РОМА ВОДИТЕЛЬ ПАРОМА

В Сибиу на фестивале, увы, смог посмотреть не очень много. Пожалуй, самое сильное впечатление — «Калигула» Киевского национального театра имени Ивана Франко. (По понятным причинам давно не видел их спектаклей и в самом театре много лет не был — а когда-то не было случая, чтобы, приехав на родину моей мамы, не забегал увидеть Богдана Сильвестровича любимого… но это в мемуарах, потом.) Режиссер Иван Уривский «упаковал» всю пьесу Камю в восемьдесят минут и в ржавый контейнер со множеством окон и окошек разной формы, из которых персонажи высовываются, выглядывают, выпадают, выдавливаются… и в которых, согнувшись и деформируясь, они прячутся, скрываются, подглядывают и подслушивают друг за другом, скашивая глаза и втягивая головы в плечи. В этом проржавевшем, годящемся только на металлолом государстве-вагончике есть только один персонаж, способный вытянуться в полный рост — это и есть Калигула, даром, что замечательный артист Олександр Рудинський здесь самый высокий из всех. Этот Калигула — грустный клоун с набеленным лицом, мечтатель и наблюдатель, инородный элемент в этом странном, безжизненном мирке, который с самого начала кажется обреченным на смерть. Перед которой он успевает буквально возвыситься над всем окружающим, распрямиться, преодолеть железный контур бытия — но лишь для того, чтобы безжизненно повиснуть вниз головой.

Пополнил коллекцию границ. Пересек на пароме естественную преграду между Румынией и Болгарией — Дунай. Приятно побыть хоть ненадолго не водителем парома, а его пассажиром, даже если сам «ферибоат» болгарской юрисдикции — старая, выдохшаяся посудина, забитая фурами. Румыния и Болгария уже одной ногой в Шенгене, но это нога воздушная. А вот водно-сухопутная конечности обеих стран застряли в прошлом, поэтому на обоих берегах пограничники по-прежнему теребят и вертят ваши паспорта. Путь из Сибиу в Плевен растянулся больше чем на полдня, и десятиминутная переправа была едва ли не лучшей частью дороги. Ну если не считать проезд по ущелью Карпатских гор, между Трансильванией и Валахией.

Шоссе «Трансфэгэрашан», построенное когда-то по приказу Чаушеску.

Это управляющая панель в моем номере в гостинице в Сибиу. Свет, кондиционер, ресепшн, «don’t disturb» и «clean my room», ночник и будильник — все на одном сенсорном экране. Гостиница, увы, не в центре, но зато в одно из окон моей комнаты можно посмотреть на квартал новостроек — вид его ничем не отличим от такого же, но, скажем, норвежского. В другое окно видны черпицы и шпили старого трансильванского Херманнштадта. Знаю, что своим знакомым я уже поднадоел своими рассказами о том пути, что Румыния прошла за те почти тридцать лет, что минули со времени моего первого приезда на театральный фестиваль в Сибиу. Действительно, не перестаю радоваться и восхищаться тем, как эта страна — на моих глазах и в отличие от моей страны — воспользовалась историческим шансом шагнуть из коммунистической нищеты и темного бесправия в демократию и цивилизацию (да-да, при всех проблемах и изъянах последних, я в курсе). Впрочем, многое еще предстоит сделать. Ключ-карточка от моего номера отказывалась работать три раза подряд. Я уже начал закипать от недовольства, и тогда девушка на ресепшен, глубоко вздохнув от бессилия, достала из-под стойки обычный ключ с биркой, которым я теперь и пользуюсь. Надо сказать, что я испытал огромное облегчение — все-таки не в розовых облаках нахожусь, а на земле, в близкой мне Восточной Европе, почти дома.

В Музее Бенаки в Афинах я увидел мраморное рукопожатие — сохранившийся фрагмент надгробного памятника IV века до нашей эры. Чья эта могила и кто соединил кисти рук, мы не знаем и не узнаем никогда. Но это крепкое пожатие. Может же быть, что имеется в виду символическая неразрывность двух миров — здешнего, земного и невидимого, того, где наши близкие? Или это прощание перед уходом навсегда? Это одно из самых сильных моих греческих впечатлений. А когда в музейном магазине обнаружился сувенир — копия экспоната, вопрос о том, что увезти на память о месяце в Греции, отпал сам собой.

В Музее Бенаки в Афинах я увидел мраморное рукопожатие — сохранившийся фрагмент надгробного памятника IV века до нашей эры. Чья эта могила и кто соединил кисти рук, мы не знаем и не узнаем никогда. Но это крепкое пожатие. Может же быть, что имеется в виду символическая неразрывность двух миров — здешнего, земного и невидимого, того, где наши близкие? Или это прощание перед уходом навсегда? Это одно из самых сильных моих греческих впечатлений. А когда в музейном магазине обнаружился сувенир — копия экспоната, вопрос о том, что увезти на память о месяце в Греции, отпал сам собой.

Ну вот, что я говорил. Жюльен Гослен назначен директором парижского «Одеона — Театра Европы»

Король Оттон, король Георг Первый и карта «греческих мечтаний» — осуществленных и нет… Экспонаты изумительного Музея Бенаки в Афинах.