Артём Борисов, 13

А Коле верстку отправить?

"Гнетущее, тяжеловесное отсутствие футбола, явленное Шарлем в каждом его матче за «Милан», ощущалось как чёрная дыра и выглядело пустее самой пустоты. Оно было шоком парадокса. Наверное, даже не сыграв ни одной минуты за год, Де Кетеларе мог бы считаться более результативным футболистом «Милана», чем со своим нулём голов в 40 матчах. Юрий Лотман в книге о Пушкине описывал «превращение человека в бездушную вещь, страшную движением ещё больше, чем неподвижностью» – ужасы игры Де Кетеларе едва ли сводятся к вопросу о душе, но вот слово «превращение» подходит идеально. Это не он, вообще не он". Две оставшиеся части больших итальянских итогов от меня, коллег и Чемпионата: - Молодой игрок года в Серии А - Разочарование года в Серии А

"За пределами чуда «Наполи» мы находим не только напуганность остальных итальянских грандов, но и некоторые константы величия. Пусть самым ярким пятном у «Интера» был Федерико Димарко, но Барелла в свои 26 – главная глыба итальянского поколения, мастер всего, что нужно, и человек, искренне обиженный на саму возможность проиграть футбольный матч. Две крупные удачи «Интера» – в Лиге чемпионов и Кубке Италии – были напрямую связаны с тем, что команда брала центр поля. И это при постоянном отсутствии травмированного Брозовича, из-за которого вся тройка полузащиты (укреплённая блистательно переменившимся Генрихом Мхитаряном) сорвалась с чётких позиций и стала перемещаться. В результате «Интер» решил не только прямую задачу по подмене игрока, но и косвенные – по блеску и экспансии. А кто, как не Барелла, всегда был приучен делать и главное, и многое другое?" Подводим большие итоги Серии А вместе с сайтом "Чемпионата" и другими хорошими авторами. Вышли уже три текста-сборника: - лучшие игроки сезона - лучшие тренеры сезона - лучшие трансферы сезона

(1936-2023)

Вне зависимости от того, кто и когда придумал словосочетание «будда буржуазии», оно, пожалуй, вполне подошло бы и Берлускони в числе иных характерных образов. Во всяком случае, он великолепно держался пути, на котором со временем, как и полагается, практически стёрлись знаки «плюс»/«минус» и остались одни эмодзи. Поэтому, кстати, его так легко записать в криво прищуренные фигуры постмодерна, что было бы явной ошибкой. Школа и поэтика Сильвио – это всё ещё модерн, причем весьма редкий улыбчивый модерн, про который, как и про многое другое, тянет заявить, будто он бывает только в Италии. Один из лучших журналистов, когда-либо писавших на русском языке, Максим Семеляк, недавно определил постмодернизм как «тоску по мировой культуре в сочетании с тоской по мировому же бескультурью», добавляя, что «в пошлятине и дешевизне есть боль, оплаченная жизнью». Сказано вполне по-берлускониевски. Вот только постмодернизм в массе своей предполагает ещё и демонстрацию максимально сложных щей при создании заведомых пустот, это симфония пустоты, тогда как модерн Берлускони строился на увеселительном отношении к полноте действия. Речь, опять же, об образе. Нам не узнать, какими трудами оплачена вся легкомысленность этого большого стиля, в котором руководство Римской империей, пусть даже теперешней, будто бы неотличимо от руководства мужским эротическим журналом. «Видел вывеску на нашей конторе – «Институт пчеловодства»? Ну а мы тут вроде как пчёлы!» При этом ни одна ипостась в этих странных смычках, как бы предназначенных для всё того же постмодернистского распада, на самом деле не была пластмассовой и нисколько не теряла в серьёзности. Сферой Берлускони был суровый менеджмент сладкой жизни, тоже весьма итальянское явление, требующее чисто итальянского воздуха. Переход от разврата к святости не через раскаяние, а по смежности всего прекрасного освоен, кажется, только на этой земле, о чём совсем уж окончательно сказал Соррентино в двух своих ватиканских сериалах. С середины 80-х Берлускони конструировал сильные миры, в которых сегодня было бы удобно спасаться от всех пресловутых мета-поддавков – новой этики, новой искренности, новой серьёзности – если бы Сильвио родился лет на 30 позже. Это уже потом, на излёте, в рыхлом 2012-м он звал в «Милан» Гвардиолу, но опасность миновала. В итоге любовь к Берлускони простирается значительно дальше перечисления его успехов, за плоскость плоского, за дельность дел. Спасибо Сильвио за Мальдини, Сакки, Анчелотти, Ван Бастена, Гуллита, Пирло, Гаттузо, Шевченко, ещё раз за Анчелотти, Кака, Ибрагимовича, Аллегри, за всех, за Серию А, взмывшую на небывалую вершину, хоть и обанкротившуюся на том, что никто не Берлускони, кроме Берлускони. В принципе, невеликим бредом была бы мысль о том, что его большими парадигмами вдохновлялся любой великий немеханический проект последних десятилетий, включая даже «Реал» Переса и Анчелотти. В пример всем будущим новым слабостям он давным-давно изобрел новую улыбчивость, пусть даже спустя много лет она по ясным медицинским причинам окончательно затвердела на нём восковой маской. Кстати, как вы помните, первый сезон соррентиновского «Папы» заканчивался словами «Dio sorride». Бог улыбается.

Сегодня День рождения Юрия Розанова. Написано два года назад:

Про Тео Бонгонду - справка для спартаковцев. Бонгонда ни разу не Мозес и не Кейта Бальде, и никогда не будет таким же именитым. В данном случае это важно, потому что именитость, конечно, ничего не гарантирует, но уж у безвестных в "Спартаке" тем более ни черта не получается. Бонгонда играет вспышками, в основном эмоциональными. Он звезда концовки сезона для "Кадиса", герой битвы за выживание (забил блистательный гол "Вальядолиду" в одном из решающих матчей), но надо понимать, что это была за битва. В первых турах "Кадис" была ужасен, а новичок Бонгонда ходил неприкаянный. Осенью в связи с несколькими событиями произошла встряска - и "Кадис" поверил в то, что простая, недорогая, но сделанная с душой игра может принести достаточный результат. Она и приносила, причём, в основном, дома. "Кадис" выплыл на спонтанном оптимизме, раскрепощении, теории малых дел и очень позитивном настрое фанатов в маленьком прибрежном городе. Все достижения ролевика Бонгонды - производная этих процессов, ровно то, что в науке называется "положительная обратная связь". И мне трудно себе представить, что в "Спартаке" Бонгонда столкнется с раскрепощением, спонтанным оптимизмом, статусом лидера и фанатами, которые умиляются малым делам. И "достаточный результат" "Кадиса" едва ли совпадает с "достаточным результатом" "Спартака". А будет ли Бонгонда мотивирован на вырост и следующий трансфер - вопрос почти лишний, для всего этого ему достаточно играть за "Кадис".

P. S. Ну а мы сегодня в эфире Окко в 21:50. Абба, Алхазов, Борисов. Во избежание всяческих.

GENERATION ПЕП. К ФИНАЛУ ЛИГИ ЧЕМПИОНОВ Мы и так слышим эти песни всю жизнь. Не вкусно, зато полезно. Некрасивая, зато умная. Не всё то золото, что блестит. Тяжело, но надо. Не у всех есть слух/глаз/мозг. Не понимаете, так молчите. Неправильно ты, дядя Фёдор, бутерброд ешь. Ровно намедни из «Барселоны» ушёл С. Бускетс – человек, благодаря которому стала возможной сама постановка вопроса о том, на что полагается смотреть, когда любишь футбол: на футбол или на Бускетса. В этом месте образовался разлом, прежде немыслимый и, на первый взгляд, глубоко возмутительный, тем более в развлекательной сфере. Чтобы отнять у зрителя право любить «интересное», нужно было совершить поразительный ментальный переворот. Чтобы отнять такое желание – переворот ещё больший. Мы уже не заикаемся о том, что речь идёт о спорте – искусстве, над которым никогда не нависала душная совесть академического прошлого, как музыкальная классика нависает над современной эстрадой, а Серебряный век – над стишками-порошками. Спорт как зрелище - порождение ХХ-го века, он растёт рука об руку с «восставшими массами» Ортеги-и-Гассета примерно в то время, о котором столь честно написал иноагент Быков: «Пролетариат сделал революцию не для того, чтобы ходить в Малый театр, он сделал её для того, чтобы ходить в синематограф». Футбол, родившийся как поп-искусство, едва ли мог дойти до точки, в которой скука и оптимальность были бы признаны высшей искомой формой в обход игры, борьбы и интриги. Но он дошёл именно до этого – до экстаза от серости, до обмороков от методизма, до счастья от проклятой пользы, а в основной массе – по крайней мере, до тихого одобрения. Так спустя сто лет (за которые, к слову, стерлась любая унизительная разница между Малым театром и синематографом) мы загнали себя в ловушку споров о явлениях, которые надо было ещё умудриться разделить. О зрелище - и качестве. О футболе - и Бускетсе. Об игре - и Гвардиоле. У Ницше в «Утренней заре» есть довольно мстительные слова об учёных: «Перед ними всякая птица лежит ощипанной». Конечно, футбол лежит ощипанным перед тренером Гвардиолой. Концепция, которую он продолжает нести под знаменем «каталонского», под видом «романтического», в сухом остатке сводится к одной неоглашаемой цели - изгнанию соперника из участия в матче, мертвому футболу на выжженной земле. Пеп – величайший тренер и величайший честный читер в футбольной истории. Но с точки зрения искусствоведения его честность не принципиальна. Задумайтесь над тем, что читеры с шулерами во все времена наказывались не за презрение к закону и не за попрание букв. Законы и правила – сравнительно поздние цивилизационные изобретения, возникшие как реакция на дискомфорт, который первичен. Читерство презирается не за нарушение правил, а за нарушение коренных смыслов, уже названных выше - борьбы, интриги и агональности. В этом разрезе оно не слишком прочно связано с искусством игры в мяч. Однако мы (зрители) с удовольствием приняли эпоху оптимизации и путаницы – лучшего со зрелищным, лучшего с интересным, лучшего с запоминающимся, лучшего с неповторимым, а потому… А потому, например, никто не смеет предположить, что вся китчевая доля успехов «Сити» происходит не столько от невозможности с ним бороться, как в классических схемах «гранд-аутсайдер», сколько от невозможности заинтересоваться этой борьбой. Как писал тот же Быков по иному поводу, «не путайте это место с точкой опасности: скука - совсем другое дело». Скучно и глупо играть в убитую игру. А говорят – восхитительно. Ну раз говорят…

"Броневой!" - подумал Штирлиц