Все пропустил

С большим интересом прочитал тоскливое интервью Николая Иванова, председателя Союза писателей России, посвященное запуску новой Национальной литературной премии «Слово». Общий призовой фонд премии, кстати, 16 миллионов рублей, что по литературным меркам довольно щедро. Вынесу несколько симпатичных цитат из интервью: ЧТО читать - это сегодня вопрос не только и не столько досуга, сколько вопрос национального самосознания. (Т.е. победителей наших читать никто не будет и это нормально, досуг читателей не наша забота). Мы не диктуем, кому каких позиций придерживаться. Мы лишь говорим: если ты считаешь себя независимым от Родины, тогда ты не в контексте нашей Национальной литературной премии. (Т.е. диктуем, диктуем). Русская литература в лучшие свои времена не была плоской, и сегодня нам крайне необходимо показать весь литературный и духовный спектр нашего общества. Готовы читать всех, готовы со всеми разговаривать - серьезно и ответственно. (См. цитату номер 2). *** Ну а вообще, у меня только один вопрос в премии. Ну ладно, два. Первый: почему у премии, которой судя по всему выделили немало денег, сайт страшный как моя жизнь? Неужели не нашлось дизайнера, закончившего хотя бы годичные курсы по специальности? Второй вопрос: где женщины-то, а?)) Прозу «жюрят» аж 12 людей, из них женщин – ровно одна штука. Или за женщин отдувается Олег Рой, раз он пишет исключительно дамские романы? Или как? Та же самая история с жюри поэзии – на 12 человек нашлась только одна барышня. Ну как так-то, господа? Еще Сталин, между прочим, говорил своим литературным работникам: ищите писательниц, награждайте их, включайте в жюри! Без фанатизма, но все же. И раз уж вы собираетесь возрождать «Большой стиль» (ох), то хотя бы о гендерном разнообразии не забудьте, даже в СССР с ним было получше, чем вот у вас сейчас.

Прочитал очень хороший роман «Пустые дома» Бренды Наварро, который вот-вот выйдет в издательстве Livebook. Наварро – мексиканская писательница, живущая в Испании. «Пустые дома» ее дебютный роман, который она написала как бы на спор – хотела доказать сама себе, что может создать что-то длиннее рассказа. И хотя «Пустые дома» по старым меркам тянут скорее на длинную повесть (всего 180 страниц), все же будем считать, что это именно роман – к тому же, роман удачный. История происходит в Мексике. Однажды у довольно обеспеченной женщины (впрочем, не сказочно богатой, а, так, из среднего класса) пропадает во время прогулки ребенок. Пока он играл на площадке, героиня отвлеклась на сообщение от любовника, и в этот момент Даниэль исчез. Как мы узнаем дальше, он не просто исчез, его украла вторая героиня – девушка из бедных городских предместий. Она страстно хотела стать матерью, но ее сожитель (иначе не назвать) не хотел ей этого ребенка делать. Это завязка и, по сути, единственное (вплоть до финала) значительное событие в книге. Все остальное – рефлексия героинь о случившемся с небольшим рассказом о прошлом каждой из них. Так, мы узнаем, что Богатая Женщина должна против своего желания воспитывать дочь золовки, которую в Испании убил супруг. А про Бедную Женщину мы узнаем, что когда-то у нее был брат, но потом он погиб на стройке, и никто по этому поводу особо не расстроился (кроме нее, собственно). В разных описаниях и рецензиях, которые я читал, двух героинь стараются противопоставить друг другу. Одна бедная, другая богатая. Одна хочет быть матерью, другая – напротив, не хочет. Этот взгляд на текст меня несколько удивляет. На самом деле, общего у героинь куда больше, чем того, что их отличает. Обе не очень понимают, зачем живут с тем партнером, с которым живут. У обеих героинь нет ни друзей, ни поддерживающих родственников. И они обе, на самом деле, не думают о сыне, как о субъекте, – их волнует материнство, как идея, как роль (внушенная или нет), а не он сам. За весь роман мы толком о мальчике ничего не узнаем. Что он любил, а что не любил, какой у него был характер, привычки – все это остается за кадром. И хотя исчезновение Даниэля в книге – центральное событие, он, как человек, с самого начала и до конца остается в тексте невидимым. Зато мы видим, каким разрушительным для всех (для семьи, для детей, для самих женщин) может быть материнство, лишенное осмысленности. Богатая Женщина с чего-то решила, что ребенок поможет ей наладить жизнь с мужем, а самое главное, что он сделает ее чуточку лучше и, если хотите, нормальнее. К сыну она начала относиться двояко (если так можно сказать) уже во время беременности – с одной стороны, она ждала ребенка, с другой, ненавидела, как инородное тело, растущее в ней. Эти противоречивые чувства будут с героиней весь роман: даже когда мальчика похитят, она будет инстинктивно по нему страдать – и его же ненавидеть. За свою разрушенную жизнь и за напрасные муки. Что же до Бедной Женщины, то материнство в ее глазах было тем единственным, что могло наполнить ее жизнь если не счастьем, то смыслом. Ради семьи, «нормально» укомплектованной (пусть и украденным ребенком), будет резон терпеть партнера, который ее избивает, будет повод утереть нос собственной матери (я-то получше родитель, чем ты!), ну и так далее, и тому подобное. Ясное дело, что мать из нее вышла не сильно лучше, чем из Богатой Женщины: как и соперница, ребенка она не особо замечала, пусть даже и считала, что страстно и самозабвенно его любила.

Прочитал «Искупление» (Inspiria) Канаэ Минато, у которой читал очень хороший роман «Признания» – о школьной учительнице, мстившей своим ученикам за убийство дочери. «Искупление» также строится вокруг смерти ребенка. По сюжету, однажды незнакомец подходит к четырем девочкам на территории школы. Они играли в мяч, а он, представившись ремонтником, просит одну из них помочь ему что-то починить в здании. Девочка соглашается, а через пару часов подруги находят ее тело в раздевалке. Казалось бы, найти преступника будет нетрудно, ведь городок маленький и есть целых три свидетеля, вернее, свидетельницы. Однако никто из девочек не может вспомнить лицо преступника. Отчаявшаяся мать угрожает отомстить подругам дочери, считая, что они из какого-то умысла (или невообразимой глупости) не хотят выдавать преступника – и на том уезжает вместе с мужем из города. Это убийство – и угрозы, конечно, – отразятся на жизни каждой из девочек, и об этих последствиях и рассказывает Минато. Вообще, завязка сюжета – единственное, что выглядит в романе правдоподобно. Истории самих девочек (и матери) настолько невероятны и нереалистичны даже для меня, очень доверчивого читателя, что я могу сравнить их разве что с моим любимым телепроектом «Скелет в шкафу». Давным-давно он шел по НТВ и на мозг он производит примерно тот же эффект, что двойной гамбургер с картошечкой фри – на желудок. Очень вредно, очень жирно, но не оторваться, дайте еще. Точно так же с «Искуплением», на самом деле. Я читал, постоянно комментируя текст про себя: боже, ну нет, не может быть, чтобы писательницы всерьез вот это все сейчас мне рассказывала! И сам же себя перебивал: окей, окей, а что будет дальше, чем эта немыслима драма в духе индийского кино закончится? Думаю, дело здесь не только в моем дурном вкусе (хотя не без этого), но и в том, что Минато просто великолепная рассказчица, умеющая увлекать читателя по щелчку пальцев. Так что если вы соскучились по фастфуду романам с невероятно драматическими поворотами сюжета (и судьбы героев), милости прошу – получите удовольствие.

Короче, решил я тут купить себе тапки. - Ну, так в чем проблема, - спросите вы. - Я в Аргентине, - отвечу я. Любая одежда и обувь, пусть даже домашняя, здесь стоит либо дорого, либо рвется, распадается на нитки, волокна и атомы прямо при выходе из магазина. Впрочем, иногда бывает бинго, и так себя ведет даже дорогая одежда. Так что купить нормальные тапки – задача со звездочкой, как вы поняли, к тому же, я никуда особо не хожу, кроме как в супермаркет Кото. Но порой мне везет, и вот по пути туда я обнаружил целый магазинчик с тапками (да, тут есть магазинчики, специализирующиеся на чем-то одном). Как хорошо, - подумал я, когда проходил мимо него с набитой продуктами сумкой, - в следующий раз обязательно зайду. Следующего раза, впрочем, пришлось ждать долго. Главным образом потому, что магазинчики в Аргентине работают так, как бог на душу положит. Вот, например, этот конкретный - с 10 до 12 и с 16 до 18, и то не во все дни, а когда захочется. И эти временные периоды - ровно те, когда я либо работаю, либо учу испанский, либо опять работаю (и плачу). Почему же магазинчик не работает нормально, спросите вы. Потому что ну а зачем, отвечу я. К тому же, в те редкие случаи, когда мы с магазинчиком совпадали по биоритмам, я все наличные тратил в Кото, потому что невозможно (правда – невозможно) взять с собой столько денег, чтобы хватило на все. А карточки тут не так чтобы везде работают, да и класть на нее деньги – отдельная история. В общем, так я ходил и поглядывал на понравившийся мне тапок (один) в витрине примерно месяц. Оцените масштаб задачи и мои навыки держать цель в поле зрения. И вот, наконец, пару недель назад мне повезло. Мои биоритмы совпали с биоритмами продавщицы тапок, хвала всем святым, и у меня в кармане даже остались не потраченные на мусорные мешки деньги. Я захожу в магазинчик, говорю, дайте мне вон те тапки! Продавщица радостно (еще бы, при таком-то графике работы нашелся покупатель), приносит мне правый тапок и говорит – меряйте, если подойдет, я с витрины достану левый. Меряю. Все подходит. - Беру! – говорю я. – Несите же скорее второй! А второй тапок, как мы помним, на витрине. И подобраться к нему не так легко, это целая задача, вызов, я бы даже сказал. Далеко тянуться да и вообще. Ну, или можно еще открыть витрину ключом, как вариант. Продавщица пыхтит и так и эдак, потом уходит за шваброй, чтобы с его помощью подцепить это глупый тапок. Возвращается. Нет, не удается подцепить. А ничего длиннее швабры в магазинчике нет. Я в изумлении, продавщица размышляет над задачей. Всплескивает руками и говорит: - Знаете, чика у которой ключи от витрины работает по другому графику. Во второй половине дня. А без нее я достать не могу этот ваш тапок, знаете. Приходите сегодня попозже, ми амор. Как вы догадываетесь, попозже я не пришел, потому что наши биоритмы с чикой с ключами расходятся еще сильнее, чем мои биоритмы с первой продавщицей. Так прошла неделя. Потом еще одна, в Аргентине наступила зима. Каким-то чудом я второй раз за короткий срок оказываюсь у магазинчика в нужное время. Захожу с нескрываемой радостью, говорю: - Ну вот он я, вот мои деньги, дайте же мне этот тапок!! – я буквально сиял от счастья, правда, никогда не думал что потенциальное обладание новыми тапками может принести мне столько удовольствия. Чика с ключами, впечатленная моим энтузиазмом, лезет за левым тапком, достает его, кладет на прилавок. - Ну что ж, а сейчас я пойду искать правый, не будете же вы покупать один, верно? - С этим, конечно, сложно поспорить, - говорю я. В общем, она уходит искать правый тапок, я отсчитываю деньги (какая самонадеянность), и через минут 5 чика с ключами возвращается в одиночестве, то есть без моего правого тапка. - Где тапок, - спрашиваю я. - На складе, - пожимает плечами девушка. - А ключ от склада у моей коллеги, которая работает в утреннюю смену. Я смотрю на девушку, стоя в одном тапке. - Буена суерте, ми амор, приходите завтра! – радостно говорит мне девушка, - Пока-пока, мы закрываемся, я тороплюсь! - Сейчас, сейчас, моя хорошая, я уже ухожу, - говорю я. Что тут добавить?

Аргентина снова меня обыграла.

Вот, к слову: в Аргентине, как и в ряде латиноамериканских стран, девушки на равных с парнями являются инициаторами свиданий. Также для парня норма скорее предложить девушке записать его номер телефона, чтобы та уже решила, писать молодому человеку или нет. И вот мы с подругой недавно обсуждали, что трудно представить себе такой мем (и его очень часто встречающиеся здесь вариации) в России. Перевод примерно такой: Она: Привет, помнишь меня? Я тут раздобыла твой телефон, что делаешь завтра? Он: Меняю номер.

Роман Оливье Адана «Под розами» (Corpus) – который скорее пьеса и только прикидывается романом – вызвал у меня смешанные чувства. С одной стороны, я очень люблю камерные истории, построенные на семейных драмах, причем как в литературе, так и в кино. И поэтому, например, всегда готов смотреть фильмы в духе «Это всего лишь конец света» Ксавье Долана с Гаспаром Ульелем () в главной роли. С другой стороны, в таких работах есть довольно тонкая грань, увидеть которую сложно, а вот перейти – легче легкого: это когда в погоне за эффектными диалогами и меткими фразами автор так далеко удаляется от жизни, что действие становится слишком искусственным, слишком книжным. Действие романа происходит в небольшом доме во французском пригороде. На похороны отца съезжаются дети: Клер, Антуан и Поль. Понятное дело, проблемы у них не только с собственной жизнью, но и в отношениях друг с другом. Только мать рада каждому ребенку без исключения. Антуан – младший из братьев, он, что называется, делец. Хорошо зарабатывает, импульсивен и раним. У него скоро будет ребенок, но не от той женщины, от которой он бы хотел. Клер – сестра, старающаяся всех понять. У нее кризис в браке и она подумывает уйти от мужа, только вот ее любовник все тянет и тянет, и не торопится расставаться с женой. Наконец, Поль – режиссер, тонкая натура, одинокий и не очень понятый окружением (да и самим собой тоже) человек. Он давно порвал отношения с отцом, но все же не может проигнорировать похороны. Вся книга – рассказ о нескольких днях из жизни этой частично разрушенной семьи. Антуан ругается с Полем, Клер пытается понять, на чью стороны встать в этом конфликте, а мать лишь печально разводит руками, глядя на происходящее. В то же время, порой желание поскандалить отпускает братьев и сестру, и тогда они, угомонившись, начинают вспоминать детство. Я встала. Малышка тяжело повисла у меня на руках. Размягченные алкоголем ноги слегка заплетались. Я пошла к лестнице. Как я ни старалась, каждая ступенька отзывалась скрипом, и в голове на миг мелькнула мысль: «Черт, папу разбужу, опять разорется». А потом я вспомнила, что он умер и что завтра похороны. Пожалуй, лучшие страницы книги посвящены именно детству – и тому, какими непохожими могут быть воспоминания у детей, росших в одной семье, но с разницей в возрасте. Кажется, только эта тема по-настоящему волновала автора, когда он работал над книгой: он верно заметил, что родители с ходом временем сами меняются, так что к третьему ребенку они уже не те, что были, скажем, когда родился первенец. Адан показывает, насколько различными могут быть воспоминания детей не только о родителях, но даже о конкретных моментах, проведенных вместе с братьями и сестрами. С учетом всего хорошего, что есть (и могло бы быть) в книге, становится лишь обиднее, что герои Адана так часто превращаются из объемных персонажей со своими историями и конфликтами – в спорящие голоса в голове автора. Неправдоподобно пышные монологи, концентрация сложных (и вместе с тем до ужаса банальных) проблем на пространстве одного квадратного метра текста, неловкая попытка в финале превратить саму ткань жизни в пьесу – все это разочаровывает, хотя и, конечно, не до конца убивает книгу. В общем, о потраченном времени не жалею, но все же хотелось чего-то большего.