Марина Шаповалова

Слушать комментарии релоканстских ресурсов к интервью Дурова Карлсону – просто праздник. Если кому надо продемонстрировать тенденциозность и предвзятость «светлолицых», то лучше примера не сыскать. Дуров отказался делиться с ФСБ данными российских и украинских протестных пользователей – это хорошо. Плюсик ему за это поставим. Но ему почему-то не нравится, когда доступ к тем же данным хочет заполучить ФБР – ну прям «фи» об этом Карлсону говорить! Телеграмм не блокирует оппозиционные правительствам каналы – ну, вроде, да, правильно. Обычно же плохие правительства этого требуют. Но и каналы с порнографией не блокирует тоже – хмм, не комильфо как-то. Хотя, вот, заблокировал канал экстремистов после событий в Махачкале: тут мы в полной растерянности и не знаем, как сие оценивать, потому что решение совпало с желанием руководства РФ. Вроде, надо сказать, что он молодец, когда отбивает все наезды на Телеграм и не даёт его заблокировать. Но мы-то с прогрессивной общественностью только всего правильного от него требуем, а он нам кукиш показывает и изворачивается. Вместо того, чтобы открыто показать нам, что он тоже на правильной стороне. Не показывает ничего. Куда это годится? А ещё Дуров жалуется на великие интернет-корпорации, которые его принуждают к соблюдению установленных ими правил. Ишь, какой – правила его не устраивают! Бодаться вздумал. А вот они ему, поди, покажут, где раки зимуют. И кто тут главный. (В этом месте у комментаторов проглядывает лёгкое злорадство, но без полной уверенности, что «наши» киты смогут гуртом сбороть этого своенравного слона.) Совсем кислая мина искажает лица комментаторов от похвалы Маску за его политику в сети «Х»: видать, всё-таки, этот Дуров с Маском – одного поля ягодки. Такой же перец мутный. Вот и на стульях за ним… штыри нам всем показаны. В общем, отчаявшись по содержанию интервью чётко обозначить, за белых Дуров или за красных, комментаторы останавливают свои речи с выражением неоднозначности на лицах. Дескать, мы вам всё разобрали, а вы решайте сами! Да ладно. Какое там – сами! Мы же вас знаем, вы нам обязательно подскажете, кем считать Дурова. Если не уже.

Что же это такое получается: живёшь, живёшь в замечательном конце плейстоцена, а потом – бац! – поздний дриас, и прощай хорошая погода на целое тысячелетие. Тут ведь что интересно: к этому времени (к позднему дриасу) бывшие человеческие родственники уже основательно разбрелись по континентам, чтобы следующие тринадцать тысяч лет не встречаться. Генетика у них была одинаковая, привычки тоже, и занятия не отличались разнообразием: ходи себе туда-сюда по природным ландшафтам за растущей и бегающей едой, собирай её, лови, ешь, и отдыхай в тенёчке на сытый желудок. Хоть на юге Африки, хоть в Америке, хоть в Австралии, хоть в Малой Азии. Но в этом самом позднем дриасе вдруг что-то случилось. Что конкретно случилось – это хороший вопрос для шибко учёных сообществ на будущее, потому что мы тоже не знаем наверняка, с чего это вдруг глобальное потепление сменилось резким глобальным похолоданием. Непохоже, что тогдашние обитатели планеты переборщили с квотами на карбоновые выбросы, но факт, что ледники прекратили таять и, наоборот, начали снова расти. Американские эмигранты побежали от этой беды на юг, продолжая по пути забивать камнями и жрать тоже напуганную мегафауну. Австралийцы задумчиво посмотрели в сторону бывшего сухопутного перехода на историческую евразийскую прародину, но ничего не поняли. Южные африканцы продолжили отдыхать после трёхчасового трудового дня. И только обитатели Малой Азии заметили, что произошёл какой-то импакт, и так с тех пор стали называть внезапное непонятно что. Мало, что заметили – они, единственные на всей планете решили, что надо что-то делать. И начали. Неизвестно, кто им посоветовал заняться сначала вытёсыванием и перетаскиванием огромных каменных плит, но этот безымянный персонаж явно обладал фантастическим даром убеждения. Потому что заставить сверхурочно поработать южноафриканских и австралийских братьев по разуму с тех и до сих пор ни разу не удалось никому. А наши далёкие предки с нагорий современной Турции вдруг начали упахиваться как подорванные, словно только о том и мечтали, и с явным намерением в ближайшие тысячи лет совершить пресловутую неолитическую революцию. Может, они и сами точно не знали, как строительство гигантского мегалитического сооружения связано с процессом одомашнивания зерновых и млекопитающих, но в результате именно это с ними и произошло. После чего они уже как-то сами собой научились делать глиняную посуду, строить каналы и города, выплавлять металлы, считать и писать, а также приспосабливать к собственной пользе плоды умственного познания законов природы. Пока их австралийские родственники изобретали из коряги бумеранг, а американские доедали последнюю непарнокопытную зебру, навсегда обрекая себя на безлошадность. Теперь же возникает навязчивое подозрение, что первостроители культур и цивилизаций, как и их современные потомки, всё это проделывали, не приходя в сознание. Потому что иначе откуда среди нас завелась идея о благотворности слияния с природой. За четырнадцать тысяч лет дошли до цифровых технологий и освоения космоса, как раз имея эту природу и в хвост, и в гриву, а нынче всерьёз решили брать пример с поклоняющихся крокодилам и утконосам дикарей. Чтобы жить с природой в такой же первозданной гармонии, без штанов медитируя на её таинственные силы. Если отказ от поедания мяса животных и от использования энергии ископаемого топлива ради остановки природных процессов не есть религиозный экстаз, то я не знаю, что это. Ей-богу, обтёсывание мегалитов больше помогло пережить изменение климата в дриасе, чем закрытие тепловых электростанций поможет его остановить. Одно неизменно: как неясно, что тогда произошло в мозгах людей, так и неясно, что с ними теперь происходит. В общем, импакта на вас нет.

Не смотрела, но скажу. Что Мария Певчих – девушка такой сногсшибательной красоты, что все прочие её характеристики в сравнении с этой ничтожны. А вот её мнение о девяностых меня не интересует. Потому что любое мнение о столь судьбоносном и наполненном событиями периоде глубоко субъективно. В том числе и моё. Хотя я его прожила и пережила в непосредственных, и весьма травматичных ежедневных столкновениях с грубой реальностью, оставивших шрамы не только в душе. А не в детском саду, как Мария. Что я могла сказать моей тёте, до конца жизни обожавшей Сталина? Что бы ни сказала, она отказывалась слушать: «Ты ничего не знаешь!» С моей точки зрения ничего не знала и не хотела знать она. Но она прожила то время, ежедневно чувствуя его на себе. А я нет. Это важно, потому что человек сверяет пережитое со своими представлениями о должном, былые свои планы, надежды и мечты с их реализацией. У каждого свой счёт и список поворотных событий, счастливых и трагических. Если по итогу в этой картине индивидуального жизненного опыта Сталин выглядит оболганным, социализм – испорченным идеалом, распад СССР катастрофой, а Ельцин с Гайдаром – ворами, то ничего изменить в ней уже нельзя. Можно только заметить, что определяющее значение для сотворения именно такой картины имели стартовые установки. Чему человека учили с детства. Чего он от жизни ждал, входя в неё юным и полным сил. Поэтому мы никогда не сойдёмся в консенсусном мнении о временах, закончившихся двадцать с лишним лет назад. Слишком много тогда происходило всего, ломавшего жизнь со вчера на сегодня. Не то, что воспользоваться – адаптироваться успевал не каждый десятый. Да, время буквально сыпало подарки судьбы на головы, но ими же и пришибало до потери сознания. Я не очень понимаю ненавидящих девяностые своих ровесников, которых 1991 застал тридцатилетними. Как раз тот случай, когда совпадение возраста с началом судьбоносных перемен можно считать невероятным везением. Ты как раз успел и не опоздал, ты уже ко всему готов и ещё всё можешь. Миллиардам людей ничего такого не выпало в тесных рамках с рождения определённых стартовых позиций. А тут всё вздыбилось и понесло течением через пороги на прежде невозможный простор. Не знаю, насколько это важно, но к тридцати я про себя уже всё понимала. Для чего мне не хватит знаний, для чего сил, а для чего смелости и авантюризма. Возможно, это помогло мне избежать страшных провалов и разочарований. И ещё я довольно много понимала про советский социализм. Главное: что он не может закончиться без «синдрома длительного сдавления». Про сам синдром я запомнила после землетрясения в Спитаке. Когда люди, освобождённые из-под завалов через два-три дня, умирали от токсикоза без немедленного подключения к искусственной почке. Я тогда ещё поняла, что нас ждёт тяжёлое отравление продуктами распада с поражением ЦНС. А искусственной почки не будет. Что нового и интересного мне об этом может сообщить Мария? Исключительно красивая молодая дама, у которой как раз сейчас ещё всё впереди.

Новости древней истории "... Первые социальные реформы, о которых мы имеем письменное свидетельство, были осуществлены в шумерском городе-государстве Лагаше в XXI V в. до н. э. Эти реформы были направлены против злоупотреблений «прежних времен», виновниками которых были ненавистные вездесущие чиновники. Они произвольно повышали налоги, вводили бесчисленные новые подати и даже посягали на собственность храмов. В конечном счете жители Лагаша, будучи не в силах более терпеть этот гнет, свергли старую династию Ур-Нанше и избрали себе правителя из другого рода. Этот новый ишакку, Урукагина, восстановил законность и порядок и «признал свободу» граждан". Сэмюэл Н. Крамер, История начинается в Шумере. Лагаш - шумерский город-ном III тысячелетия до н.э., династия Ур-нанше. Кстати, в документе, рассказывающем об этом , впервые в письменных источниках упоминается слово "свобода", по-шумерски - "амарги".

Либертарианство – не коммунизм, а либертарианцы – не большевики. Реакции в комментариях к текстам о безгосударственных порядках обнаруживают принципиальное непонимание разницы. Приходится безуспешно успокаивать возмущённых: никто вас тут не тащит ни в какое светлое будущее без государств, незачем так упираться и доказывать, что ничего не получится. Вас предупреждают. О том, чем нам всем и лично вам грозят процессы, обнажающие паразитарную суть государства. А они сейчас как раз выходят на эту финишную прямую. Вам объясняют, что не надо по этому поводу впадать в панику, потому что жизнь на этом не закончится. Вам предлагают способы выживания и самоорганизации без повторения ошибок. Способы притом естественные, не требующие насилия над человеческой природой. Всегда работавшие, иначе история человечества была бы топтанием на месте или унылым вращением по одному порочному кругу. Вам не придётся отказываться от удобств существования внутри государственного порядка, реальные они или мнимые. Речь совсем не о том, что вам необходимо уверовать в благотворность безгосударственности, вооружиться этой верой и расправиться с государством. Ничего такого не будет и не надо. Речь о том, что сначала исчезнут эти самые удобства. И не все сразу, а в довольно продолжительном процессе. Они будут как бы отключаться одно за другим, потому что агонизирующее государство не сможет их исполнять и обеспечивать. При этом оно будет работать на самосохранение, продолжая выкачивать из нас ресурсы. А мы будем постепенно адаптироваться к каждой новой, всё менее удобной нам реальности. И уговаривать себя потерпеть. И ждать, когда «всё как-то образуется». Потому что государство при этом будет главным образом поддерживать свои силовые ресурсы и давить на нас, ограничивая наши инициативы. Чтобы мы привыкали и терпели, а не действовали. Посмотрите на те страны, где государства сейчас агонизируют: там именно так всё и происходит. Аналогия с паразитом тут замечательно иллюстративна: паразит живёт, пока есть что сжирать в организме-носителе. Сожрав его изнутри целиком, паразит умирает. Проблема «пустой оболочки» бывшего носителя в том, что в нём не осталось органов и систем, способных функционировать. На этом аналогию можно отбросить, потому что человеческие сообщества – не биологические организмы. Они стремятся регенерировать, выживать, создавая «теневые» для паразита взаимодействия. Система государственного соцобеспечения сдохнет обязательно, потому что она – часть паразита. До того, как «социальное государство» поглотило естественные системы социальной защиты сообществ, они работали, росли и размножались. Государство прервало этот процесс, заменив общественные институты симулякрами, через который удобно выкачивать дополнительно средства в свой бюджет. Но этим саму интенцию к социальному взаимодействию на этом поле не уничтожило – волонтёрство перманентно возобновляется даже там, где оно законодательно запрещено. Люди помогают ближним и дальним, незнакомым, не имея от этого никакой личной выгоды и даже подвергаясь за это репрессиям. Неужели хотя бы одного этого недостаточно, чтобы понимать, что без государства люди отнюдь не превратятся в зверей? Безгосударственные взаимодействия нам просто ПРИДЁТСЯ вспоминать, осваивать и развивать, по мере того, как государства будут деградировать и огрызаться. Но мы сможем заменять государственные симулякры реальными делами, когда других способов выживания оно нам не оставит. Либертарианцы лишь говорят о том, что это неизбежно. Более того, эта неизбежность уже не в туманном далёком будущем, а в процессах, которые мы наблюдаем. Потому подумать заранее, как и что делать, совсем не лишнее занятие.

Всем спасибо, кто помогал! Пока справилась с проблемой.

Этот комп я купила год назад, и всё на нём установлено в последних версиях. Но начались какие-то фокусы. Ворд показывает, что "не удалось сохранить" и требует войти в аккаунт гугла. При этом потеря текста, который у меня открыт постоянно, равносильна для меня атомной войне по последствиям. С испугу и на всякий скопировала текст копипастом в новые файлы, чтобы не потерять, но в копиях какая-то фигня с его видом: не воспроизводятся отступы, заголовки, параграфы и пункты. Если кто-нибудь понимает, почему вот это всё, и что делать, буду признательна за пояснения и советы.

Либертарианский порядок это не конструкт, который можно представить в виде модели и описать, а способ взаимодействия в отсутствии неестественных (произвольно созданных) ограничений. Естественное право как ограничитель не требует никаких пояснений: в отличие от законов, придуманных людьми, оно не нуждается в сложных толкованиях. Противодействие агрессии в отношении личности или собственности законно. Ущерб должен быть возмещён. И так далее. В суде, руководствующемся естественным правом, нет места казуистике, не может быть преступлений без пострадавших. Все формы неагрессивного взаимодействия между людьми равно допустимы, ни у кого не нужно получать на них разрешения. Требующие описать в деталях функционирование либертарианского сообщества не понимают самого важного: это невозможно, как невозможно описать сотворение человеческих языков. Удобный всем порядок сам складывается в процессе взаимодействий и может отличаться в деталях в разных условиях проживания людей. А универсалии вырабатываются в ходе более плотных и интенсивных взаимодействий. На примере древнего мира мы знаем, что в разных регионах денежным товаром становились меры зерна, скот, куньи шкурки или морские раковины. Но по мере вовлечения этих регионов в общий рынок на роль денег выдвигались драгоценные металлы. Не потому, что кто-то так придумал и приказал, а потому что естественным образом выяснилось, что так удобнее для всех. Мы не глупее предков, живших тысячи лет назад. Наша беда в том, что мы считаем себя умнее естественных устойчивых взаимозависимостей. При этом плохо их знаем. На вопрос, что будет, если некто не захочет соблюдать естественные права других, а, напротив, захочет грабить и убивать, стоит ответить вопросом же: а сейчас с этим как? Государственные законы гарантируют, что ничего подобного никогда не случится? Государства предотвращают все преступления в зародыше, а пострадавшим полностью возмещают ущерб? Если это не так (а это совсем не так!), то почему вы думаете, что сообщество свободных людей с этим разберётся хуже, чем государственные чиновники? И что судья, назначенный госорганом, судит справедливее, чем судья, выбранный свободными людьми на основании доверия. Что-то мне подсказывает, что вы так не думаете.

Послушать и подумать https://www.youtube.com/watch?v=l5GwChESF4A

Шестнадцать лет, с 2008 года пишу, что мы движемся к большой войне, но ведь всегда оставалась надежда, что разум включится. Что до людей начнёт доходить, куда ведут всех принципиальные хотелки. Но нет, никто не хочет останавливаться и уступать. Меняться тем более никто не готов. Хотя на это у меня были надежды после 2014. ... Впереди, кажется, ещё есть развилки. Очень не хочется падать в бездну. Не все потом приземлятся на новую твердь. ... Вроде, понимаешь неизбежность, по людям её видишь, а душа просит чуда. И надеется.