Многих авторов, чтобы понять заложенные смыслы, стоит перечитывать или открывать в зрелом возрасте. Правда, школьнику бывает сложно с Достоевским или Гюго.
Некоторые со временем начинают казаться еще более плоскими и вторичными, типа Коэльо. Даже в подростковом возрасте его книги казались не тянущими на восторженные оценки рекламных слоганов.
Какие-то хороши именно для детства и юношества. Например "Мальчик со шпагой" и другая проза Владислава Крапивина. Всем советую подсовывать своим чадам.
И вот открылось, что существует возможность ужасной ошибки, неверной оценки мастерства писателя, когда читаешь одно из его первых произведений и ставишь на нём крест. Так случилось у меня с Сергеем Снеговым, чей ранний рассказ создал впечатление посредственности стиля и идей.
Конечно, некорректно было сравнивать пробу пера с уже известными шедеврами советской научной фантастики — "Поселком" Булычёва или "Миром полудня" Стругацких. Но именно так я и поступил, за что был наказан незнанием, возможно самой проработанной с точки зрения политической философии будущего книгой.
"Диктатор" — кульминация Снегова. Издан после смерти писателя. Это роман о политиках, поставивших во главу своей стратегии морально-нравственные цели при трезвой оценке реальности. Действие его происходит в ином мире, с небольшим отличием в технологиях. На этом фантастика заканчивается ибо этот мир похож на наш, а многие моменты можно считать пророческими: они сильно отражают наше время, героев и происходящее.
Радует, что удалось наткнуться на него и прослушать, ведь теперь всем интересующимся концепцией открытого русского космоса можно смело сказать: он в этой книге.
"- Мы поставили себе задачу - изменить мир в лучшую сторону, - продолжал я. - Полностью истребить все войны, сделать невозможной саму возможность войны, таков был наш план. Но все на свете отбрасывает свою тень, в том числе и добро. Тенью добра является зло. Реальное добро для массы людей неотделимо от какого-то тоже реального зла.
Спасая детей от водной аллергии созданием засухи, убивающей детскую хворь - уж куда выше такого добра, - мы одновременно уменьшили урожай и обрекли тех же детей на последующее голодание, а это зло, и немалое зло. Я мог бы тысячекратно умножить число подобных примеров. Повторяю: тенью добра является всегда сопутствующее ему какое-то зло, как реальная тень сопровождает реальное тело. Гамов ополчился на зло, сопровождавшее наши добрые дела, как если бы мы лично были ответственны за двойственность реального мира. В этом его ошибка. Он надумал судить человека за то, что на солнечном свету тот отбрасывает от себя черную тень. Гамов устроил суд над законами мира, не нами порожденными и не от нас зависящими.
Если существует реально устроитель Вселенной, то надо посадить на скамью подсудимых и его - за то, что он породил во всех явлениях мира двойственность. Скажем ему тогда: "Твоя Вселенная двулична, поработай-ка еще над ней", - и, возможно, он, вторично засучив рукава, перемонтирует по нашему заказу все мировые законы. Но пока этого нет, все наши попытки вытравить из каждого хорошего поступка сопутствующие ему недостатки равносильны задумке отрубить от человека влекущуюся за ним в полдень тень."