания со стороны США и предусматривала меры, аналогичные японским: экспроприация излишков земель у владельцев более трёх гектаров, компенсации в виде облигаций с низкой доходностью, приобретение земли арендаторами в рассрочку более чем на 10 лет. В результате, за период с 1945 по 1960 год доля обрабатываемых непосредственными владельцами участков увеличилась с одной до двух третей. А коэффициент Джини сдвинулся с латиноамериканских значений начала 50-х (0,56) до неожиданного для развивающейся страны уровня (0,33) уже к середине 60-х. Урожайность традиционных сельскохозяйственных культур, таких как рис и сахарный тростник, увеличилась в полтора раза, а овощей и фруктов – удвоилась. В 1950-х сырая и переработанная сельскохозяйственная продукция составляла две трети от экспортных поступлений Тайваня. Начиная с 1960-х семейные фермы стали вкладывать средства в выращивание прибыльных и трудоемких культур, таких как спаржа и грибы, а на юге острова – бананы. И это при том, что аграрный сектор обеспечивал огромный объём продукции для внутреннего рынка – население острова быстро росло. Аналогично другим успешным земельным реформам вида Land To Tiller (как это называл Ладежинский), тайваньская сочеталась с государственными инвестициями в развитие сельской инфраструктуры, создание служб по распространению сельскохозяйственных знаний и маркетинговую поддержку. Активную деятельность по этим направлениям развернула американская Совместная комиссия по восстановлению сельских районов (JCRR), созданная ещё в 1948 году для работы в материковом Китае. Эта организация держала под контролем распределение трети американской помощи острову, управляла 6000 проектов и обеспечила чуть более половины чистых инвестиций в фермерские хозяйства. Благодаря ей Тайвань стал рекордсменом по количеству аграриев на душу населения. В целом на Тайване вклад сельского хозяйства в модернизацию достиг одного из самых высоких уровней среди других стран. Раннее промышленное развитие острова напоминало процессы Японии эпохи Мэйдзи или сяопинского Китая, где будущие крупные промышленные предприятия и капиталы зарождались в сельской местности. Опять же, здесь не произошло никакой «войны Города с Деревней», которую шарманщики различных оттенков красного так любят смаковать в качестве неизбежной для «стран догоняющего развития».

Хех, узнал, что Черчиллю в США во время сухого закона разрешали пить. По медицинским показаниям.