Острые страницы

Почти не читаю графические романы, и все же не могла пропустить «Джазмена» Джопа и Гарольда Пайффера (пер. Валентина Чепига, @polyandria NoAge) — антиутопию с магнетическими иллюстрациями, пропитанными музыкой. В вымышленном городе Нью-стори-сити мэр, засевший в самой высокой башне, контролирует жителей с помощью гипнотизирующих и отупляющих нейрорадиоволн и варварски пускает под снос старые кварталы. Где зло, там и сопротивление: в доме-корабле пестрая компания из списанного в утиль ностальгирующего саксофониста, известной в прошлом певицы, забывчивого бармена и решительной программистки замышляет запустить свою джаз-волну — мир спасет музыка! По атмосфере и немного по сюжету «Джазмен» напомнил нуарный роман Франка Буиса «Пьющие ветер». В конце упомянуты мировые звезды-прототипы (Скримин Джей Хокинс, Мундог, Калипсо Роуз, Нина Симон) и, отдельный подарок, плейлист к роману, который редакция NoAge любезно разместила здесь. Глубокоджазовое погружение!   #всестраницы #поляндрияnoage #франция

Почти не читаю графические романы, и все же не могла пропустить «Джазмена» Джопа и Гарольда Пайффера (пер. Валентина Чепига, @polyandria NoAge) — антиутопию с магнетическими иллюстрациями, пропитанными музыкой. В вымышленном городе Нью-стори-сити мэр, засевший в самой высокой башне, контролирует жителей с помощью гипнотизирующих и отупляющих нейрорадиоволн и варварски пускает под снос старые кварталы. Где зло, там и сопротивление: в доме-корабле пестрая компания из списанного в утиль ностальгирующего саксофониста, известной в прошлом певицы, забывчивого бармена и решительной программистки замышляет запустить свою джаз-волну — мир спасет музыка! По атмосфере и немного по сюжету «Джазмен» напомнил нуарный роман Франка Буиса «Пьющие ветер». В конце упомянуты мировые звезды-прототипы (Скримин Джей Хокинс, Мундог, Калипсо Роуз, Нина Симон) и, отдельный подарок, плейлист к роману, который редакция NoAge любезно разместила здесь. Глубокоджазовое погружение!   #всестраницы #поляндрияnoage #франция

Когда еще читать «Тоннель», как не в июле в +40 Екатерина Манойло сказала слушать — буду слушать. Чтецы потрясные! #перваястраница

«Шарики патинко» Элизы Суа Дюсапен (пер. Елизавета Рыбакова, @polyandria NoAge) прочитала за пару часов, из-за микропространств поймала приступ клаустрофобии и ощутила запах нагретого пластика. Кажется, что читаешь автофикшн: рассказ от первого лица, биографические совпадения с автором (тридцатилетний возраст, корейские корни, жизнь в Швейцарии).  Главная героиня проводит август в Токио у бабушки и дедушки, которых планирует отвезти в Корею, изредка подрабатывает репетитором по французскому у десятилетки. Старики полвека держат салон патинко — автоматов с шариками, которые изобрели корейские мигранты и к которым японцы относятся с презрением, несмотря на значительные доходы казны. Семейная история, болезненность которой отчасти предопределило внешнее (холодная и корейская войны, вынужденная миграция) и сформировало внутреннее (стыд, вина, непринятие, языковой барьер), — возможность порефлексировать на тему семейных отношений и погрузиться в культуру азиатских стран.   #перваястраница

​​🍋«Наследие» Мигель Бонфуа | @polyandria NoAge Пер. Елизавета Рыбакова   Мигель Бонфуа, французский писатель с южноамериканскими корнями (венесуэльскими — от матери, чилийскими — от отца), создал масштабную семейную сагу, выверил и… сократил наполовину. Первая реакция — расстроиться: такой литературы хочется много. После приходит понимание, что в большем объеме она не была бы так беспощадно прекрасна. В своем третьем романе Бонфуа по-французски очаровательно наследует традициям латиноамериканского магического реализма и, конечно, титулованному колумбийскому коллеге Гарсиа Маркесу и, рассказывая о жизни нескольких поколений иммигрантов, вписанной в вековую Большую историю, делится прошлым собственной семьи, талантливо ограненным в художественную прозу.   В 1870-е годы, за сто лет до военного переворота Пиночета, из-за трагедии французского виноделия, уничтожившей треть виноградников страны и вынудившей тысячи виноделов иммигрировать в Африку и Америку, молодой француз с виноградной лозой в кармане отправился в Калифорнию. Судьба же забросила его в столицу Чили, где будущая семья пустит воздушные корни, которыми сквозь годы и километры будет тянуться к Франции. В век войн, революций, диктатур, репрессий и миграций, пока человек будет осваивать небо, а Сантьяго — превращаться в космополитичный город, в доме в тени лимонных деревьев будет остросюжетно разворачиваться своя драматическая и в то же время светлая история. Здесь будут встречаться и жить люди самых разных профессий: будь то женщина-сокольничий, которая родит в вольере для птиц женщину-летчика, которая прогрессивно надет брюки, и обе будут вести борьбу против ограничений, накладываемых полом; маэстро, который организует в деревне симфонический оркестр для исполнения итальянских опер и будет дирижировать до самой смерти; или мальчик, который станет революционером и писателем с вечной сигаретой в зубах и семнадцатью чашками кофе в день. Любопытно, что Бонфуа может себе позволить на первых страницах главы в двух словах рассказать судьбу героя, и такой спойлер не испортит, а придаст происходящему своеобразный шарм.  В вольере с фонтаном будут жить десятки птиц, сбежавших от пожара войны, а любимой сове будут ставить пластинки с бельгийскими песнями, будет стоять семейная ванна на львиных лапах, и купание в воде с лимонной кожурой станет лекарством ото всех бед. Через годы, когда лимонные деревья срубят, чтобы построить самолет, в этой же самой ванне будут жечь книги, боясь обысков.   Здесь в легких утопленников живут золотые рыбки, дети кричат из утробы, а старые знахари левитируют, птицы болеют вместе с хозяевами, привидения приходят проводить в последний путь, а смерть к лицу, закономерна, украшена и драпирована магией. Здесь переживут множество потерь и поражений, будут упорно служить своей миссии и призванию, повторять прошлое, возить с собой виноградную лозу, напутствовать детям найти родственника во Франции, стоять перед сложным выбором, рождаться и перерождаться в Круге жизни под одноименную песню из «Короля льва».   Концентрированная, яркая, насыщенная событиями и переживаниями проза (будь то поддержка дедушки, который привез оркестр проводить внучку в первый полет, или подробности извращенных пыток), в которой нашли место пацифизм познавших войну и движение за права женщин, вдохновляющие реальные события и лица из мира авиации и мрак военной диктатуры, — наследие Бонфуа.   #всестраницы #поляндрияnoage #франция

Забрала вчера новые NoAge. Из «Открытки» неожиданно выпал трогательный сувенир, а у «Шариков» обложка Брайля♡

​​8 взрослых книг, главные герои которых дети Для книжного клуба детских соавторов взяла рекомендации у Кати, канал Острые страницы Базовая база «Маленькие женщины» Луиза Мэй Олкотт Изначально рассчитанная на детскую аудиторию книга времен Джейн Остин была переведена более чем на пятьдесят языков. В 2019 году вышло издание в переводе Ирины Бессмертной: с сохранением стиля автора, речи и жаргонизмов в период Гражданской войны в США (1860-е). История семейства Марч, в котором дружно живут, мечтают и взрослеют четыре сестры, покорила весь мир и не раз была экранизирована. Если захочется британскую версию «Маленьких женщин» сто лет спустя, то стоит обратить внимание на первую часть автобиографичной «Саги века» Ребекки Уэст — «Фонтан переполняется» (аудиокнигу чудесно читает Аля Утдинова). «Убить пересмешника» Харпер Ли Многомиллионный тираж, топ во всевозможных списках, Пулитцеровская премия 1961 года и история громкого судебного дела, рассказанная шестилетней девочкой. Вымышленный город в штате Алабама, США, 1930-е годы, расизм, социальное неравенство, борьба за права и мир взрослых глазами ребенка. Большая и жирная взрослая литература «Библия ядоносного дерева» Барбара Кингсолвер Художественная хроника Конго 1960–1980-х годов и настоящая Африка, о которой рассказывают жена проповедника и четыре дочери. Близнецы-подростки: Лия с верой в отца и любовью к Богу и Ада (не отрада) с хромотой, молчанием и миром Эмили Дикинсон и палиндромов. Отдаленно напоминающая Скарлетт О’Хара старшая Рахиль, которую не смущает собственное невежество. Пятилетняя харизма Руфь-Майя с мягкой игрушкой — обезьянкой по имени святой Матфей. «Клуб неисправимых оптимистов» Жан-Мишель Генассия Дебютный роман и сразу Гонкуровская премия лицеистов. Париж, начало шестидесятых. Двенадцатилетний Мишель запоем читает книги, слушает пластинки, снимает на пленку, смотрит иностранные фильмы в оригинале, мастерски играет в настольный футбол и ведет рассказ о непростой жизни подростка, в которой обитель счастья — маленькое парижское бистро с шахматным клубом за ширмой. Если захочется продолжения, то оно есть — «Земли обетованные». Любимые пирожочки «Дьяволы и святые» Жан-Батист Андреа Пожилой мужчина играет на пианино в аэропортах и на вокзалах и рассказывает свою историю, которая началась с авиакатастрофы в конце 1960-х годов и продолжилась во французском приюте для мальчиков. Поэтичная, романтичная, глубокая до Луны и обратно, книга настолько живая, что пульсирует в руках. Если захочется еще Андреа, то в дебютном романе «Моя королева» главные герои — подростки. «Калечина-Малечина» Евгения Некрасова Десятилетняя Катя живет в мрачной многоэтажке с уставшей матерью и деспотичным отцом, но по сути сама по себе. Затравленный отчаявшийся зверек с безнадежно спутанными волосами, которого достали все: и дома, и в школе. Когда жуткая повседневность захватывает с головой, объявляются нежданные гости. История о том, как выжить и не загасить в себе слабый огонек уверенности, что ты хороший человек и ценен без условий. Селебрити «Книжный вор» Маркус Зусак Поэтичная, мрачная и трогательная история, которую рассказывает Смерть: в фашистской Германии девятилетняя Лизель крадет методичку «Наставление могильщику», которая перевернет не только ее жизнь. «Миндаль» Сон Вон Пхён Главный герой не способен испытывать чувства и живет с мамой и бабушкой над книжной лавкой, пока не случается страшная трагедия. Автор — по-настоящему любящий родитель — не придает значения, что кто-то из героев не оправдывает ожиданий или отличается от других, и пишет с нежностью и теплом. И еще 12 Если чтение из профессионального интереса, то можно, не обращая внимания, что где-то персонажи вырастут, поискать любопытные решения среди книг: «Медведь» Кривак / «Сириус» Серван «Ничто» Теллер «Детство» Дитлевсен «Кроха» Кэри «Пьющие ветер» Буис «Там, где раки поют» Оуэнс «Адаптация» Дюпон-Моно «Тирания мух» Вилар Мадруга «Голос моря» Ивонн Адхиамбо Овуор «Один на миллион» Вуд / «Служба доставки книг» Хенн @knigovest

Нормализация ненормального — это неверный путь. Важно говорить о том, что это ненормальные условия, даже если мы пока что не можем это изменить.

Последние несколько дней ко стольким ситуациям можно вне контекста применить слова из поста Дарьи Буданцевой, что пора опубликовать их отдельно.

Где, как не в Café Parfé, читать Уэльбека #перваястраница

​​🌚«Когда солнце погасло» Янь Лянькэ | @polyandria NoAge Пер. Алина Перлова   В одном эссе из свежего сборника "Sound and Silence: My Experience with China and Literature" Янь Лянькэ убедительно просит перестать называть его самым спорным и цензурированным автором Китая, но от статуса культового и независимого ему уже не отвертеться. Спустя почти десять лет после первой публикации до русскоязычного читателя в переводе известного китаиста Алины Перловой добрался его роман «Когда солнце погасло». Жаль, что такой колоссальный и кропотливый переводческий труд не вошел в шорт-лист Ясной поляны, где могли бы оценить талант переводчика.   Роман мог бы стать как поводом для присуждения Нобелевской премии, так и основой азиатского мини-сериала Netflix на похоронную тему: семья владеет небольшой лавкой ритуальных товаров, жена мастерит, муж руководит, сын — подросток с особенностями развития — делится их историей. Ненадежный и в то же время максимально честный рассказчик не утаивает от читателя, как отец доносит дяде, владельцу крематория, о свежих умерших и, что важно, о тех, кого уже предали земле, ведь для сохранения пашни законна только кремация. После каждого доноса отец укатывает из крематория бочку трупного жира, и много лет все катится по накатанной вместе с ней. Пока в один жаркий вечер начала июня не случится большой переполох и жители не станут массово ходить во сне: заснобродят.   Вчитаться и привыкнуть к авторскому речитативу, повторам и интонациям — испытание, пройдя которое впадаешь в легкий транс и следуешь за сомнамбулами. Кто-то снобродит иногда, кто-то — всю жизнь в режиме работа-дом. Старые сноброды идут за смертью, молодые — занимаются своими делами, делают то, о чем мечтали наяву, любят, изменяют, бунтуют, воруют, убивают, одни молчат, другие, как пьяные или помешанные, бормочут, а третьи только делают вид, что спят. Пока сноброды будут реконструировать события многовековой давности ради будущего Поднебесной, читателю будет казаться, что заснобродили все (он сам, рассказчик, писатель) и все смешалось в книге Янь Лянькэ. В вязком болоте абсурда и безумств, среди смертей и мрака есть место восточной красоте, когда сжигальный зал расписан цветами, а радость выражена так, «будто птицы свили у каждого в голове гнездо и теперь высиживают яйца в тепле и довольстве», кофе в сияющей воде похож на шелк, охваченный огнем, а ленты в волосах распустились желтыми хризантемами. Янь Лянькэ, столкнув деревню и город, будущее и прошлое, сон и явь, написал едкую антиутопию — въедливую сатиру, обличающую современность. Ярко китайский и непривычно странный роман, в котором, вразрез с трогательным желанием рассказчика, летом горит огонь, а зимой жужжит вентилятор.   #всестраницы #поляндрияnoage #китай