Exit Existence
Авторский канал о философской эстетике, сакральных аспектах эстетического и иррациональном в культуре Распорядитель @altaverte
إظهار المزيد4 664
المشتركون
-124 ساعات
-197 أيام
+4830 أيام
- المشتركون
- التغطية البريدية
- ER - نسبة المشاركة
جاري تحميل البيانات...
معدل نمو المشترك
جاري تحميل البيانات...
Изображения, нарисованные нейросетями, похожи на хоррорные картинки, которые становятся все хуже по мере того, как в них всматриваешься. Особенно когда на них собирается толпа. Над первыми в ряду машина обычно работает получше, но в глубине, поодаль, начинается темный ужас. У одних разъехались глаза, у других срезан подбородок, или вовсе лицо спеклось в стекающую массу, как у сожженной резиновой куклы.
Очевидно, что изуродованные лица оказывают неприятное впечатление, но дело не только в этом. С живым человеком тоже может случиться беда. Дело в том, что алгоритм всячески демонстриует непонимание самого концепта лица (лика). В итоге то, что получается, сродни эхопраксии (или эхолалии в случае со словами) — калечная имитация без понимания смысла. Правда, у людей эти эхо-симптомы выражают внутренную жизнь, пусть и туманную для окружающих.
Попугай повторением звуков, пусть не вникая в суть людских значений, совершает коммуникацию. Способность повторять нашу речь попугаи развили в ходе общения с людьми. Как и кошки научились мяукать, променяв свободу и опасность джунглей на лотки с наполнителем и конкурсы пород. А машинная имитация не диалогична, и потому обрушивает зрителя в зловещую долину, где кукла, мертвец, зомби. Причем зомби — не только герой изображения, но и художник.
История онтологически ничтожного ножа это буквально стольность стола, Платон и «как вы отличаете стол от других предметов».
Нож может быть охотничьим, игрушечным, кухонным или из обсидиана, но покуда его смысловой центр тяжести причастен идее ножа, он узнаваем. (Кстати, задача, которая все еще ставит в тупик ИИ — машина не склонна к схватыванию эйдетического и бытийного, в каждом случае имея дело с частной онтикой, и потому клюет на шалости типа магриттовского «Это не трубка».)
Вопрос об онтологической сущности ножа это вопрос о том, удалился ли он от идеи ножа достаточно далеко, чтобы сделаться вещественным воплощением другого эйдоса. Например, оскопленный швейцарец теперь бытийствует как мультитул. В принципе, сгодится для открывания пива. Но да, резы уже не вырежешь.
мертвый якорь
Интересно, как вещь полностью потеряла свою онтологию. Теперь эта штука именуемая "швейцарский нож" более не существует как нож. Онтологически ничтожный нож. А вообще, хочется верить, что наше государство будет последовательно в отстаивании традиционных ценностей и сделает какие-то послабления в плане ножевого законодательства или по крайней мере не будет здесь следовать в кильватере упадочных тенденций Запада. Нет ничего более традиционного в мире, чем нож. Он возник раньше всех мыслимых институтов. Практически сам появился из природы и врос в человеческую руку. Он воплощает технэ как проявление скрытого и создание нового. Нож техно-поэтичен. Он предельно органичен как продолжение одновременно человеческого ума и руки, способных разделять вещи. ⡡⠉ ⠱⡰⣐ ⡄⠰⢈ ⢨ ⢆⢰ ⡈⠘⡉⠑⠴⢨ ⢌⠴⠍ ⣀⠃⢉⡔⠱⡒⠴⠬⠕⡤ ⡨⠒⢃⢁⢐⡄⣁⠥⠩⢒⡤⢢⠲⢐ ⣐⠒⣀⠍⢤ ⢢⡂⡢ ⢢⣐⠎⢢⡌⠕⠕⠪⡅⠢⡅⢌ ⢘⢢⠅⢊⢑⣐⠘⠅ ⢡⡑⢊⣀⡄⠡⡘⠘ ⠃⢡⢈⠍⣀⠢⡤ ⠜ ⠲⡆⣂⡆⡄⠲
https://t.me/foresthome/4482Любопытно сегодня читать исследования, написанные несколько лет назад на волне популярности коронавируса. Многие успели вписать его в монографии о достаточно долгоиграющих проблемах. Понятно, нужно было ввернуть «выходы на современность, добавляющие актуальности». Теперь куча свежих книг, прослеживающих генезис какого-то явления, заканчивается обеспокоенными рассуждениями о COVID-19. О том, как эпохальное вторжение вируса сказывается на психологической, культурной, физической сферах жизни, на образовании и семейных отношениях; о временах глобальной неуверенности, когда бесповоротно изменившая облик мира угроза — и так далее.
Эти пассажи торчат в книжных заключениях немым укором, как сиротливые объявления о масках и перчатках на дверях магазинов — сдувшиеся шарики, из которых вышел воздух-смысл. Про вирус все как будто забыли — увлеклись другими инфоповодами. Или всем теперь просто стыдно. Когда шар сдулся, оказалось, что истерика была не нужна. А еще хочется, вероятно, подавить дискомфорт от того, как легко оказалось заставить людей по всей планете изменить привычный образ жизни, выполнять новые социальные ритуалы, поставить сомнительные прививки, внедрить практики сегрегации. От того, как успешно реализуемы фукианские биополитики как на уровне среды, так и ниже уровня кожи.
Более конспирологически компетентный человек сделал бы далеко идущие предположения о том, какие механизмы таким образом отрабатываются. А мы заметим только, что греки, которые неплохо смыслили в политике, в глаза не видели концепций вроде здоровья нации — здоровье было личным делом человека. Зато гражданин не мог, например, не ходить в театр. Потому что взгляд на общество как на биологическую жизнедеятельность — нечто прямо противоположное нормальной человеческой культуре и социальности.
Раньше — да хотя бы в доинтернетную эпоху — мир, кажется, был куда больше. Не только потому что деревья были большими, хотя и это тоже, а потому что степень его информационной возделанности была куда меньшей. Это оставляло пространство для воображения и размышления.
Сегодня книги, которые когда-то с великим трудом доставались и ксерокопировались, легко доступны и от этого утрачивают свою прелесть. От информационной инфляции теряется глубина погружения — читая одно, уже думаешь о другом, как пресыщенный книжный Казанова. Цитаты и вырванные из целого страницы глядят сиротливыми огрызками, краткие синопсисы и вовсе похожи на то, что кто-то уже ел.
Что-то подобное происходит и со слишком доступными перемещениями. Всего час самолета меняет локацию, как будто в пьесе переставили декорации, а ты все в том же зрительском кресле. И вот вместо загадочных областей, где живут львы и драконы — понятное, в общем, пространство, где сознание так же ускользает в какие-то другие, как будто более интересные (нет) места.
Тут вышла вот такая книга: «Беседы богов. Фрагменты чукагирского эпоса в пересказе Александра Секацкого»
https://litmatrix.ru/product/besedy-bogov-fragmenty-chukagirskogo-eposa-v-pereskaze-aleksandra-sekackogo/
Если что, Секацкий уже как-то написал памятник китайской средневековой культуры. Так что дело тут не в чукагирах, а в концепте, связанном с мифопоэтической природой философского мышления. Концепт («знание не отсюда»), насколько могу судить, состоит в том, что между понятными и легитимными единицами смысла всегда есть лишние слова, недомолвки, случайные образы. И все прочее, кажущееся сором, но на деле обладающее собственным смыслом; и потому не работает, например, идеальный язык Витгенштейна, а если бы сработал, то с нами точно случилось бы что-то ужасное (и, наверное, еще случится).
Харош — самый старый из чукагиров, ему уже сто лет, а может быть и больше. Он всегда отвечает, если знает ответ, и никогда уже больше ни о чём не спрашивает.
Один из правнуков спросил Хароша, чем отличается ныне от прежде. Харош немного подумал и на следующий день ответил:
— Вот чем. Прежде, чтобы сплести корзину, нужно было петь песню. Из неё, из песни, и из прутьев ивы, делали корзину. Теперь корзины плетут отдельно, а песни поют отдельно.
«Беседы богов. Фрагменты чукагирского эпоса в пересказе Александра Секацкого» | Литературная Матрица
Книга «Беседы богов», куда вошли чудом уцелевшие фрагменты мифологии, эпоса и фольклора чукагиров, впервые открывает перед читателем необычный мир мифопоэтических представлений этого удивительного народа Сибири. Благодаря настойчивым усилиям исследователя и составителя Александра Секацкого, разрозненные материалы, в основу которых легли магнитофонные записи этнографических экспедиций прошлого века, а также ряд других труднодоступных источников, были упорядочены, переведены на русский язык и подготовлены к изданию. Несмотря на небольшой объем книги, заинтересованный читатель имеет полноценную возможность ознакомиться с самобытной философией чукагиров, с занимательными деталями быта и укладом жизни людей Севера и погрузиться в мистическую и одновременно поэтичную атмосферу того, что этот загадочный народ смог поведать о себе.
Еще сегодня родился Владимир Набоков, можно пофантазировать о том, что их с Кантом объединяет, раз уж звезды там похожие (про других юбиляров промолчим).
Возможно, это локализация Я координатами пространства и времени, для осмысления и связи воедино которых Кантом задается отправная точка. Слияние пространства-времени в янтарно застывшую Россию, где есть дырочки штепселя за диваном в доме на Малой Морской и доисторические карстовые пещеры в Рождествено, становится возможным после того, как Кантом были сформулированы априорные формы чувственности, которые суть собственно пространство и время.
Известно, что легче и приятней всего писать о том, в чем не специализируешься — как я, например, не специалист по Набокову — но вдруг кому-то пригодится обзорная статья про основные мотивы его творчества: https://knf.md/tg/nabokovs-memory/
Певец бездомничества: изгнание, память и подвиг в творчестве Владимира Набокова
Зачем Набоков так подробно описывал мельчайшие детали и почему его герои то и дело совершают бессмысленные подвиги?
Перелистываю сегодня сборник «Актуальность Канта», вышедший 20 лет назад, на 280-летие философа. Надо сказать, в программе конгресса, который сейчас проходит к Калининграде, добавилось актуальных тем вроде связи кантовского учения и философии искусственного интеллекта (как-то здесь показывала Канта, обращенного в чат-бота). Остается и вечная классика — доказательство бытия Бога, например.
В то же время, с Серебряного века не то, чтобы сильно что-то изменилось в трактовках. Тогда у одних, как у Андрея Белого, Кант был «паук рацио» и деспот рассудка, а другие у кенигсбергца обнаруживали таинственность ноумена, противопоставленную озабоченному копошению позитивизма. Иные русские религиозные философы опирались на кантовскую интуицию о том, что существует нечто непостижимое равно для эмпирического и интеллектуального познания, но парадоксально и неотступно дающее о себе знать.
И даже если прав Белый в том, что «закон, нам седлающий чувственность, не объясняет и не обуздывает ее; ею мчим он, – седок без узды, не управляющий конем жизни, его покрывающий лишь», описание чувственности как таковой — еще не закон или способ управления, но возможность разговора о том, как мы взаимодействуем с миром сущего, и каким способом сущее кажет себя.
Photo unavailableShow in Telegram
Самая, на мой взгляд, завораживающая гравюра Брейгеля Старшего, «Большие рыбы поедают малых». Какая-то крайне богатая на смыслы (социальные, политические, общедуховные) работа, и это при том, что она куда лаконичнее других брейгелевских гравюр.
На переднем плане родитель показывает ребенку — вот, дескать, такова ситуация в мире (ecce!). Ребенок проникается, указывая на то, что в малой рыбе — еще более мелкие рыбешки. Брюхо большой рыбе вспарывает солдат в шлеме. Со своей добычей улепетывает вовсе невиданый рыбочеловек, который тоже при деле, поглощает свою животную часть.
Понятно, что для Брейгеля рыба — это не просто рыба. Впрочем, она никогда и не была просто рыбой. Например, в племенах Северной Америки обожествляли лосося, который, идя на нерест, кормит собой медведей, барсуков и людей. У нас вот сейчас сезон корюшки, тоже проходная жертвенная рыба, которая всегда помогала жителям берегов Невы и Финского залива в трудные весенние периоды.
Мало кто в этом признается, но заниматься философией — это значит постоянно чувствовать себя тупым. Наверное, это справедливо для многих наук, но здесь практика в особенности предполагает прослеживание чужого движения мысли. А оно далеко не всегда очевидно. Чаще как раз наоборот. Понять другого абсолютно верно и сполна вообще невозможно. Особенно когда он многократно умнее тебя. Или вот еще задача — поставить такие вопросы, на которые нет убедительных ответов. Что само по себе дискомфортная ситуация. В результате ты постоянно фрустрирован и в этой фрустрации обживаешься. Трудно не согласиться со словами филолога Андрея Аствацатурова: «интеллект — это всегда зона некоторого неудовольствия». Наслаждение дарят чувственные переживания и манифестации бессознательного. А так называемое интеллектуальное удовольствие — всегда акт мазохизма. Постоянное усилие с постоянным же сомнением в его успешности.
Repost from Crypta Platonica
Если смысл вашей жизни в том, чтобы писать, размышлять и рассказывать, вам повезло и не повезло одновременно. Причина одна — для всего этого не нужно ничего добиваться.
Скажем, если человек «солнечного света» (Розанов) видит смыслом жизни путешествовать, это будит его по утрам, заставляет ехать на работу и перевыполнять план. Ещё сильней в таких случаях, конечно, мотивируют семья и дети.
А творческому, «лунному» балбесу/ке ничего и не нужно — только ручка и бумага, да и то не всегда. Мотивации "вставать на работу" и "перевыполнять план" нет. Собственно, а зачем? Можно писать и в голоде, в пустой комнате. Или на природе. Главное поддерживать себя в пределах, описанных Сенекой:
низший — иметь необходимое, высший — иметь столько, сколько с тебя довольно.Конечно, состряпать "карьеру" можно и из этого — например, став известным писателем или академиком — но мотивация будет всё той же: сделать так, чтоб насущные потребности не отвлекали от самого важного. И видит бог, отвлекают они сильно.