Япомню

Добавили сегодня еще 400 точек, но тут уже пришлось идти на компромисс. Данные в формате «1941» или «весна 1942» не позволяют точно привязать разрушение и падение бомбы. Поэтому пришлось наносить разрушенное, но оно уже не совпадает с количеством сброшенных бомб.

Дорогие друзья, мы очень рады, что большинство наших читателей дали правильный ответ. Действительно, самой мощной системой ПВО к 1941 году был защищен город Баку. как основной поставщик нефти для промышленности СССР: "В декабре 1940 года Баку прикрывали 420 76,2–85-мм орудий, 84 37-мм зенитных автомата, 27 12,7-мм зенитных пулемета, 264 7,62-мм зенитных пулемета. В то же время небо Москвы защищали 300 76,2–85-мм орудий, 27 12,7-мм зенитных пулеметов, 204 7,62-мм зенитных пулемета, 37-мм зенитных автоматов не имелось вовсе. Новейшие 37-мм зенитные автоматы в декабре 1940 года находились только на вооружении ПВО Баку! Москва опережала Баку по числу прожекторных станций (336 против 272) и аэростатов (216 против 81). Однако перспективный план развития ПВО на 1941 год предполагал доведение числа зенитно-прожекторных станций в Баку до 708 и аэростатов до 432. Новейшие истребители Як-1 также первой получила ПВО Баку". Отметим, что ожесточенность Сталинградской битвы во многом была связана еще и с желанием гитлеровцев перекрыть поставки нефти из Баку по Волге. Книга "Москва под бомбами 1941-1942" рассказывает о героической борьбе ПВО и простых москвичей и их жизни под бомбами. Издание снабжено архивными фотографиями. Получить книгу за пожертвование можно по ссылке. Расскажите друзьям и коллегам о нашем канале. Ссылка канал https://t.me/rzhev42

Остальным приготовиться!

Первый пошел!

Мы решили попробовать провести небольшой опрос. Правильный ответ с объяснением причин будет вечером.

Продолжение Я пригнулся к глазку киноаппарата, слежу за репетицией. Но чувствую, что-то в кадре не так. как должно быть. Как будто декорация вся изнутри подсвечивается. – Горит, что ли, все? – спрашиваю пожарного. – Да-да, – радостно кивает он. – Что «да-да»? Я же просил поливать водой декорацию изнутри. – Да, да, – соглашается пожарный. – Воду. – ору, – лейте на декорацию! – Какую воду? – Вашу! Из пожарных машин. – У нас нет воды, – пожимает плечами пожарный. – Как нет? – Так. Мы ее еще днем всю вылили, когда ваш самолет взорвался. – А чего же новой не набрали? – Никто не сказал. – Весь вечер вам твердят, что надо защитить декорацию от огня. Вы меня слушаете, киваете... Тут пожарный заулыбался еще шире и смущенно сказал: – Да вы как-то быстро говорите. Слушать интересно, а понять нельзя. И я вижу, что он до ушей залит спиртом – принял на радостях, что спас декорацию. – Да вы не горюйте. – утешил меня пожарный. – Мы сейчас заправимся водой, вернемся и все потушим. Действительно, три пожарные машины развернулись перед горящей декорацией и уехали. Минут через двадцать они вернулись с водой. Декорация к этому времени полыхала, как Москва при Наполеоне. Через час от нее остались одни головешки. Это была полная катастрофа. Потом мы собрались, подумали и стали все снимать по-другому. Но это другая история. Эта история похожа на те, которые вам часто хотят рассказать первые встречные, узнав, что вы из кино: – У меня есть потрясающий материал для фильма! Бери и снимай. Нет. Не обманывайтесь. Это просто случай из жизни. Как будто похожий на то, что мы видим в фильмах. Но между ним и фильмом пропасть. История для фильма – это конструкция, которая в итоге становится похожей на жизнь. Когда все правила спрятаны внутри. Дилетантские знания, когда вы что-то слышали, а что-то нет, мало помогут вам. Важно, чтобы все правила работали сообща. Герою должен противостоять антагонист, превосходящий силой. История должна развиваться от события к событию. Каждое событие разворачивается в три акта, через поворотные точки. Тема должна расти в непрерывном конфликте с контртемой. Среди всего этого герой растет, преодолевая бреши. Это перечисление с непривычки выглядит как-то пугающе сложно – на самом деле нет ничего проще, когда привыкнешь. А конечный эффект настолько выразителен, что, освоив ремесло, вы не сможете вернуться к неграмотной самодеятельности. В этой истории с пожаром не работает злая воля антагониста. Вместо него много разнообразных препятствий, не подчиненных единой сквозной сверхзадаче. Поэтому и герой не проявляет достаточно риска, мужества, отваги, чтобы преодолеть бреши. Нет четкой «точки без возврата», нет кризиса перед кульминацией... Короче, нет многого, что должно быть спрятано в структуре, внутри истории для напряжения конфликта и развития темы. Все это, конечно, можно ввести в историю. В эту, как и в любую другую. Но для этого ее надо всю переписать. А факты можно взять эти. можно выдумать другие.

Сейчас приходится консультировать несколько военно-исторических сериалов и везде схожая проблема - слабое владение ремеслом. Есть такая книга А. Митты "Кино между адом и раем"http://lib.rus.ec/b/68835 В ней, среди прочих, даны ответы на вопросы откуда берутся суки-особисты? Почему у Михалкова получилось УГ? Почему невозможно экранизировать истории с сайта "Я помню"? И на многие другие. В качестве примера ответа на последний вопрос большая цитата В конце 70-х годов я решил снять первый советский фильм катастроф «Экипаж». Денег было мало, но Аэрофлот нам помогал. Дал бесплатно огромный самолет ТУ-114, который отлетал все положенное ему время и встал на кладбище самолетов в конце аэропорта Домодедово. Двигаться он не мог. И я решил: построю прямо на аэродроме вокруг самолета декорацию аэровокзала и взорву вместе самолет и аэровокзал. Такого масштабного трюка тогда даже американцы не делали. Будет кадр века. А на фоне этого гигантского пожара сниму много увлекательных трюковых сцен. Летчики позволили мне построить декорацию рядом с кладбищем самолетов прямо на взлетной полосе. Она, на наше счастье, стояла на ремонте и бездействовала 4 месяца. Воодушевленные, мы бросились в работу. Но нам грозила брешь: в Москве этим летом планировались Олимпийские игры. На стройках хорошо платили, и все работали только там. А наша декорация строилась кое-как. На нее пригоняли пьяниц, посаженных на 15 суток. До 11 утра они что-то делали, а как только в магазинах открывались водочные отделы, напивались и лежали на траве. Прошло 4 месяца, и брешь раскрыла пасть. Хозяева аэродрома пришли и сказали: –Распишитесь, что через три дня ваше пребывание на взлетной полосе будет преступлением, вам грозит штраф или 6 месяцев тюрьмы. Взлетная полоса готова. – А как же декорация? – Мы ее разрушим. – Но мы ее еще не достроили. А после нам надо снимать ее три недели. – Три дня, и ни одного больше. Декорацию сроем, место закатаем асфальтом. А мы вложили в эту декорацию все деньги фильма. Мечтали снять кадр века. Нам грозит полное поражение. Но эта угроза времени вызывает то, что называется регулировкой или приспособлением. Мы приспосабливаем свои желания к реальности, изменяем свое поведение. Мы решили: начнем снимать сиену, когда огонь уже охватил всю декорацию. Кто там разберет: достроена она или нет? А на фоне пожара взорвем самолет. Это был ужасный компромисс, но другого выхода не было. Все-таки останется уникальный кадр: пылающий аэропорт и взрыв настоящего самолета. Для этого нам необходимо 6 тонн горючего: зарядим 2 тонны в декорации, 2 тонны разольем по полю между аэродромом и самолетом, 2 тонны зальем в самолет, чтобы он изорвался. Горючее должно было приехать в 3-х цистернах. С утра ждем, но приезжает только одна цистерна. – Где остальные? – спрашиваю. – Больше ничего не будет. Говорят – много просите. Но меньше нельзя. Пожар не получится. Счетчик времени тикает. Конфликт напрягается. Возникла новая брешь. Снова надо проводить регулировку, приспосабливать свои желания к реальности, менять поведение, чтобы преодолеть брешь. Единственную цистерну залили в самолет, заперли двери, чтобы керосин не выветрился. А я кинулся на студию уговаривать начальников, чтобы выдали из фондов студии еще 4 тонны. Экономика-то была плановая, все было заранее распределено. Купить горючее на рынке – это было преступление. Потом уже оператор рассказывал мне: – Я за тобой иду по кабинетам начальников, а они хохочут: «Тут ''твой» режиссер только что плясал, сценки разыгрывал. Насмешил". Это я их убеждал, какие будут увлекательные съемки: кадр века. Но убедил. Обещали назавтра еще дать две цистерны из запасов. Перепрыгнули эту брешь. Ожидаем счастливого итога. Ночью снимали сцены без огня. Днем я спать не могу. Чувствую – сегодня мы снимем кадр века. Возбужденный, еду на аэродром, а сзади тяжело катят бензовозы. При въезде на аэродром встречает меня начальник охраны. Я ему говорю: – Приходите на съемки. Будем взрывать самолет. Вы такого еще не видели! – Еще один? – спрашивает начальник. – Обязательно приду. И жена тоже придет.