домики

Архитектор Мария Серова в канале «Архитектурный винегрет» выпустила два больших цикла постов об архитектуре Грузии — уверена, здесь многим актуально. Во-первых, туда вошли тексты об исторической архитектуре: например, про традиционные дома дарбази, градостроительное планирование Тбилиси (части I и II) и работы реставратора Левана Хемиашвили (все посты лежат вот тут). Здесь собраны пешеходные маршруты по районам Ваке, Сабуртало и Чугурети. И отдельным сетом — тексты о современной архитектуре Грузии. Мое любимое оттуда — на фото: новый отель в тбилисском районе Сололаки от бюро LOA#3 (только посмотрите на эти стены и двери из мозаики!). Те же архитекторы проектировали медиатеки (по сути, общественные центры) в парках Ваке и Киквидзе. Чуть раньше в том же канале выходила важная серия об архитектуре времен сталинского террора и репрессированных архитекторах — тоже очень рекомендую.

В жизни бы не догадалась, зачем нужно такое сооружение. Это Sugarloaf Key Bat Tower, или башня «Сахарная голова» для летучих мышей — построили 105 лет назад в штате Флорида, чтобы бороться с комарами (мыши их едят). Вокруг постройки появился своеобразный культ, про него даже есть статья на Википедии. Как следует из текста, еще в прошлом веке башню признали памятником, но семь лет назад ее уничтожил ураган «Ирма». Восстанавливать ли — не могут решить до сих пор. Я бы конечно восстановила

Ничего особенного, просто бруталистский Барбикан замотали в ткань оттенка фуксии. Если вы в Лондоне, сходите полюбоваться до 18 августа. 100 разноцветных «заплаток» на 2000 квадратных метрах полотна — одеяния батакари, в которые облачались короли Ганы (там родился автор инсталляции, художник Ибрагим Махама). Махаму вы можете помнить по прошлой архитектурной биеннале в Венеции — там в Центральном павильоне выставляли его «парламент призраков», точную копию ганского парламента, но с сидениями из электричек колониальной железной дороги.

Еще одно про весну, смерть и храмы. Кладбищенская Часовня Воскресения в Турку — работа архитектора Эрика Бриггмана. Он из золотого поколения финских модернистов наряду с Аалто, Уно Ульбергом и другими, а этот проект в северном лесу — один из ключевых в его творчестве. По алтарю вьются живые растения, главные двери украшает кованная виноградная лоза, и такая же лоза на кресте на фасаде; кафедра — с древом жизни в интарсии (утонченной технике инкрустации деревом по дереву). Помимо декора тут важно вот что: скамейки развернуты не прямо к алтарю, а под углом 56 градусов, к панорамным окнам с видом на деревья. Этим деликатный жестом архитектор утешает тех, кто приходит прощаться с умершими близкими и друзьями.

По случаю наступающей весны — викторианская история о «цветочной» кладбищенской часовне в английском графстве Суррей. Здесь слились любовь, смерть и кельты: возвели часовню по проекту керамистки Мэри Фрейзер Титлер, а профинансировал строительство ее супруг — знаменитый художник-символист Джордж Фредерик Уоттс. Титлер верила, что каждый человек может творчески выражать себя через ремесло. И она не просто спроектировала часовню в деревеньке Комптон, а устроила для местных жителей курсы по изготовлению терракоты, чтобы они тоже могли поучаствовать. Она обучила около 70 человек создавать керамические фасадные плитки по ее эскизам. Цветочные мотивы переплелись с узорами в стиле кельтского возрождения — как и в других частях Европы, на фоне стремительной модернизации в Англии конца XIX века вырос интерес к локальному и древнему. Похоронили супругов здесь же. Уоттс умер в 1904-м, вскоре после окончания строительства. Мэри пережила его больше чем на 30 лет — и ушла незадолго до начала Второй мировой войны.

Цитируя одну из любимых присказок твиттерских: что мешает нам жить так? Корбюзье любил гостить на Лазурном берегу, задружился с хозяином заведения «Морская звезда» и дал ему несколько дельных советов по переустройству интерьера, а тот в благодарность выделил архитектору и его жене Ивонне пятнадцать метров своего участка под летний домик. Так появилась знаменитая «Хижина», или «Кабанон» — единственное жилье, которое архитектор спроектировал для себя. Причем оно не стоит отдельно, а «присосалось» к одной из стен «Морской звезды». Это было очень кстати — в бревенчатом сарайчике размером 3,66 на 3,66 метра было бы сложно разместить полноценную кухню. Поэтому в одной из стен проделали узкая дверка, через которую Корбюзье подавали бифштекс, дораду и кувшинчик вина.

Теперь это моя любимая история про фетишизацию архитектуры: в 1979 году шведка Эйя-Рита Эклеф вышла замуж за Берлинскую стену, получив фамилию Берлинер-Мауэр (с немецкого «Берлинская стена»). Когда Стену сносили, фрау Берлинер-Мауэр очень переживала и даже лечилась от депрессии — она считала, что Стена сама по себе ни в чем не виновата и не обладает ответственностью, которую взвалили люди, разрушившие ее. В качестве иллюстрации — ее «свадебное фото»

В преддверии сезона фонтанов — легкое безумие рядом с Центром Помпиду (на заднем фоне видно его трубы), фонтан Стравинского, 1983 год. Это практически семейное произведение. Его создала супружеская пара — скульптор Жан Тенгели и художница Ники де Сен-Фалль

Свежая берлинская Fotografiska — еще один пример, как граффити стали частью нового пространства. Изначально в здании 1909 года работал универмаг, по тем временам гигантский и технологически продвинутый — он занимал целый квартал, а сотрудники пользовались пневмопочтой. В темные времена здесь открыли офис НСДАП, после войны были художественные мастерские, а вскоре после падения Стены — арт-центр Kunsthaus Tacheles, который просуществовал чуть больше 20 лет. Теперь к выставочным залам добавились традиционные для «Фотографиски» бар на крыше, ресторан и большой книжный магазин. Авторы реконструкции — Studio Aisslinger

Вывески, особенно расписанные от руки, добавляют городу «человеческое измерение». В моей любимой книге «The 99% Invisible City: A Field Guide to the Hidden World of Everyday Design» (кстати, ее оперативно перевели на русский!) пишут, что в середине XX века в каждом крупном американском городе была своя «школа» мастеров-шрифтовиков с уникальными стилями и приемами. Но к 1980-м знаки и вывески стали создавать с помощью машин, а планка мастерства упала. Но поскольку любая технология вызывает ответную реакцию, сегодня вывесок ручной работы появляется все больше: «Эти естественные буквы обладают ностальгической привлекательностью, но, возможно, за их популярностью стоит что-то еще, — пишут авторы книги. — Несовершенства, следы мазков и индивидуальность вывески наводят зрителя на мысль, что за ее созданием стоял живой человек, который стремился сделать ее и функциональной, и красивой». Я думаю, это справедливо не только для нарисованного от руки, но и в принципе для всего несовершенного и даже «безвкусного». А «безвкусному» точно есть место в большом городе — вопрос только в том, в какой пропорции. Просто потому, что люди разные и хотят разного. Вот еще иллюстрации из эпохи дикого капитализма: • Реклама Pepsi на Земляном Валу; • Рекламные установки на крышах вокруг Большого каменного моста; • «Третьяковский пассаж» на Большой Ордынке