Empires will die

Смотрите в карточках полное расписание панелей первого дня Деколониальной Конференции. Ещё раз напоминаем, 16 и 17 сентября пройдёт Первая Деколониальная Конференция! Не пропустите это Историческое событие, организованное этническими антивоенными организациями и активистами из россии. Начало конференции - 10:00 (по Берлину) Ссылка на YouTube: https://www.youtube.com/live/pK4RFIz3vKE?si=ztnRbpO8oiyiU-fF

3 Почему так происходит? Понятно, что россия очень много усилий приложила к тому, чтобы скрыть свои колониальные преступления и свою историю. Но в контексте этой работы это даже немного смешно, потому что это просто самый поверхностный ресерч. То, что Хью Локе называет “традиционной художественной работой из указанной области” — орнаментальный рисунок, который он наносит поверх акции — на самом деле является просто интерпретацией герба города Майкопа и добавлением к нему ещё одного образа из важной археологической находки — так называемого “Майкопского клада”. То есть скорее всего ресерч Хью Локе даже не продвинулся от Майкопа — слова Maikop в названии одной из фирм, добывавших нефть на Северном Кавказе — к Адыгее и истории черкесов. Конечно, в гербе Майкопа есть символы, связанные не только конкретно с Майкопом, но и с черкесской культурой и какие-то его элементы — например, трилистник яблони, действительно является “традиционными для данной местности”. Гораздо интереснее с грифонами в нижнем ряду рисунка Локе. Объекты с этими грифонами были найдены в окрестностях Майкопа в конце 19 века в так называемом “Майкопском кладе”, про который подробно написал исследователь Александр Лесков. Они относятся к 5 веку до н.э. и скифской культуре. Я нашла изображения с этими грифонами на сайте Метрополитен музея и, оказалось, что у них очень интересный провенанс. В крупнейший музеи мира эти объекты попали из личной коллекции Alexandre Merle de Massonneau, который был администратором виноградников николая II в Крыму и на Кавказе, в 1920-м году эмигрировал и распродал музеям свою огромную коллекцию. Но некоторые объекты он продавал и раньше, включая некоторые вещи из “Майкопского клада”, — известно, что Altes Museum в Берлине купил часть этой коллекции ещё в 1907 году. Сейчас части “Майкопского клада” находятся в Берлине, в Метрополитен музее в Нью-Йорке, в Музее археологии и антропологии в Пенсильвании. Я не нашла никаких данных, что какие-то объекты из этой коллекции есть в музеях Майкопа. Кстати, бычки, изображенные на гербе и на рисунке Локе, тоже не хранятся в Адыгее, хотя были найдены при раскопках Майкопского кургана в 1987 году. Они находятся в коллекции Эрмитажа. Раскопки и разработки месторождений полезных ископаемых связаны и оба являются частью экстрактивного колониализма. Одни выкачивают нефть и минералы, другие — артефакты других культур. Пока британские компании искали на землях черкесов месторождения нефти, управляющий царских виноградников искал там же археологические находки, чтобы продать их западным музеям.

2 Почему меня зацепила именно эта работа? Один из рисунков Локе сделал на облигации компании Maikop Spies Company Ltd. — британской компании, которая была основана в 1909 году для разработки месторождений нефти на Северном Кавказе — но Хью Локе в своей экспликации, конечно, пишет на “юге россии”. Поверх этой облигации Локе делает рисунок, который в экспликации назван как “традиционной художественной работой из указанной области”. Конечно, в экспликации нет ни слова о том, что Северный Кавказ и его коренные народы были колонизированы российской империей, как нет ни слова о геноциде черкесского народа. Хотя разработка нефтерождений начинается в местах, которые до 1860-х, то есть до финальной фазы Российско-Кавказской войны и геноцида, были населены черкессками. Станицы Апшеронская, Ширванская, Кубанская, Хадыженская — основные точки добычи нефти — были “основаны” в 1863–1864 году, когда российская империя переселяет туда казаков — вместо черкесов, которые были убиты, высланы в Османскую империю или переселены на равнинные территории вдоль левого берега реки Кубань. Чтобы найти эту информацию, в общем, не нужно проводить какой-то суперрисерч и поэтому особенно обидно, что художник, который смотрит вглубь колониальных отношений и исследует их в случае с западными колониализмами, полностью игнорирует эту повестку в случае россии. Но эта невнимательность к контексту в итоге помогает скрывать эти колониальные преступления. Вместо представления о том, что британский и российский колониализмы оказываются связаны в этой точке — потому что, понятно, российская империя получала свою прибыль от присутствия в окрестностях Майкопа множества добывающих нефть британских компаний, работа Локе формирует противоположное — некая “southern Russia” оказывается жертвой западного, британского, экстрактивистского колониализма. Ложный конструкт, который сейчас так активно развивает правительство россии и который на каком-то бессознательном уровне воспроизводится и поддерживается в подобных антиколониальных работах, как рисунки Локе.

1 Пока я не слегла с каким-то вирусом с последствиями, успела доехать на велике (ну, почти) до Амстердама и посмотреть там в Tropen Museum выставку Someone is Getting Rich — про то, как голландская финансовая система основывается на колонизации, экстрактивизме и торговле порабощёнными людьми. Сам Tropen Museum — это интересный пример музея, который, кажется, пытается собрать из своей огромной колониальной коллекции не просто этнографическое собрание, но скорее музей истории колониализма и конкретно колониальной истории Нидерландов. У входа, например, есть небольшая экспозиция с ключевыми вопросами, которые адресуют сейчас подобным музеям, и набросками ответов, которые отражают позицию музея — в виде текста и каких-то примеров из коллекции и подходов к работе с ней. Нормальная стратегия, но, как говорит Азулай и подтверждает её в тексте на Hyperallergic именно в контексте нидерландских культурных институций критик Jermain Ostiana, нельзя деколонизировать музей, не деколонизировав мир. Выставка Someone is Getting Rich довольно прямо формулирует и предъявляет тему связи финансов и колониализма, но при этом проваливается, собственно, в том, как она сделана. Во-первых, наверняка, в коллекции самого музея есть куча объектов, связанных с историями, которые рассказаны в экспликациях — истории возникновения разных финансовых инструментов, которые позволяли спонсировать колониальные экспедиции, торговлю людьми, плантации, чтобы потом получать прибыль на угнетении и истреблении людей. Но самих этих объектов на выставке нет. Во-вторых, было бы круто увидеть на такой выставке больше (чем три-четыре) художни_ц, напрямую связанных с контекстами колонизации, а просто “работы вокруг темы” от суперизвестных и/или белых, вроде, не знаю, Сантьяго Сьерра или коллектива DIS, ну и, например, небелого со-куратора. Делать выставки, подсвечивающие колониализм, но почти не перераспределяющие сегодняшний ресурс музея — гонорары, внимание и так далее — значит, в общем, поддерживать длящийся (нео)колониальный порядок. Есть и кринжовые моменты — вроде видео Павленского на фоне горящей двери Национального банка Франции или неоновая надпись Someone getting rich, давшая название выставке, — работа французского коллектива Clair Fontaine вообще находится в коллекции российского галериста Владимира Овчаренко (который продолжает делать сейчас аукционы Vladey в Москве). Но вообще я хотела написать о другой работе — британского художника гайанского происхождения Хью Локе (Hew Locke), который в серии работ показывает, как работает экстрактивистский капитализм — как создаются деньги, власть и собственность. Художник находит облигации и акции западных компаний XIX–начала XX вв., которые разрабатывали месторождения на землях коренных или колонизированных народов и наносит поверх рисунки, идущие наперекор этим бумагам, обнажающие их захватническую, эксплутационную природу.

Язык — супер-колониальная конструкция, которая впитывает, конструирует и удерживает кучу колониальных представлений, которые потом всплывают тут и там и с которыми вообще непросто бороться. Например, вот этот in the middle of nowhere или no man’s land. Для кого «ничья»? Где действительно находится это «неизвестно где»? Вроде бы понятно, что эти устойчивые выражения «просто» говорят об отдаленности, но в то же время эта «отдаленность» — это всегда ловушка, потому что выстраивает иерархию и часто скрывает колониальные отношения. Вот сейчас я снова услышала это in the middle of nowhere по отношению к вполне конкретному месту в россии. Но когда мы не называем эти места, тем более конкретные места, мы влипаем в воспроизводство колониальных мифов об «открытии никому не принадлежавших земель» и бесконечной «пустоте», где ничего нет, и так далее

Как думаете, сколько геро*инь этого материала «Новой газеты», жили до своей миграции из россии не в Москве? Москва как место их жизни и работы при этом почти не упоминается, как будто это единственное дефолтное место для тех, кто занимается художественными практиками в россии. https://novayagazeta.eu/articles/2023/08/02/art-grazhdanskogo-nepovinoveniia

Второе видео — “Высотная болезнь русского пограничника” Данилы Липатова — что-то совсем противоположное Operation Namibia, такое красивое видео, насквозь колониальное, но, кажется, совсем этого не осознающее. Видео собрано из любительских видеосъёмок российских пограничников и новостных репортажей, сделанных на границе Таджикистана и Афганистана в 1994–1999 годах, и сопровождается короткими цитатами из заметок российских путешественников и альпинистов 1925–1984 годов. Политический контекст этих материалов игнорируется, остаются только чёрно-белые кадры в блюре, где угадываются тёмные человеческие фигуры, ослепительно белый снег и игра света и тени от (видимо) натянутой над людьми маскировочной сетки. Можно было бы сказать, что это экспериментальное artist moving image, если бы это видео, пусть и неосознанно, не было настолько колониалистским и империалистским. Во-первых, это видео — это эстетизация милитаризма. Выборка кадров, их обработка и монтаж сфокусированы, в первую очередь, на эстетических свойствах кадров, игре света и тени, контрастах и т.д без какой-либо проблематизации позиции, из которой сделаны эти кадры — российского пограничника границе двух других независимых государств. Во-вторых, деполитизация контекста. Даже если ты игнорируешь контекст создания материалов, то он никуда не девается, и этот контекст напрямую связан с российским империализмом и колониализмом. Датировка использованных видео — 1994–1999 годы. В это время Таджикистан — это независимое государство, чья территория в 19 веке была колонизирована российской империей и которое позже получило свои границы в процессе формирования национальных республик в составе СССР и в 1991 году стало независимым, но сохраняющим подчинённое положение во многих сферах. Одна из таких сфер — армия и пограничники. В Таджикистане до сих пор находится 201 российская военная база — самая крупная российская военная база за признанными границами рф, которая фактически продолжает свое колониальное влияние в стране и регионе, оказывая воздействие на его внешнюю и внутреннюю политику (об этом например тут). То есть все съёмки, которые использует Данила Липатов, — это съёмки, которые не просто стали возможны благодаря колониальной политике СССР и россии в Таджикистане и Центральной Азии в целом, но которые сделаны прямыми агентами этого колонизации — военными. В-третьих, метафоризация и универсализация очень конкретного пространства. Метафора создаётся в том числе с помощью вырванных цитат из текстов российских путешественников, говорящих о переживаниях, эмоциональных и физических, от восхождения и пребывания на высоте. Эстетизируя съёмки военных, метафоризуруя конкретную ситуацию, деполитизируя архивные материалы — этот комплекс методов в руках художника становится инструментом, пусть и бессознательным, для сокрытия колониальной истории и колониальных преступлений. Эта работа напоминает мне экзотизирующие произведения художников, которые отправлялись в колониальные походы с российской армией или приезжали на оккупированные территории, чтобы запечатлеть “местный колорит” (вместо преступлений) и продолжить колонизацию другими, невоенными способами. Отдельный прикол, что в фильме использована музыка из фильма Ленни Риффеншталь “Голубой свет”. Я подумала, что, может, Данила пытался таким образом сравнить российских пограничников с нацистами — но, как он говорит в интервью, его, конечно, интересовало, что фильм Риффеншталь про покорение горы. Я не представляю, честно говоря, как это вообще прокатило сейчас в Германии.

Ну и да, эта работа тоже связана с семейной историей художника — кто-то из дальних родственников Данилы Липатова был спортсменом, который в 80-е участвовал в эксперименте на Памире о влиянии высоты на физиологию. К слову, в этом году Данила Липатов вёл лабораторию, посвящённую работе с домашними архивами в Ташкенте (интересно, что там было). Там же я посмотрела другой его фильм, сделанный вместе с Карен Циммерман Das System des Gartens, сделанный во время ковида. Потом мы говорили со знакомым, что это было дрочево на красоту — с деполитизацией всех возможных тем, в первую очередь — гендера и ковида. Ну и отдельный прикол, что, оказывается, премьера этого фильма состоялась в рамках проекта “Ташкент — Тбилиси” на Сигме, и в интервью Данила Липатов реально ни разу не говорит про колониализм. В конце хочется сказать очень банальную вещь: деполитизация — сознательная и нет — не приводит к созданию “универсальных” историй. Сделать искусство “вне политики” — это и есть один из основных инструментов диктатуры, колониализма и капитализма.

Посмотрела два фильма на рундганге Кёльнской академии медиаискусства. Первый — Operation Namibia — классный архивный фильм о провале ненасильственного протеста западных активист:ок, второй — “Высотная болезнь русского пограничника” — ну, скорее, фильм, эстетизирующий колониальный милитаризм. Оба фильма так или иначе связаны с архивной работой и касаются семейной истории — но работают с этим очень по-разному. Operation Namibia — линейно построенный нарратив про одноимённую акцию, организованную в 1975 году активист:ками из США и Великобритании. Её идея была в том, чтобы собрать и привезти в Намибию 6000 запрещённых там оккупационным режимом и других “полезных” в революционной борьбе книг (в число которых попала даже “Война и мир” wtf) на корабле. По пути из UK до Намибии (предполагалось, что он займёт 5 месяцев) команда должна была делать остановки и события, чтобы привлекать внимание к апартеиду в Южной Африке и оккупации Намибии. Плохо представляющие реальный контекст стран Африки активист:ки отправляются в Намибию с остановками в Сенегале, Габоне, Либерии, проходят в итоге путь от красивой, наивной идеи к аресту габонскими военными и высылке, к смерти от малярии и провалу их представлений о революционной борьбе в странах Африки. От желания проплыть несколько тысяч километров за пять месяцев — к трём годам сложнейшего пути с постоянными поломками. От самоорганизованного активистского коллектива с участни:цами из США, Великобритании и Германии — к невозможности договориться, ссорам, выгоранию и распаду. Фильм полностью сделан из фотографий и писем экипажа корабля и команды в США и UK, и за этим, очевидно, стоит большая архивная работа. Не включая какие-либо прямые авторские комментарии, он при этом довольно чётко ставит вопросы о колониальности подобных акций и идеализме (и даже опасности) ненасильственного активизма вообще — его просвещенческом пафосе и колониалистских представлениях об универсальном “добре”, которые никак не подкрепляются связью с местными активистскими сообществами. Мне, кстати, не удалось найти исследований этой акции — возможно, причина в её провале и нежелании публично обсуждать его причины. Ну, и связь с личной историей автора фильма, Мартина Парета, — его дядя Ханс был одним из членов экипажа на этом корабле.