О. Прокопий Пащенко
"Поиск истины, несмотря ни на что"
Человеку, интересующемуся темой поиска истины в науке, будет полезно ознакомиться с мыслями физиолога и академика И.П. Павлова «об уме вообще, и о русском уме в частности». Иван Петрович говорит, что настоящего ученого должна отличать любовь к истине. Исследователь, ищущий истину, должен быть готов в любую секунду отказаться от своих теорий и концепций, если он встречает факты, которые противоречат его концепции. Любовь к истине является настоящим крестом для ученого.
Павлов рассказывал, что однажды ему и его ассистенту нужно было поставить ряд экспериментов чтобы проверить одну гипотезу. И ассистент испугался: если эксперименты покажут, что теория не верна, работу придется переделывать. Оно и понятно: человек на своей гипотезе мог заработать себе имя в научном мире - научную степень. И тут он встречает факты, которые опровергают его теорию, а признать свою теорию несостоятельной перед лицом истины - на это решаются немногие. Академик Павлов говорит, что истину найдет только тот, кто безоговорочно сумеет отказаться от сконструированных гипотез ради истины.
Подобное отмечает и А.А. Ухтомский. Он пишет, что есть ученые, которые оглушены собственной теорией. Новые факты не говорят им ничего нового. Ученый такого склада ума «никак не может вырваться из однажды навязанных ему теорий». Он «кстати и некстати будет совать свою излюбленную точку зрения и искажать ею живые факты в их конкретном значении». Такого ученого отличает бедность и неподвижность мысли. Неподвижность мысли связана с желанием того, чтобы руководящие определения, исходя из которых он оценивает реальность, не были поколеблены. «Какой это типический пример в среде профессиональных ученых!»
Мгновение приносит нам задачу, вопрос. И человек отвечает на эти вызовы, исходя из того, что он внутри себя заготовил. Либо он отвечает на вызовы как собранный [целостный] деятель. Либо – как надломленный. Становится человек надломленным вследствие того, что жизнь принесла ему задачу, а он «сдрейфил», и оказался неполноценным перед лицом текущего момента [например, нужно было помочь родственнику, а человек не захотел тратить время на родственника и отказался помогать, и вот, чтобы избавиться от чувства вины он начинает выстраивать бредовую систему].
«Бредовая система принципиально ничем не отличается от всякой иной, хотя бы «научной» системы. Она строится, чтобы объяснить самому себе получившийся новый опыт» [если человек не решится признаться себе в том, что он поступил не по совести, тогда он будет искать прибежища в бредовой теории, в рамках которой он будет выглядеть безвинной жертвой]. Если человек прибегнет к лукавой уловке и скажет себе, что он не виноват, то освобождение от чувства вины «будет достигнуто в бредовой теории, [суть которой состоит в том] что я – предмет безвинного преследования». Тот, кто начал с самоизвинения, в конце концов придет к тому, чтобы считать виноватыми всех кроме себя, – «а он, столь исключительный, есть величайший!» «Много, много «научных» теорий построено по этому бредовому трафарету!»
Начало болезней, по мнению Ухтомского, состоит «в наклонности понимать и оценивать жизнь из своей персоны, в уверенности, что все критерии правды и ценности заданы в собственной персоне». Человек, охваченный манией самоутверждения, не способен видеть рядом с собой самостоятельное бытие в мире, в своем соседе. Ключ к пониманию и мира, и соседа дается тогда, когда человек решится тянуться к пониманию, «чем они живут в своей самобытности, независимо от его желаний и искательств».
Болезненная мания самоутверждения зачинается тогда, когда человек объявляет искомое уже найденным изначально, «а все остальное отправляется от этого мнимо-найденного».
То есть если изначально мы настроились на то, чтобы смотреть на мир, исходя исключительно из собственной теории, то, когда нам откроются какие-то мы данные, мы не сможет адекватно отреагировать на них. Мы будем истолковывать открывшееся, исходя из нашей концепции.